— О Господи! — прошептал Кэл.
— Может быть, он избрал такой способ самоубийства, чтобы дать Кэт возможность выдать это за несчастный случай — ну, знаете, съел не те грибы. Но не было никакого сомнения в том, что после смерти ребенка он все время был в подавленном состоянии.
— Поймали убийцу?
— Нет. Очевидно, это был маньяк. Это, безусловно, было одно из самых чудовищных убийств. — Фарбер вздрогнул, затем отодвинулся вместе со стулом от стола, явно собираясь уйти, не желая больше говорить об этом преступлении. — Ну, это было так давно, что, очевидно, Кэт предпочла не возвращаться к этому. Наверное, мне не следовало бы ничего рассказывать…
— Каким именно образом был убит мальчик? — вдруг настойчиво спросил Кэл. Его мысль продолжала следовать своим собственным путем.
Фарбер взглянул на Кэла, не скрывая осуждения за неуместное любопытство, говорившее скорее о его жестокости, чем о сочувствии.
— Послушайте, — настаивая на ответе, сказал Кэл, — это очень важно для меня. Как и где это происходило?
Фарбер на одну или две секунды сделал паузу.
— Они нашли его в поле в какой-то сельской местности. Он был изуродован. — Фарбер встал, обеспокоенный собственной неосторожностью. — А теперь, если позволите…
— Что вы подразумеваете под словом «изуродован»? Что с ним сделали?
— О Боже, Джемисон…
— Пожалуйста, расскажите мне, — настойчиво сказал Кэл.
— Разрезан, вот что! — Фарбер наклонился к Кэлу и прошептал, словно над могилой: — У него был разрезан живот… Знаете, как разделывают на бойне скот.
— А сердце и желудок были вынуты, — размышляя вслух, сказал Кэл.
Фарбер изумленно взглянул на него.
— Да, по-моему, именно так. А теперь, я думаю, достаточно. Так что извините меня, у меня назначена встреча.
Пренебрегая вежливостью, Фарбер поспешно удалился, его неприязнь к Кэлу теперь была совершенно очевидной.
Услышав холодный и равнодушный голос Тори на автоответчике, Кэл ничуть не успокоился. «Говорит Виктория Хэлоуэлл. Извините, что не могу с вами поговорить, но если вы оставите свое имя и номер телефона, я позвоню вам, как только это будет возможно. После гудка оставьте ваше сообщение. Спасибо».
Он оставил на автоответчике сообщение о том, что находится у себя. Он знал, что Тори носит в сумке маленькое дистанционное устройство, которое позволяет ей звонить домой и прослушивать сообщения, оставленные на автоответчике.
Он ходил взад и вперед по кабинету, думая о Кэт и Кимбелле и о том, что произошло с их ребенком.
Он был принесен в жертву.
В 1940 году его похитили последователи Обеа. Они убили мальчика, чтобы умилостивить богов, перед тем как те начали опустошать мир.
Обайфо — тот, кто похищает детей.
Его забрали боги?
Или он был отдан богам?
Кимбелл был захвачен этой религией. Но можно ли было предположить, что он принимал участие в жертвоприношении собственного сына? Что он отдал свою плоть и кровь, того, кто был ему дороже всего, ради спасения миллионов жизней?
Но существовало более приемлемое объяснение. Из дневниковых записей ясно, что Кимбелла мучила мысль о том, что он не рассказал полиции все, что ему было известно о предыдущих жертвоприношениях. Может быть, в конце концов он решил все рассказать, и тогда они похитили его ребенка, чтобы заставить Кимбелла молчать.
Но, разумеется, на самом деле все могло быть иначе. Получился хороший рассказ, но он не объясняет страшного финала. Так можно объяснить похищение, но не убийство. Чем больше Кэл размышлял, тем больше убеждался в том, что Кимбелл был замешан в убийстве своего собственного сына.
И Кэт тоже?
Она лгала ему, она заставила его поверить в то, что ее ребенок стал жертвой болезни. Логическое объяснение Фарбера не было лишено здравого смысла: она не сказала ему правду, потому что не могла заставить себя снова вспомнить все эти ужасные подробности. Разве не предостерегала бы она Кэла от этого исследования, если бы знала, что случилось с ее сыном? Знала ли она, как Вуду разбило вдребезги психику Кимбелла? Очевидно, она также хранила секрет от себя самой. Она знала, что Кимбелл занимался изучением Вуду, но отгородилась от немыслимого. Она не могла поверить, что убийство ребенка не было дело рук маньяка. Было ясно, что она думала, что Кимбелл покончил с собой не в наказание, а чтобы избавиться от невыносимой тяжести горя.
Мысль о смерти Скотти Кимбелла была бы невыносима, даже если бы это была лишь история, лишь часть трагического прошлого одного из его ближайших друзей.
Но Кэл потрясен вдвойне: он знал историю пророчества. И сейчас, понимал он, все происходит точно так же, как было тогда с Кимбеллом.
Происходит с ним.
Он скрыл от Мактаггерта то, что ему было известно.
Он стал верующим.
Симптомы нарушения умственного равновесия, которые Кэл наблюдал у Криса, должно быть, так же порази ли Скотти Кимбелла. Теперь Кэл знал, что Кимбелл имел в виду, когда писал о своих переживаниях по поводу своего сына.
Резкий телефонный звонок оторвал его от размышлений. Он схватил трубку, подобно тому, как человек, находящийся без воздуха, может схватить кислородную маску, — свою соломинку, чтобы выжить.
— Тори! — закричал он. У него не было сил разговаривать ни с кем, кроме нее.
— Дорогой, что случилось?
Слава Богу!
— У тебя ужасный голос, — продолжала она. — Даже на автоответчике твой голос…
— Я не могу сейчас объяснить, — прервал он ее, — но я знаю, что я прав.
— Насчет чего?
— Насчет Криса. Его избрали. Я уверен в этом, избрали для того, чтобы принести в жертву. Мы должны…
— Дорогой, пожалуйста, ничего с Крисом не произойдет. Я обещаю тебе, он будет в безопасности. Мы сделаем все, что будет необходимо.
Он заметил, как медленно она говорит, делая упор на примирительные слова, словно она успокаивала ребенка, который боится темноты.
— Ты разговаривала с Вото? — спросил он. — Он поможет нам?
— Он согласился сделать предписание, — ответила она. — Сегодня вечером, как только закроется магазин.
— Он не может с нами встретиться пораньше?
— Но это же будет всего через четыре часа, — сказала она. — По-моему невозможно надеяться на большее.
Да, это будет довольно скоро, подумал он. Боги, если они существуют, планируют все на десятилетия, тысячелетия, на вечные времена. Четыре часа — ничто в их расписании.
— Хорошо, — сказал он, — вечером. Я встречу тебя там.
— В шесть, — согласилась она. — И, Кэл, он сказал, чтобы ты взял с собой яйцо.
— Яйцо, — повторил он. — Как приношение?
— Нет. Это ему нужно, чтобы сделать особого рода предсказание.
— Значит, он знает, о чем идет речь.
— Он знает, что отец беспокоится о жизни своего сына, — ответила Тори. — Я об остальном… не упоминала.
— Не упоминала! — вспыхнул Кэл. — Тори, откуда же, черт возьми, он может…
— Послушай, Кэл, — перебила она, ее голос стал жестче. — Как бы ты ни был убежден в своем предположении о человеческих жертвах, найдутся верующие, которых оскорбит подобное обвинение. Если Вото может сделать предсказание, из которого будет ясно, что Крису нечего бояться, что он вырастет сильным и здоровым и проживет долгую и счастливую жизнь, это удовлетворит тебя, не так ли?
— Да, — сказал Крис, — это то, что я хочу услышать от него.
— Ты это услышишь, дорогой, — сказала она, смягчив тон. — Надеюсь, что услышишь. Увидимся в шесть.
Когда он уже почти повесил трубку, ему показалось, что она произнесла еще три слова. Он знал, что они значили и что они должны были помочь.
Но они не помогли.
Глава 34
Он был у магазина скобяных изделий без двадцати шесть. Он больше не мог сидеть взаперти в своем кабинете, терзая себя мрачными фантазиями. Расхаживая взад и вперед у магазина, он искоса бросал взгляды через стеклянную дверь. Рамон Суарес-Вото стоял за прилавком, заворачивая покупки своих клиентов и рассчитываясь с ними.
Эта картина раздражала Кэла. Он снова спросил себя, как он может верить в то, что этот торговец поможет Крису, что Крису нужна именно такая помощь?
Точно в шесть часов помощник Вото перевернул табличку с надписью «закрыто», которая висела на двери с внутренней стороны. Через минуту Тори уже выходила из такси. Она выглядела эффектно в шляпе с опущенными полями и в сшитом на заказ шерстяном пальто — дань прохладной октябрьской погоде. Кэл удивился, что она так шикарно оделась из почтения к сантеро, но вдруг заметил, что из ее сумки торчат свернутые чертежи, и понял, что она пришла прямо с деловой встречи.
— Привет, дорогой, — она его поцеловала. — Давно ждешь? — спросила она таким тоном, как будто они встречались у ресторана или у театра, а не у священника Вуду, чтобы выслушать прорицание.
— Несколько минут, — сказал он, не желая показать свое волнение.
Но она все прочла по его лицу.
— Все будет в порядке, дорогой, — сказала она, взяв его под руку.
Они пошли по тротуару.
— Ты не забыл про яйцо?
Он остановился.
— Черт, забыл! — Такая простая вещь вылетела у него из головы из-за всех этих переживаний.
— Ничего, — сказала она и огляделась вокруг. — Здесь где-то есть небольшой магазин. — Она указала на противоположную сторону улицы. — Мы сейчас его купим.
— Подойдет ли любое яйцо из магазина?
— А ты можешь раздобыть какое-нибудь другое? — беспечно спросила она. — Важно то, что ты должен его принести.
Они купили дюжину самых крупных яиц. Кэл вынул из коробки одно яйцо, и Тори убрала коробку в свою сумку.
Они снова перешли улицу к магазину скобяных изделий, и Тори постучала в дверь. Рамон Суарес подметал метлой в одном из проходов между рядами. Увидев Тори, он улыбнулся и открыл им дверь.
Наверху, в его квартире, они сначала, как и в первый раз, помыли руки. Когда Кэл и Тори вернулись в маленькую гостиную, сантеро уже ждал их, сидя по-турецки на полу. Гибкий пуэрториканец сменил свои джинсы и хлопчатобумажную рубашку, в которой он был в магазине, на темно-бордовый шелковый халат с аляповатым слоном на спине. Он выглядит, подумал Кэл, как будто он боксер по имени Кид Джамбо.