Так и нашла коса имени меня на камень имени его. Ибо нечего ему было хвастать, что именно при нём был заложен и спущен на воду сильнейший броненосный крейсер «Рюрик».
Я, конечно, не моряк от слова «совершенно». Но кое-что читал в своей жизни и помнил. Ну и прошёлся паровым катком по тому крейсеру, которым он гордился. А после взял и накидал за пять минут эскиз того, каким должен быть броненосный крейсер.
Не исторический «Рюрик» за номером два у меня, конечно, получился. Скорее вариация на тему его скрещивания с немецким линкором «Бисмарк» времен Второй мировой. То есть с четырьмя линейно-возвышенными башнями в оконечностях.
И понеслось…
Ух, как мы с ним друг на друга рычали! Я, мол, мелочь пузатая, что ничего не может понимать в кораблестроении. А он древнючий динозавр, чьё зрение уже совсем не то. Это надо было видеть!
Кстати, хорошо, что моя мама не видела! Ни ей обмороков от осознания столь недостойного поведения любимого чада по отношению к столь уважаемому человеку, ни мне красной от приложения розог пятой точки. Практически всем хорошо!
Во второй раз мы с ним лично повстречались лишь год спустя, когда приехали представлять свою уже многочисленную продукцию на ярмарку в Нижний Новгород.
— Ну что, малёк крикливый, давай, показывай, что вы там понаделали. Надеюсь, я не буду огорчён тем, что у вас в конечном итоге получилось. Всё же столько сил пришлось на вас потратить. Аж вспоминать не хочется! — Это он сам подошёл к стенду нашего завода, стоило нам только начать обустраиваться на выделенном месте. Сам! Показатель, однако! Чтоб вы понимали, губернатор Нижнего Новгорода не чурался его компании, то и дело зазывая на совместные обеды. А мы так. Простые заводчики. Одни из очень многих. Причём далеко не самые именитые и далеко не самые богатые. Даже без собственного павильона тут, как некоторые. Голытьба! Пусть и столичная.
— Извольте, Михаил Ильич, — до невозможности вежливо и официально, склонил я голову и простёр руку в сторону выкаченного из огромного деревянного ящика и пока прикрытого брезентовым чехлом автомобиля. Всё в этом моём поведении было настолько «приторно», что мне аж самому захотелось сплюнуть. А этот нет, как раз счёл всё это должным поведением с моей стороны. У-у-у! Слепошарый динозавр! Но с такими связями и с такой репутацией, до которых мне ещё расти, расти и расти. В общем, нужный и полезный слепошарый динозавр.
— Однако! — не смог сдержать эмоций господин Кази, стоило только прибывшим с нами рабочим по моей отмашке аккуратно сдернуть чехол с итога наших с отцом трудов последнего года. — Какая поразительная роскошь!
Это да. Натертый до блеска чёрный лак кузова и ничуть не хуже натёртая бронза прочих внешних элементов декора, в которых можно легко увидеть своё отражение.
Уж как мы тряслись над этой машиной в пути, чтобы её нигде не поцарапали и уж тем более нигде не уронили. Вспоминать страшно! Наверное, родители так надо мною ни разу не тряслись за всю мою жизнь, как мы с отцом оберегали наше претворённое в металле детище.
И да. Только наше. Фрезе отказался вкладываться равными долями, когда мы принесли ему детальный расчёт себестоимости изготовления разработанного нами лимузина. К такой цифре он был явно не готов. Я ведь пустил на это дело все выделенные мне средства, включая даже те, что получил в качестве компенсации за погибший в огне Бенц-Вело. И то этого хватило лишь на производство шасси. Кузов отдельно проспонсировал отец, отдав за него ещё пятнадцать тысяч рублей золотом. Пятнадцать тысяч, ё-моё! Аж вслух произносить такое страшно!
Почему вышло так безумно дорого? Так я не стал размениваться на всякую мелочь и с самого начала задрал планку, нацелившись застолбить за собой тот рынок, что когда-то в будущем подгребли под себя Роллс-Ройс, Деланье-Белльвиль, Испано-Сюиза и десятки прочих.
Почему задрал планку? Да потому что в итоге у нас получилось нечто сильно смахивающее на Роллс-Ройс «Фантом» первой серии. А это уже дизайн середины 1920-х годов! Натуральный космический корабль по нынешним временам так-то! Каждую панель кузова простукивали киянками по деревянным моделям, выполненным в натуральную величину, а после долго и упорно лудили и шлифовали! Вообще всё в этом автомобиле являлось ручной работой, для выполнения которой мы нанимали исключительно слесарей-инструментальщиков, поскольку дорабатывалось исключительно вручную. Станки покуда не дотягивали до требуемой точности подгонки.
— Прошу, господин Кази! — обойдя машину, я открыл для него правую переднюю дверь, предлагая занять место пассажира. И да, я сразу сделал ставку на размещение руля слева, чтобы потом не пришлось переделывать.
Мне-то понятно, отчего поначалу руль на автомобилях располагался в основном справа. Так и парковаться у бордюра сильно легче и водителю безопасней покидать машину, чтобы осмотреть двигатель. А покидать машину приходилось часто. Техника-то в первые десятилетия была сырая, нередко начинала «капризничать» прямо в пути. Вот и приходилось шоферам то и дело вылезать из-за руля, да нырять с головой под капот. А некоторые вовсе ездили в компании с механиками сразу. Особенно такси поначалу.
Ну и, понятное дело, выходить вправо — сразу на тротуар куда как безопаснее, нежели влево — под копыта объезжающих тебя лошадок. Я же просто сразу предпочёл добавить боковые зеркала заднего вида солидных размеров. Чем и решить вопрос с безопасностью выхода из машины.
— А ты, малёк, чего это делаешь? — расположившись в предложенном кресле и с удовольствием повертев головой, оглядывая весь пышущий богатством салон, он с каким-то скепсисом покосился на меня, когда я, выдохнув, уместил на водительском месте дополнительную седушку, а, разместившись на ней, принялся подвязывать к своим ногам деревянные колоды.
— Так вы же сами изволили велеть продемонстрировать вам автомобиль во всей красе, — с некоторым недоумением во взгляде, тут же отозвался я, временно перестав закреплять свои туфли в «удлинителях ног». — А вся краса автомобиля заключается в том, как он едет.
— Ты это чего удумал? А? — мгновенно прищурился Кази, явно не ожидая с мое стороны ничего хорошего.
— Ой, да ладно вам! Один раз живём! Ничего с вами не случится, не переживайте, — как от чего-то незначительного отмахнулся я, внутренне расплывшись в гаденькой улыбке. Ну а чего он опять начал бочку на меня катить? Я, между прочим, профессионал! — Чтоб вы понимали, сейчас во всём мире имеются лишь два человека, что умеют управлять данным красавцем, — нежно потер я упакованной в белую перчатку рукой по толстому ободу руля, обшитому кожаным чехлом. — Мой отец и я. Причём у меня выходит куда как сподручней. — Ну да, папа́ пока что походил на ученика автошколы, который смотрит, то на рычаг КПП, то на приборы, тогда как смотреть необходимо на дорогу. Это лишь у меня выходило управляться со всем этим делом по старинке.
— Так. Выпусти меня отсюда, — посверлив меня с пару тройку секунд нехорошим взглядом, принялся искать он способ открыть дверь.
— Пассажирам слово не давали! Вас везут с комфортом, вот и радуйтесь! — не стал я помогать ему с делом покидания «идущего ко дну судна». Ну это по его мнению нас ожидало «погружение на дно» под моим-то чутким руководством.
— Меня пока никто никуда не везёт! И слава богу! — начал этот паникёр дергать за всё подряд в надежде вовремя покинуть «тонущий корабль».
Хотя с какой-то стороны понять его было можно. Я же ещё шибзик совсем. Девять лет всего стукнуло. Ни роста, ни веса, ни мускулов. И на фоне огромной машины, куда как более габаритной, нежели всякие там советские ВАЗ-ы, ГАЗ-ы, Москвичи смотрелся совсем мелким. Было с чего переживать.
Но, блин, я-то себя знал и был в себе уверен!
— И это бравый морской офицер? — воспользовался я грязным приёмчиком, облив его полным брезгливости взглядом. — Хорошо, что мой отец не такой. Хоть, глядя на него, веры в отечественные военно-морские силы не потеряю.
— Ах ты малёк нахальный! — такое ощущение что мне прямо на ухо проревела та самая иерихонская труба. Вот теперь сразу стало ясно, что это морской офицер. Привык перекрикивать корабельный гудок, блин.
Я даже головой потряс от оглушения и испугался, как бы стёкла не раскрошились от такого звукового удара. Они ведь, эти стёкла, у нас закалённые, чтобы в случае чего пассажиры точно не поранились. А то ведь вплоть до 1930-х годов при авариях одной из основных причин смертности были страшнейшие резанные раны, полученные от осколков разбитых стёкол. Тогда ведь во все автомобили, не относящиеся к классу «люкс», в целях экономии ставили обычные оконные. Мы же изначально начали печься о своей репутации. Потому даже со стёклами пришлось заморачиваться. Плохо, что я никак не смог припомнить ничего о процессах ламинирования стёкол. Ну да всего знать не возможно. Увы и ах.
— Чего вы так пугаете автомобиль? Он бедный аж затрясся весь с испуга! — вновь нежно погладил я ладонью по рулю. — Не бойся его, красотка. Папочка тебя в обиду не даст, — принялся я успокаивать машину под шокированный взгляд пассажира. — А начнёт буянить, мы его выкинем с борта прямо на ходу. Да? Хорошо, милая. Так и сделаем. Раздавим его задними колёсами в лепёшку, чтобы знал своё пассажирское место.
Чего автомобиль слегка затрясся? Так это я двигатель запустил, пока кто-то там исходил на глотку.
Ведь, как в постперестроечные времена учила нас наука экономика, никак нельзя дать клиенту сразу же безупречную машину. Иначе заводу потом не на чем будет зарабатывать всё новые и новые деньги. А вот разработав всё, как надо, и после этого специально ухудшив получившийся результат, мы обеспечим себя работой на многие годы вперед. Так-то!
Вот и в этот раз даже люксовый автомобиль мы с отцом не стали делать сразу же неподражаемым. Как то могли бы. Теоретически.
По нынешним временам он даже такой, слегка трясущийся, являлся чем-то недостижимым для всех остальных производителей авто. А мы же себе обеспечивали возможность раз в 5 лет выбрасывать на рынок обновлённую новинку без затрачивания новых средств на модернизацию производства или же изменение конструкции машины.