Теперь вот стоим, тушим чем можем. Отец лопатой песок с землей закидывает на машину, а я своей верхней одёжой сбиваю те языки пламени, которые всё выбиваются наружу и никак не желают угасать.
— Сын. Дай ка мне свои пистолеты, — серьёзно так произнес отец, как только мы справились с пожаром и были полностью готовы ехать дальше.
— Э нет, папа́. Тебя посадят, — совершенно чётко понял я его намерения мстить страшную мстю нашему обидчику. — А тебе ещё заводы дома строить. Крупные. Очень. Чтобы вообще все обзавидовались. А вот мне не будет ничего. Ибо не докажут! — начал я перезаряжать дробовые патроны на родные для дерринджеров короткие 41 калибра с 8-граммовой свинцовой пулей. — Потому, давай ты сейчас выдохнешь. Спокойно сядешь за руль и спокойно выиграешь эту гонку. А пока все будут с тобой ругаться или поздравлять, я навещу кое-кого. Ведь я его запомнил.
— Сын, — таким холодным тоном можно было замораживать океанскую солёную воду.
— Отец. Так надо, — настоял я всё же на своём. — Сам ведь знаешь, что ребёнок я лишь телом, но никак не разумом. Быстро вырос у вас с мамой. Я всё понимаю не хуже тебя и всё сделаю, как надо. И даже грех на душу не буду брать. Лишь преподам урок хороших манер. Он на всю жизнь такой урок запомнит.
— Опять будешь стрелять в афедрон? — посверлив меня с минуту тяжелым взглядом, всё же вздохнул он тяжко, и махнул на меня рукой. Ну да. Он знает, куда я предпочитаю целиться, если есть такой шанс. Что ни говори — а доля воспитательного эффекта в таких делах обязана присутствовать. И человеку понятно — что это наказание, и мне за убийство не надо грех на душу брать. Всем хорошо! Ну, почти.
— Буду, — кивнул я так солидно, чтобы не осталось никаких сомнения. — И даже не пытайся меня потом остановить!
Гонку эту чёртову мы всё же выиграли. Примерно за 50 километров до финиша обошли всех встречных-поперечных-попутных, немного потолкавшись для того бортами, сбили ещё двух собак на подступах к Парижу — ну сами же под колёса бросаются, потеряли на рассыпанных гвоздях три колеса, которые заменили на запасные в течение 9–10 минут. И под звонкую тишину встречающих масс въехали под приветственную вывеску.
Ещё бы! Выглядели-то мы внешне очень колоритно. Матушка едва увидев нас, едва не кинулась кидаться в обморок. Чтоб, значит, все прониклись.
Уезжали-то мы все такие красивые, натёртые до блеска и нарядные. А вернулись — без передних крыльев и фар, с покорёженной и кое-как выправленной молотком фальшрешеткой радиатора, без лобового стекла, с прокопченной и местами даже прогоревшей насквозь кормой. Борта измяты вдрызг. Сами все тоже прокопченные, особенно лицами. Да к тому же я весь из себя такой красивый в своём комбинезончике, где прожженных дырок больше, чем самой оставшейся материи. И главное глаза! Глаза у нас обоих такие добрые, что просто жуть берет!
И пострелять мне, главное, не дали, сволочи! Тот, кто нас пытался сжечь, до финиша банально не доехал. Якобы с концами затерялся где-то по пути на просторах Франции, так что жандармы лишь развели руками. Мол, не шмогла. Но вы ждите, ждите, обязательно найдём. Возможно. Когда-нибудь. Если прикажут.
Хорошие они тут все. Горой за своих стоят. Надо будет в будущем сделать всё возможное, чтобы немцы по ним паровым катком всё же прошлись. Нефиг нашим, русским, солдатикам помирать за французские булки. Пусть сами свои булки защищают до последнего солдата. Или сжимают покрепче.
Но мы отыгрались потом. Когда получили из рук руководства «Автомобильного клуба Франции» свою заслуженную награду и после обратились к собравшимся вокруг участникам соревнований, их родным, а также газетчикам с заранее подготовленной и отрепетированной речью.
Ну, как мы? Это папаня жёг глаголом по сердцам людей. У него французский язык, как родной. А я просто рядом стоял. Хе-хе!
— Месье! Самое главное, что я хотел увидеть, приезжая в вашу страну, я увидел! Затаенный страх вперемешку с завистью в глазах всех без исключения моих конкурентов на ниве автомобилестроения и неприкрытый восторг в глазах прочей достопочтимой публики! Именно их глаза, являются для меня главным мерилом в оценке своего несомненного успеха…
Скандал, короче, вышел знатный. Катком проехались мы там по всем и каждому, кто встретился на нашем тут пути. Применяя вежливые обороты речи, обозвали их всех скопом — техническими бездарями, что своими изделиями позорят само высокое звание автомобилестроителя. А также пообещали засудить всех тех, кто спёр наши, честь по чести запатентованные, идеи для кривой реализации в своих недостойных тарантайках.
Нас даже князь Урусов — нынешний посол России во Франции, вызывал к себе, чтоб пожурить! Так душевно вышло!
Газетчики-то денежку свою отработали на все 100%! Даже на улицах народ всколыхнулся и принялся нас обсуждать. Что мы, мол, вообще края потеряли. Особенно в том плане, что предлагали свои автомобили по таким заоблачным ценам.
Но ведь даже отрицательные слухи — это всё же слухи. А реклама — она реклама и есть.
Глава 13Огнепоклонник
Не успели мы вернуться из опостылевшей нам Франции домой, как попали… Нет, не с корабля на бал. А, скорее, из огня да в полымя.
Переезд. Как много в этом звуке страшного для человека. Бррр! Пожар с одновременным наводнением в борделе во время революции! Как он есть!
Маман затеяла ремонт. Капитальный. Всего нашего дома. Заранее. С достройкой его вверх ещё на пару этажей для последующей их сдачи за денежку. Не малую! Как раз к нашему возвращению и соответствующее разрешение от городской управы на проведение данных работ подоспело. Очень вовремя! Середина лета уже наступила! Но, что поделать? Чиновники работают, как чиновники. Не быстро.
Пришлось нам всем переселяться срочно в соседний дом. Опять же наш, но куда больший, трёхэтажный и многоквартирный. Туда же вынужденно переехал наш единственный сосед по дому — Сергей Николаевич Виноградский. Микробиолог. Член-корреспондент Императорской академии наук в Санкт-Петербурге. Основатель таких направлений исследований как экология микроорганизмов и почвенная микробиология. Сотрудник Института экспериментальной медицины. И многая, и многая, и многая прочая.
Ну, вы меня поняли, да? Попаданец я или погулять вышел? Во! Попаданец! А это заставляет соответствовать! Плюс в автопроме столько отпахал! А значит что? А значит, научился мастерски перекладывать свои заботы на чужие плечи, поскольку и своих с головой хватает. Тот из работников автопрома, кто это делать не умеет, на работе так и подыхает с концами под завалами забот, причём, нередко чужих, благополучно на него спихнутых.
Короче. Еще в 1893 году, когда он к нам в соседи только-только заехал, сняв у нас половину дома под наём, и, как культурный человек, начал заходить по-соседски на чай, я ему и принялся капать на мозги про ацетилсалициловую кислоту. Ну кто из советских граждан не знает это словосочетание? Да все знают! Даже забулдыги, давно свои мозги пропившие, и то, наверное, вспомнят. Разве что не выговорят. Но хоть напишут на бумажке. С ошибками.
Да, да! Тот самый банальный аспирин. О котором я помнил только эти два названия. Ну и результаты воздействия на человеческий организм, конечно.
Не быстро с ним сладилось у местных медицинских светил. Работа-то была, так сказать, факультативной. А как иначе? Соседский мелкий ребятёнок что-то там буркнул из числа вполне знакомых слов и заявил, что это панацея. Смех, да и только! Вот Сергей Николаевич и занимался ацетилированием салициловой кислоты в свободное от прочих трудов время. Хорошо, когда название лекарства отражает процесс его получения!
Потом забегал, как ошпаренный. Получил-таки достаточно чистый продукт и убедился в его свойствах убивать бактерии. Заявку на патент смог получить уже в 1896 году, на год опередив одного немца. Теперь вот богатеет потихоньку, хотя и до того в средствах затруднений не испытывал. Папенька у нас землевладелец знатный и банкир. Так что даже фабрику уже успел построить для производства нового лекарства.
С тех пор ко мне со всем почтением. К тому же и сам видит, какие мы с отцом крутые штуки выпускаем. И также знает, что я гений. Ага. До сих пор непризнанный. Не даётся мне латынь, хоть ты тресни. А без знания латыни о какой гениальности может идти речь? Ни о какой, конечно же! Латынь — всему мерило!
К чему я это всё веду? Так уже года два как он страдает со всякими грибками да плесенью. Название «Пенициллин» я ж тоже помнил точно так же, как местные знают отче наш. Ну а грибки с таким латинским названием уже лет сто как описывались в умных книжках. Или около того. Немалое у них семейство оказалось, у грибков у этих. Приходится перебирать их всех, как мне поведал Виноградский столь же грустный, как и я. Ему ведь тоже переезд, как серпом по тому самому. Вот вообще не к месту был. Тем более что всего-то 8-комнатная квартира, которую маман смогла ему на время предложить, это вам не половина дома в 2 этажа и два десятка комнат.
Но что тут поделаешь? Нам всей семьёй также придётся страдать в такой же точно халупе. Всего-то 8 комнат и около 200 квадратных метров общей площади. С прямым видом с балкона на Зимний дворец. Халупа! Как она есть халупа! Жизнь — боль, как не в первый раз уж убеждаюсь!
Одно во всём этом переезде оказалось хорошо. Видимо, прознав, что мы решили сильно так вложиться своими деньгами в перестройку сперва первого дома, а после и второго, чтобы сделать оба ещё более доходными, одна завистливая княгиня от нас временно отстала. Поскольку никаких криминальных поползновений в нашу сторону более не воспоследовало. Мы с папаней бдели и глядели в оба так-то! Я ж ему всё рассказал.
Скорее всего, старушка разумно предположила, что лучше пусть мы сами потратимся солидно, а там она всё вместе к своим рукам и приберёт. Свеженькое. Только-только после полнейшего ремонта высшего разряда. А значит более доходное! Умеет считать чужие деньги эта мадама! Умеет! Ремонт-то такой лет десять окупаться будет, ежели не дольше.