Как отметил мичман Губонин, огонь японцы открыли где-то в 12:45 с дистанции в 50 кабельтовых и на протяжении последующих 30 минут «Варяг» вёл с ними перестрелку в одиночку.
Вот тут-то в полной мере и сказалось отсутствие столь сильного противника, как «Асама». На первом этапе разыгравшегося сражения вместо 5 снарядов, наш крейсер поразил всего 1, не нанеся ему при этом сколь-либо заметных повреждений. Не были разрушены треть дальномерных постов «Варяга», не были выведены из строя полдюжины орудий, его экипаж вообще не понёс потерь, не приходилось отвлекаться на тушение пожара в корме. Иными словами говоря, корабль сохранил свою полную боеспособность к тому моменту, как преодолел все 6 миль узкого фарватера, добрался до острова Йодолми и, пройдя его, повернул право на борт.
Именно этот манёвр чётко дал всем понять, что русский крейсер пойдёт на прорыв западным каналом. Но, что было куда важнее для артиллеристов «Варяга», с этого момента он начал столь долгожданное быстрое сближение с противником, с которым прежде был вынужден перестреливаться с дистанций в 35–45 кабельтов.
Причём японцы оказались не в самой удобной позиции, поскольку, видимо, до последнего полагали, что прорываться мы будем восточным каналом, по направлению к которому и держали курс двумя отдельными колоннами в 3 и 2 крейсера соответственно. При этом из-за несогласованности действий первая тройка постоянно перекрывала линию огня оставшейся паре крейсеров, отчего те не произвели ни одного выстрела с самого начала боя.
Пришлось контр-адмиралу Сотокити Уриу срочно принимать не самое лучшее решение — идти на полный разворот тремя своими крейсерами, находясь при этом под огнем всего левого борта «Варяга» с «Корейцем», и не имея при этом возможность на протяжении ближайших 10 минут отвечать противнику хотя бы схожим количеством орудий.
Но зато именно этот манёвр в конечном итоге выводил его в идеальную позицию для выставления палочки над «Т» русскому флагману, а потому временные неудобства нахождения под сосредоточенным огнём можно было и перетерпеть.
Тут уже и нам, наконец, дали отмашку продемонстрировать всё, на что мы только были способны. А всё потому, что дистанция между противоборствующими сторонами в это время сократилась до 15–17 кабельтовых и огонь «Варяга» превратился из простого выбрасывания снарядов куда-то в сторону противника, в нечто действительно прицельное. Во всяком случае, на флагманской «Наниве» уже в двух местах начинало что-то чадить. Да и вести ответный огонь продолжали не все его орудия.
Впрочем, не только Руднёв решился в этот самый момент бросить на доску противостояния имеющийся в рукаве козырь. Точно так же, как мы, получив условный флажный сигнал, устремились в атаку на флагман японцев, нам навстречу устремился их 14-й миноносный отряд, с которым нам так-то предстояло столкнуться едва ли не нос к носу сразу после сброса торпед. Но о том мы покуда не ведали, выводя свои катера на максимально возможную скорость.
И тут я банально не выдержал той давящей на нервы тишины, что образовалась в рубке нашего катера, и начала буквально сдавливать мои мозги и сердце, вымывая из меня последние остатки былой смелости с бахвальством. Потому неожиданно для самого себя затянул буквально ворвавшуюся в голову песенку на мотив когда-то давно услышанной в одном приключенческом фильме про пиратов.
Йо-хо, чёрт нас
Ждал у самых врат.
Йо-хо, отбросим страхи,
Несёмся прямо в Ад!
Тут нас конкретно так приложило близким разрывом явно шестидюймового снаряда, поскольку катер аж слегка подбросило в воде и он, бедолага, заскрипел разом всем своим «сопливым» остовом. Это персонально по нам отстрелялись из носового орудия японского флагмана, поскольку наш катер шёл крайним справа и выходил как раз в самый нос «Наниве».
Йо-хо, стенайте черти,
Что ж нам Дьявол не рад?
Йо-хо, прочь сомненья
Для нас теперь нет преград!
Сжав зубы от напряжения, буквально просипел я следующий куплет крутящейся в голове белиберды, параллельно прислушиваясь к поступающему по переговорной трубе докладу нашего моториста о том, что в моторный отсек начала поступать вода, как из раскрывшихся прежних пробоин, так и через новообразовавшиеся.
Йо-хо, встанем вместе,
Рюмки поднять должны.
Грянем все, мальки и мичманы,
Смерти мы не нужны!
А вот это уже был мой крик души, когда мы на 33 узлах влетели прямиком во вставший перед нашим носом пенящийся водяной фонтан высотой метров так под пятнадцать. Ведь упади этот снаряд на каких-нибудь 10 метров ближе и вместо миллиардов брызг воды в воздух поднялись бы миллионы деревянных щепок, которые только и остались бы от нас при прямом попадании в катер столь мощного фугасного снаряда.
— Дистанция! Курс! — кратко прокричал я Губонину, как и во время нашей первой атаки.
— Семь кабельтовых! Курс что надо! Так держать! — уже поняв, как со мной следует общаться, тут же проорал в ответ мичман. И да, теперь я уже был в курсе, что 1 кабельтов — это 1/10 морской мили.
— Течение учёл? — не стал я оставлять его в покое, поскольку хотелось слышать рядом чей-то голос, чтобы не так сильно мандражировать самому.
— Да! Учёл! Отстреляемся точно так же, как и по первому кораблю! Течение нам в помощь! Главное, чтобы японец на циркуляцию уйти не успел! Этот-то не стоит на якорях!
— Да хрен с ней, с этой циркуляцией! Главное, чтобы он по нам прежде не попал! — прокаркал я, как самая настоящая ворона, тем самым заслужив шипение со стороны всех меня услышавших членов экипажа.
Ну и, естественно, накаркал. Снаряд в движки нам всё же засадили. Правда уже сильно после того, как мы вышли на дистанцию минной атаки и сбросили обе «рыбки» в воду. Как и все остальные катера нашего отряда.
Тут нам сильно повезло, а японскому флагману сильно не повезло в том плане, что он изначально являлся небольшим, тихоходным и старым крейсером 2-го ранга. Ему ведь уже почти 20 лет исполнилось так-то! И все эти годы он активно эксплуатировался, воевал, да ржавел потихоньку всеми своими внутренностями. С ним даже перевооружение на современную скорострельную артиллерию сыграло злую шутку.
Точнее не так. «Наниве» не повезло в том плане, что его заточили исключительно на противодействие нашим крупным бронепалубникам, впихнув на палубу аж 8 шестидюймовых орудий.
В результате на его борту банально не осталось места для установки лёгких и скорострельных пушек противоминной артиллерии — той самой, что предназначалась для борьбы с миноносцами и минными катерами.
Проводившие модернизацию корабля судостроители сподобились пристроить всего две 57-мм скорострелки на его носовой части, лишь одно из которых могло вести огонь в нашу сторону. И на этом всё!
Понятно, что таким куцым противоминным огнем остановить атаку четырёх катеров оказалось совершенно невозможно. А для 152-мм орудий мы представляли собой слишком мелкие и шустрые мишени, вшестеро уступая по общей площади своих корпусов даже находящимся здесь же небольшим японским миноносцам.
Вдобавок шедший с отставанием в 2 кабельтова следом за своим флагманом крейсер «Ниитака», который как раз таки мог нашпиговать нас солидным количеством 47-мм и 76-мм снарядов, как и весь его экипаж, являлся зелёным новичком в японском флоте, вступив в строй буквально за полторы недели до начала войны. Отчего экипаж банально не успел освоить свой корабль.
К тому же, на него спихнули тех, кто прежде оставался вовсе невостребованным на прочих кораблях японского флота. Что так-то говорило многое о профессиональных навыках его матросов и офицеров.
Да, с его борта активно пытались закидать наши катера снарядами, однако выучка расчётов оказалась, мягко говоря, откровенно паршивой, отчего они не добились вообще ни одного попадания в кого бы то ни было. Там даже о накрытии не могло идти речи, столь криво и косо вели они огонь.
Мой же катер подбило 47-мм орудие миноносца «Манадзуру». Следуя хвостиком за катером ведущего, я сперва отвернул право на борт, чтобы побыстрее уйти от огня кинувшихся врассыпную от выпущенных нами торпед японских крейсеров, а спустя пару минут вынужден был заложить резкий поворот на левый борт. Это папа́ разглядел идущие с запада прямым курсом на «Варяг» японские миноносцы и повёл нас в самоубийственную атаку им навстречу. Лоб в лоб!
Да, он сделал то, чего никак нельзя было бы ожидать от любого российского олигарха тех времен, в которые я доживал свою прежнюю жизнь. Не раздумывая, поставил свою жизнь на кон, чтобы только спасти корабли отечественного флота. Другие нынче были времена, другие люди. Да и в середине XX века такие всё ещё встречались повсеместно и у всех народов. А вот в более поздние года… Эх. Поизмельчал народец.
Мы как раз завершали поворот на левый борт вслед за ведущим, как в полутора метрах передо мной что-то взвизгнуло, раздался страшный скрежет, предсмертный рёв подбитого мотора, а после в воздух полетели части обломанных поршней. И всё это под стрёкот нашей носовой пулемётной спарки, бьющей по приближающемуся японскому миноносцу длинными очередями буквально на расплав стволов.
Естественно, потеряв половину своей мощности, мой катер мгновенно клюнул носом, а также ушёл в неуправляемую циркуляцию, поскольку погибла только одна спарка моторов, тогда как вторая продолжала работать на полную катушку. Это-то нас и спасло от тарана японцем.
Мы буквально на пятачке́ развернулись, за секунду-две встав параллельно направлению хода «Манадзуру». И в итоге разошлись с ним бортами на дистанции в какой-то метр-полтора.
А вот Кази так не повезло. Его «Игрек» разрезало на две части таранным ударом такого же точно миноносца, начисто снеся торпедный жёлоб, что начинался сразу же за небольшой рубкой. Только это их и спасло от мгновенно затопления — запаса плавучести отгороженного водонепроницаемой переборкой носового моторного отсека оказалось достаточно, чтобы удержать оставшуюся половинку катера на поверхности воды. Плюс самим японцам было вовсе не до нас — они неслись атаковать «Варяг», тогда как наши катера лишь оказались незначительным препятствием на их пути. Так, должно быть, первоначально полагали экипажи этих миноносных кораблей.