Две же машины уже вовсе списали в утиль. На одной штабной легковушке ухнули в речку с моста пьяные вдрызг господа офицеры, решившие покататься на ночь глядя, а вторая легковушка сгорела по банальнейшей причине.
— Сегодня мы все собрались здесь, чтобы отдать последнюю дань уважения нашему безвременно почившему другу и можно даже сказать несостоявшемуся боевому товарищу, — то краснея, то белея лицом, читал прощальную речь командир нашего полка, изредка кидая взгляд на обгоревшую раму машины. С неё уже скрутили всё, что только виделось возможным использовать в дальнейшем в качестве запчастей, а оставшееся украсили еловыми ветками и прикрепили сверху красную бархатную подушку, водрузив на ту главное действующее лицо нынешнего мероприятия. — Пусть земля ему будет пухом, а вам всем наукой на будущее.
Трижды перекрестившись, он махнул рукой, мол, приступайте и полез грузиться в штабной автобус. Это я, хоть и с немалым трудом, но всё же убедил брата царя в необходимости проведения подобной траурной церемонии. А он уже донёс сию, несомненно, достойную мысль до своего начальствующего над всеми нами родственника.
Ведь сколько раз было говорено! Не курить во время заправки автомобилей! Так нет же! Всё, как с гуся вода! Причём со всех и каждого! Что офицеры, что унтер-офицеры, что рядовые раз за разом косячили в этом плане. Вот и подговорил устроить старый армейский ритуал просветления сознания.
То есть это для меня он был старый и уже однажды пройденный в моей прошлой далёкой молодости. Для местных же данное действо стало настоящим откровением. И, судя по не сильно-то доброжелательным лицам собравшихся, за всеми курящими отныне точно будет особый пригляд.
Ещё бы его не было! Ведь в то время, когда командир полка, командиры батальонов и командиры рот грузились в машину, чтобы проделать путь от казарм полка до места погребения с относительным комфортом, все остальные, включая младших офицеров, готовились превозмогать.
Причём более всего досталось самым-самым залётчикам с офицерскими погонами. Ведь именно им, а также отобранным лично ими подчинённым, предстояло тащить на своих руках ту самую автомобильную раму, что весила под 300 килограмм.
Все же остальные бойцы полка были вынуждены маршировать следом за ними на своих двоих в полной выкладке, включая бронированные панцири и каски! А это, скажу я вам, капец какое испытание! Я и сам уже дышал, словно загнанная лошадь, хотя мы только-только сдвинулись с места. Ведь 40 килограмм нагрузки — это 40 килограмм нагрузки! Коленки подрагивали и даже подгибались под такой тяжестью чуть ли не с первого шага.
Да! Сам же предложил и сам же страдаю! Пришлось вот хлебнуть лиха, как и всем остальным моим сослуживцам, дабы не отрываться от коллектива и не наводить на себя подозрения. Прибьют ведь нафиг, если прознают, что это я истинный виновник наших нынешних невзгод.
Чем же мы таким занимаемся вообще? Да бычок хороним! Обычный такой окурок, оставшийся от папиросы. Причём в данном конкретном случае наказанию подвергались не только те ухари, что умудрились спалить учебную машину во время её дозаправки, но и любители кататься на пьяную голову. Невзирая на должности и звания!
Это им ещё покуда не сообщили, что копать могилу для похорон бычка также будет их прерогативой. Как и возвращение «рамы-лафета» обратно в расположение части.
Нашёлся среди этой залётной братии даже один сильно упёртый павлин, который заявил великому князю, что это ниже его достоинства — таскать всякое разное. Теперь вот, мигом выпнутый из гвардии, готовится ехать на Дальний Восток, чтобы получить распределение в какую-нибудь обычную пехотную роту. Остальные же мигом прониклись перспективой и оставили своё мнение исключительно при себе.
Бычок сей, кстати, заботливо подложил к раскрытой канистре я сам. Да и канистру открыл тоже я. Чтоб, значит, не дожидаться второго пожара, который не мог не воспоследовать, учитывая то, как тут все относились к своей службе.
А народ реально лажал раз за разом. И вообще воспринимал выполнение своих военных обязанностей не, как службу в моём её понимании, а как обычную гражданскую работу. Я даже не единожды уже слышал бурчание солдат по поводу того, что их всех гоняют на каких-то никому не нужных учениях, вместо того, чтобы отпустить подзаработать денежек на тех же стройках, что ныне в огромных объемах велись в Санкт-Петербурге.
Вот тоже! Казалось бы, финансовый кризис ещё не прошёл, плюс война началась, а строительство всевозможных домов и фабрик в столице велось ныне в таких объемах, что абсолютно все стройматериалы, как и рабочие руки стались жутким дефицитом.
Сам не единожды наблюдал, как подрядчики или начальники строительных артелей приезжали к командирам рот нашего полка, чтобы договориться насчёт выделения солдатиков в работники, но все, как один, уезжали ни с чем.
Было тут такое правило — отпускать нижних чинов в свободное от учебных занятий время на вольные работы. Причем во второй половине лета вообще практически всем составом, оставляя в казармах лишь дежурных.
А тут, вдруг, сплошные учения и вообще война! И никаких возможностей срубить деньгу, оставаясь при этом на полном обеспечении государства. Начнёшь тут недовольно ворчать!
Вот поварившись во всём этом всего-то пару месяцев, я чётко понял, что нынешний российский солдат своим отношением к службе более всего напоминает солдата США из моих прежних времен. Того самого, про которого у нас в народе шутили, что без поставок лимонада и туалетной бумаги он вовсе отказывался воевать. С учётом временны́х реалий, естественно.
Они, конечно, с одной стороны вынуждены были выносить определённые тяготы службы. Тот же сон на деревянных нарах, укрывшись шинелью лично мне, ни здоровья, ни настроения не прибавлял. Да и завтрак хотелось бы иметь так-то, а то к обеду уже абсолютно все готовы были грызть свои ремни, столь сильно начинало сводить живот.
С другой же стороны, не только обязанности, но и права военнослужащих тут соблюдались чётко. То есть народ реально знал свои права и внимательно следил за тем, как бы их даже на самой мелочи не обсчитали. И даже те рассказы советских времен, о том, что офицеры пропивали или просаживали в карты полковые деньги, тем самым оставляя солдат голодными и холодными, являлись далёкими от правды побасёнками.
Да, порой случались и подобные эксцессы. Но деньги эти после возмещались из полковой же казны, чтоб только солдаты не подняли бучу. И вообще очень немалая часть финансово-экономической жизни роты находилась в руках унтер-офицеров и выборных из числа рядовых. Центральное снабжение было только мукой и крупами. Всё же прочее продовольствие выборные сами закупали на местах, одновременно реализуя излишки той же муки, что образовывались постоянно.
Наша рота, конечно, питалась получше многих. Как-никак аж брат царя в командирах, да и моя семья не поскупилась подкинуть деньжат. Но и все остальные уж точно не пухли с голодухи, если только сами же не профукивали выделяемые им средства. Вот так тут и тянули солдатскую лямку.
— Песню запевай! — гаркнул, что было сил генерал-майор Романов Сергей Михайлович, удостоверившись, что мы все, поднатужившись, двинулись в «скорбный путь».
Песня, кстати, тоже моя. Точнее мною очень удачно припомненная и совершенно честно украденная. Тут ведь каждому гвардейскому полку полагалась своя уникальная песня, вот я и расстарался в угоду великому князю. Причём расстарался очень удачно. Довольны были все, ибо попал чётко в тему. Её-то мы и грянули вразнобой. Уж как смогли.
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Полк гвардейский, полк наш броневой.
Служим мы — и песня в том порука
Нерушимой, крепкою семьей
Пять гвардейцев — пять веселых братьев
Экипаж машины боевой.
На траву легла роса густая,
Полегли туманы, широки.
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.
Но разведка доложила точно:
И пошел, командою взметён,
По родной земле дальневосточной
Полк гвардейский, полк наш броневой.
Мчались бойко, ветер подымая,
Наступала грозная броня.
И летели наземь самураи,
Под напором стали и огня.
И добили — песня в том порука —
Всех врагов в атаке огневой
Пять гвардейцев — пять веселых братьев
Экипаж машины боевой!
Меня, кстати, за эту песню чуть ли не на руках качали, поскольку по сравнению с таковыми прочих гвардейских полков, она действительно брала за душу и наглядно демонстрировала удаль нашего полка. Ту самую удаль, показать которую нам ещё только предстояло грядущей зимой.
Почему зимой? Да потому что ранее сентября-октября выдвинуться на фронт мы не сможем совершенно точно. Всей потребной техники банально не окажется в наличии, да и полк мы сильно сборный. Каждый из четырёх лейб-гвардии стрелковых батальонов выделил на наше формирование по одной роте, которые и начали срочно развёртывать в батальоны. Так что нам ещё сбиваться и сбиваться в нечто цельное и боеспособное.
Плюс мы с папа́ сразу же предупредили кого надо, что броневик в тех краях сможет нормально действовать лишь летом или же зимой, когда грунт либо сухой, либо промёрзший на достаточную глубину, как и многочисленные мелкие речушки. Благо снега в Маньчжурии обычно выпадало совсем немного. По нашим-то мерками — вообще сущий мизер. Потому встретить глубокие сугробы практически не представлялось возможным. Так что с цепями противоскольжения на колёсах машины там вполне себе могли действовать в полной мере.
Куда больше опасений у нас вызывала возможность организации бесперебойного снабжения топливом и маслами на столь удалённом театре боевых действий, куда поезда и так шли сплошным потоком, отчего случались заторы с длительными простоями многих грузов. Всё же моторная техника — это вам не лошадки. На подножном корме действовать не сможет.