исленные повреждения и невосполнимые утраты в людях, вооружении и боеприпасах.
Потому ближе к ноябрю, наскоро залатав то, что виделось возможным исправить имеющимися силами, наша эскадра могла бы дать противнику ещё одно такое же сражение. Но на этом её возможности оказались бы полностью исчерпаны. И это совершенно чётко понимали абсолютно все. Так что японцам кровь из носу требовалось разбить Макарова до конца года, чтобы обеспечить себе возможность взять Порт-Артур штурмом до подхода 2-й Тихоокеанской эскадры. Ведь последнюю, не смотря на противодействие очень многих высокопоставленных персон, что в Министерстве финансов, что в Министерстве иностранных дел, что даже в Морском министерстве, вышло отправить в поход через половину мира ещё в первых числах сентября. Так что, поторопившись, она вполне себе могла подойти к Ляодунскому полуострову уже в конце декабря. В январе уж точно. И это стало бы для Токио началом конца.
Правда, за эту «победу по очкам» японцам пришлось расплачиваться потерями своих транспортов и охраняющих их кораблей 5-го боевого отряда в Корейском проливе, куда по приказу Макарова тут же выдвинулась из Владивостока троица базировавшихся там броненосных крейсеров.
В общей сложности 9 транспортных судов с армейскими грузами и подкреплениями были отправлены ими на дно, как и два японских старых бронепалубника: «Хасидатэ» с «Мацусима». А вот находившийся вместе с ними броненосец 2-го класса «Чин-Иен», взятый у китайцев с 10 лет назад в качестве трофея, умудрился не только уцелеть под огнём флагманской «России», но и отметиться четырьмя ответными результативными попаданиями снарядами крупного калибра в этот броненосный крейсер. Что заставило командующего отрядом контр-адмирала Иессена ретироваться обратно в родной порт для проведения ремонта спустя всего 5 дней после начала похода.
Теперь же все ждали, каков будет следующий шаг японцев, учитывая тот факт, что после объединения 1-й и 2-й тихоокеанских эскадр Российского Императорского Флота им не останется никакого иного выбора кроме как выискивать путь к началу мирных переговоров. Ведь против чёртовой дюжины броненосцев их флоту уже было бы вообще никак не сладить на море.
Что же касалось нас, горемычных, то прибыли мы к конечному пункту назначения — городу Мукден, лишь в последних числах ноября, проведя в пути аж 42 дня. Здесь-то мы и узнали, что нафиг никому не сдались все такие из себя гвардейские. Во всяком случае, именно такое понимание возникло и у командования нашей бригады, и у нас, простых служак, после визита командующего Маньчжурской армией — генерала от инфантерии Куропаткина. Да, да! Того самого, который во время военных манёвров 1902 года «наступал» на главные силы противника, двигаясь на легковом автомобиле впереди своих войск.
Правда здесь, на Дальнем Востоке, на протяжении почти всего года войны он только и делал, что отступал. Впрочем, отступал весьма грамотно. Чего было не отнять, того было не отнять. Войска большей частью именно что организованно отходили на заранее подготавливаемые позиции, а не драпали сломя голову, бросая по пути всё, что только можно.
К тому же, потери сухопутных частей за весь год войны были не такими уж и высокими. Около 15 тысяч убитыми, столько же пленными и под 30 тысяч ранеными. Отнюдь не цифры грядущих мировых войн, в которых бывало за один день каждая из сторон несла куда большие потери. Вот только складывающаяся в стране ситуация, да и положение эскадры в Порт-Артуре требовали от него совершенно иного — не отступать, а наступать. Хотя бы с целью восстановления железнодорожного сообщения с военно-морской базой. Плюс целых два великих князя свалились ему прямо на голову. А вот на их глазах «праздновать труса» Куропаткин себе позволить уже никак не мог. Тем более, что ещё с начала ноября его штаб всё же разрабатывал наступательную операцию, которой и следовало максимально скоро состояться, коли господа генералы желали сохранить свои звания, должности и положение в обществе.
И тут как нельзя кстати нам на руку сыграли все былые отступления нашей армии.
Почему сыграли? Да потому что ныне не менее половины, что наших, что японских войск находились на равнинной части Маньчжурии. Поля, поля и ещё раз поля то и дело пересекающиеся речушками и балками. Считай сплошная степь, прерываемая редкими рощами, да многочисленными китайскими деревушками. А все те сопки, в которых наши броневики вовсе не смогли бы действовать, буксуя на подъёмах, остались лишь на левом фланге, где и без нас имелось кому воевать.
Так мы и попали в состав 2-й армии под командованием генерала от инфантерии Гриппенберга Оскара-Фердинанда Казимировича. Наверное, одного из немногих генералов в российской армии, которого ни в коей мере нельзя было назвать откровенным лизоблюдом. Прямой, местами даже бескомпромиссный и одновременно слишком гордый, чтобы демонстрировать свою готовность прогнуться под кого бы то ни было, он был сильно нелюбим «высшим армейским обществом», где всевозможные интриги и закулисные договорённости уже давно начали значить куда больше, нежели владение искусством ведения войны. Но его назначил в Маньчжурскую армию на одну из высших должностей лично Николай II, отчего тому же Куропаткину было вовсе не с руки отказываться от такого подчинённого.
Но ринулись ли мы сразу в атаку все такие бравые и броненосные? Конечно, нет! Гриппенберг и сам прибыл на фронт буквально за день до нас, отчего ему сперва потребовалось не менее месяца на то, чтобы вообще вникнуть в творящееся тут мракобесие и хоть в какой-то мере принять армию, фронт которой растянулся на добрые 40 верст. А мракобесия, вплоть до отказа ряда подразделений выполнять приказы и вообще подчиняться командованию, тут имелось в избытке. Потому ему точно было чем заняться.
Наша же бригада всё это время тоже не сидела без дела. Мы акклиматизировались. Это я так завуалировано называю обучение наскоро подготовленных водителей и механиков ухаживанию за техникой при отрицательных температурах воздуха и вообще всей окружающей среды.
Дятлов-то ленивых всё ещё хватало. А не слитое после выключения двигателя моторное масло и повальное воровство спирта, применяемого для разведения воды в системе охлаждения моторов, вообще превратились в мою постоянную головную боль, как «главного по тарелочкам». Точнее говоря, неофициально главного.
Не менее 35 машин мы потеряли в декабре из-за разрыва блоков цилиндров вследствие образования внутри них льда, поскольку спиртовая смесь с них была заботливо слита с целью последующего употребления всякими страждущими солдатскими организьмами и замещена обычной водой.
Помните? Я ведь уже как-то утверждал, что солдат любой армии не загнанный, словно та лошадь, всевозможными задачами и работой — это лютый караул. Так оно и оказалось в который уже раз. А мне, блин, оставалось только разводить руками перед самим командиром бригады, ибо менять моторы нам было просто не на что. Запасных мы с собой не брали за неимением оных.
Но всему когда-то наступал конец. Вот и нам 1 января 1905 года, наконец, поставили первую боевую задачу — принять участие в штурме какого-то небольшого китайского селения Сандепу, являвшегося одним из главных узлов обороны японских войск на данном участке фронта.
Правда, в отличие от прочих сил, выделенных на выполнение этой задачи, нам предстояло идти не как нормальным героям — в обход, а как героям-гвардейцам — то есть грудью на амбразуры. Иными словами говоря — атаковать в лоб.
И, нет. Это не было чьей-то дуростью. Просто на нашем участке фронта позиции японцев с обоих сторон защищали реки-переплюйки Хуньхэ и Шахэ. Но вот беда! Там, где по льду спокойно могла пройти лошадь со всадником, наши броневики оказывались бы перед непреодолимой преградой. А как показал опрос давно тут воюющих бойцов, что прежде отступали через эти территории к Мукдену, все мосты через эти две речушки являлись исключительно деревянными кое-как собранными на соплях конструкциями, где и двум всадникам разъехаться было бы тяжело. Потому и оставался нам один единственный путь — переть в лоб на подготовленные японцами за последние два месяца укрепления.
— Вперёд! — нервно сглотнув, скомандовал мне брат царя, который решил, что отсиживаться в тылу ему не позволит гордость гвардейского офицера. Максималист, блин, в нём проснулся, а мне теперь башкой рисковать!
— Господи, спаси и сохрани, — троекратно перекрестился я и, врубив вторую передачу, чтобы не буксовать на наледи, сдвинул наш головной броневик с места. Да! Пришлось вот выползти на самую-самую передовую из своего тёплого и уже почти уютного тыла!
Ни раций, ни иных способов связи ныне не существовало, отчего командирам броневых рот приходилось действовать, как военным морякам — лидировать подчинённых, находясь на острие атаки и указывая им направление движения собственной машиной.
Так-то я числился главным механиком в роте, а никак не водителем. И должен был сидеть исключительно в тылу, дожидаясь очередного «стального пациента». Но когда узнал, что Михаил Александрович изволили упереться рогом и восхотели возглавить атаку нашего бронеавтомобильного батальона, не смог отпустить его одного.
Да мне бы в Санкт-Петербурге мигом бошку отвернули бы по возвращении, случить что с последним живым братом царя!
Тут, хочешь не хочешь, пришлось рисковать и своей драгоценнейшей шкуркой тоже. Тем более что я действительно являлся лучшим водителем во всей бригаде и кому ещё, как не мне, было торить путь нашей главной ударной силе. Торить, да надеяться, что японские артиллеристы не смогут вот так вот сразу приспособиться к столь необычным, постоянно двигающимся и неуязвимым к шрапнели с осколками целям, как наши броневики.
Глава 12На фронтах войны. Часть 2
В отличие от линейных пулемётных броневиков, машины командиров броневых рот представляли собой забронированные шасси «Русь Империал» — те самые, что ещё англичане применяли в войне против буров. Как раз четыре таких машины уже имелись в армии. Вот их-то мы себе и вытребовали в усиление задолго до убытия на Дальний Восток. И отказать великим князьям никто не посмел. Потому хоть в этом плане можно было сохранять определённую уверенность, что экипажи идущих следом боевых машин не спутают нас с кем-либо другим и не уедут не в ту степь. Силуэт-то нашего броневика был сильно отличный от основного бронеавтомобиля бригады.