Решения по данному поводу, конечно же, принимал отнюдь не я и не мой ротный командир, у которого до сих пор, кажется, не прошёл тремор от выплеска адреналина, столь заметно его потряхивало. Но именно нам надлежало его выполнять. Хотя отныне впереди нашего броневика двигался взвод из четырёх линейных бронемашин. На этом уже настоял генерал-майор великий князь Сергей Михайлович, который вместе со всем штабом продвигался вслед за нами.
Вот, оценив внешний сильно бледноватый вид брата царя, а также изрядно покоцанный пулями корпус нашего бронеавтомобиля, он и распорядился более вперед нам не соваться.
Он бы и вовсе с превеликим удовольствием отправил нас троих в самый-самый тыл. А лучше вовсе обратно в столицу. Но тут вновь упёрся, словно самый твердолобый ишак, Михаил Александрович, заявивший, что он не оставит свою роту покуда не ранен или не убит. Идиот, блин, царственный!
Соответственно, и нам с братом пришлось продолжить рисковать своими шеями на самой-самой передовой. Передовее было уже некуда.
— Дзонг, дзонг, дзонг, дзонг, дзонг! — это, как можно было догадаться, мы вновь попали под вражеский обстрел. Правда, на сей раз куда более серьёзный, нежели прежде. Теперь по нам шрапнелью бьёт японская дивизионная артиллерия. А мы пафосно превозмогаем. То бишь терпим и продолжаем переть вперёд, ибо ничего иного попросту не остаётся.
Дабы обойти устроенные японцами с северной части Сандепу укрепления, мы вышли из Бейтацзы не по дороге, что вела как раз к этим самым укреплениям, а свернули сразу за деревней в поля. Ну и припустили по ним с максимально доступной скоростью по направлению к деревушке Сяотайцзы, что стояла чётко на востоке от Сандепу. Благо до этой самой деревушки нам было всего-то около двух с половиной километров по прямой. К тому же именно к ней должна была выйти наша вторая колонна, что действовала с левого фланга.
На данном перегоне нас и настиг огонь японской артиллерии, поскольку дувший прежде ветер, как и снегопад, столь же резко стих, сколь резко начался, и скрывавшая нас доселе стена снега почти мгновенно рассосалась. А пушек тут у японцев оказалось много. Как бы не вся артиллерия 3-й пехотной дивизии была размещена у Сандепу! Вот пара батарей и начали по нам гвоздить шрапнелью, совершенно не жалея снарядов.
И если нам внутри броневиков ещё было относительно комфортно переживать такой налёт. То что могла бы сотворить эта самая шрапнель с нашими мотострелками, располагавшимися в кузовах обычных грузовиков, мне было страшно представить. Потому и втопил педаль в пол, не жалея подвеску машины, чтобы показать пример всем остальным и как можно скорее вывести наш отряд из-под губительного огня.
— Ну? Как там? Есть разрывы? — поинтересовался я у Лёшки, после того как мы залетели на полном газу за дома Сяотайцзы, чтобы укрыться от глаз японских артиллеристов.
— Есть ещё! — быстренько выглянув в верхний люк, отметил тот наличие чёрных клякс в небе. Это продолжали подрываться японские шрапнельные снаряды. — Видно, добивают кого-то из наших.
— Как бы нам всю пехоту не перебили, — угрюмо произнёс великий князь, рассматривая появившиеся в крыше прямо над его головой пупырышки. Это обрушившиеся на нашу машину картечины слегка промяли верхний 3-мм броневой лист.
— Японцы! — неожиданно выкрикнул Лёшка и спустя пару секунд его пулемёт вновь заговорил, выдавая одну за другой короткие очереди.
Да, что было весьма очевидно, в Сяотайцзы также наличествовал небольшой японский гарнизон, который нам и пришлось выкуривать из этой деревни весь последующий час. Хорошо хоть наш прорыв на максимальной скорости по полям дал свои положительные результаты. Потери, конечно, были. Из 80 следовавших за броневиками грузовиков 3 навсегда остались там вместе со всеми, кто в них находился. Шрапнель, она такая — не даёт ни единого шанса выжить, если уж угодил в эпицентр её воздействия, пребывая на открытой местности. Особенно когда по определённому квадрату гвоздит целая батарея. Там уже никакая каска и никакой нагрудник не спасёт. И даже если уцелел кто после первого накрытия, впоследствии их всех добили, буквально завалив замершие на месте грузовики десятками новых снарядов.
Такими вот темпами уже к полудню наши силы уменьшились на целых два взвода убитыми и ранеными. Но и ответный ущерб мы тоже нанесли противнику отнюдь не слабый. По всей видимости, в качестве гарнизонов во всех окружающих Сандепу небольших деревушках японцы разместили исключительно свою спешенную кавалерию. Потому что у разбитых нами тут островных вояк обнаружились всё те же карабины с саблями, а не привычные для пехоты винтовки со штыками.
Вновь, как в предыдущей деревне, оставив тут небольшой гарнизон мотострелков да пару броневиков, мы ринулись на штурм столь потребного командованию Сандепу, в котором сходились все крупнейшие местные дороги.
На удивление, не только наше армейское командование отличилось несколько наплевательским отношением к исполнению своих служебных обязанностей. Наверное, только это в итоге и позволило нам в этот день добиться определённого успеха. Ведь насколько хорошо была укреплена вся фронтальная часть японских позиций у этого китайского городка, настолько же убогим оказалось их тыловое прикрытие.
Мы не смогли взять с ходу этот чёртов Сандепу лишь по той простой причине, что там китайцами некогда был выстроен укреплённый высокой и достаточно прочной глинобитной стеной внутренний город, где и засели основные части 3-ей пехотной дивизии противника после того, как мы обрушились на их порядки с тыла.
Скорее всего, окажись на нашем месте обычная пехота или же кавалерия, у них бы ничего не вышло. Ружейный и пулемётный огонь японцев был очень мощный даже здесь — в тылу. Но к несчастью для противника защита наших броневиков выдерживала поражение их пулями даже в упор, совершенно не проминаясь в местах поражения. Все же встреченные по пути нашего «стремительного налёта» артиллерийские батареи, без какого-либо пехотного прикрытия стоявшие отдельно и открыто прямо в полях, мы вычищали пулемётным огнем от живой силы, оставляя орудия для дальнейшего захвата отстающими от нас на километр-полтора мотострелками.
С чего же вдруг наш налёт оказался стремительным, если противник чётко знал, в какую сторону нам вышло прорваться и вполне себе должен был ожидать нас с того направления? Да с того, что расстояния здесь были так-то мизерные.
Даже сделав небольшой крюк по очередным замёрзшим полям, нам пришлось преодолеть чуть менее трех километров, чтобы добраться с места своего сосредоточения до южных границ Сандепу, где у японцев были выстроены многочисленные землянки для размещения личного состава, но не имелось, ни окопов, ни тем более ДЗОТ-ов.
А три километра для бронемашины это далеко не то же самое, что 3 километра для пехотинца или же кавалериста. Ведь техника, в отличие от живых организмов, не знала усталости и не снижала своей скорости, ежели, конечно, не выходила из строя по какой-либо причине.
Мы же, выдавая под 35–40 километров в час, менее чем за 5 минут достигли таких рубежей, откуда нам открылось всё подбрюшье вражеской дивизии. Вот уж где работать пулемётам пришлось чуть ли не на расплав стволов. Ведь каким действиям учили ныне офицеров всех стран при обнаружении противника на расстоянии вытянутой руки? Естественно переходу в немедленную штыковую атаку! И ничего иного в их мозги не вкладывали. Японские же младшие офицеры в этом плане, как после отмечали все иностранные наблюдатели, отличались почти полным отсутствием инициативы и действовали исключительно по шаблонам.
Таким вот образом на строй наших броневиков, что со временем выстроился в непреодолимую линию вдоль всей южной границы Сандепу, аж пять раз бросались в штыковую атаку целыми батальонами. И дважды выдвигали артиллерийские батареи для ведения огня по нам прямой наводкой. И каждый раз мы заставляли противника умыться кровью, хоть и потеряли три броневика подбитыми фугасными снарядами.
А ближе к вечеру с противоположной стороны этого китайского городка обнаружились части нашей 14-ой пехотной дивизии, которые сумели пробиться через японские заслоны и занять деревушку, раскинувшуюся в полукилометре от основной оборонительной линии японцев. Той самой, которой уже не было суждено сыграть отведённой ей роли, поскольку мы уже находились в тылу и даже более того — совместно с прочими частями 8-го и 10-го корпусов совершили полное окружение почти всей 3-ей дивизии Японской императорской армии.
Причём наше «дорогое» высокое командование на такой успех явно совершенно не рассчитывало, отдавая изначальные приказы, поскольку не успели мы начать укрепляться на достигнутых рубежах, как отыскавший нас посыльный передал приказ генерала Гриппенберга отходить на изначальные рубежи. Да и соседям нашим поступили точно такие же приказания. Командир нашей бригады лишь благодаря использованию автомобиля едва успел поймать те батальоны 33-го Елецкого пехотного полка, что двигались вслед за нами и как раз занимали захваченные мотострелками деревни. Поймать и в приказном порядке оставить их на месте. А после уже в ночь умчался в штаб армии, уточнять, какого чёрта там вообще творится.
Мы же в это время грели на работающих двигателях замороженные консервы, чтобы их хоть как-то можно было разжевать, да пополняли изрядно растраченный за день боёв боекомплект. Благо хоть патроны подвезли. Ну и я к тому же, как сильно запасливый персонаж, менял у себя в машине побитые пулями триплексы. Спасли родненькие мою бедовую голову от пуль бусурманских! Не зря вспоминал, как их производить! А были б только смотровые щели, как пить дать схлопотал бы в лицо, если не полноценную пулю, так свинцовые брызги уж точно. На чём моя история могла бы завершиться так-то.
Глава 13На фронтах войны. Часть 3
Я, кажется, когда-то уже говорил, что у страха глаза велики? Так вот! Повторюсь ещё раз! У страха глаза велики! Причем это в равной степени касалось, что наших многомудрых генералов, что нас — простых смертных «работников войны».