такое же вооружение главного калибра, — принялся я сгущать краски. Причём сгущать не по своей собственной воле, а потому что дела именно так и обстояли в реальности. Ну или почти так. — И мысленно противопоставьте его тому же «Баяну», который тоже, вроде как, считается броненосным крейсером. Как долго, по вашему авторитетному мнению, нашему кораблю выйдет бегать по волнам, оказавшись под атакой столь сильно превосходящего его по всем параметрам визави? Хотя бы полчаса продержится или уйдёт на дно раньше?
— Вам достоверно известно, что англичане уже строят такие корабли? — скорее всего, мало что поняв в нашей с Макаровым беседе, но оценив ставший сильно озабоченным вид «своего» адмирала, решил вставить и своё слово в наш дискурс государь. Всё же именно для этого он «свергал» своего дядюшку, чтобы принимать непосредственное участие в делах флота.
— Да, ваше величество, — чётко кивнул я в ответ. — А ведь немцы с японцами тоже не сидят, сложа руки! Пусть не через два года, а через пять лет, но в их флотах также окажутся столь же мощные крейсера. И что мы сможем им противопоставить на том же Дальнем Востоке? Новые, но морально устаревшие корабли, что не смогут, ни убежать, ни дать сдачи? Благодарю покорно за желание поучаствовать в моей жизни, но финансировать постройку гарантированных будущих братских могил наших моряков я не желаю. В том чести нет.
— Хорошо. Тут вас понять можно, Александр Евгеньевич, — получив тяжёлый вздох и хорошо заметный кивок от расстроенного подобными новостями вице-адмирала, продолжил беседу со мной Николай Александрович. — Я тоже не желаю финансировать постройку заведомо обречённого на гибель флота. В том числе именно по этой причине мы и собрались сегодня здесь. И также я хорошо помню ваши персональные взгляды на то, какими до́лжно быть нашим крейсерам с броненосцами. Помнится, ещё будучи совсем ребёнком вы демонстрировали мне эскизы могучих многобашенных кораблей. И, верю, с тех пор ваши познания в данной сфере лишь многократно выросли. Вот только угнаться за англичанами в деле постройки флота мы никак не сможем. Это необходимо признать. И от этого факта отталкиваться.
— Всё обстоит так, как вы говорите, ваше величество, — подмазался я к монарху. Не всё же мне говорить ему, что он не прав и тут, и там, и здесь тоже. Так ведь можно очень быстро угодить в полнейшую немилость. — Потому мои предложения сводятся к следующему…
На протяжении двух часов я расписывал своим собеседникам, что, по моему мнению, следовало нам всем предпринять, дабы дать флоту что-то удобоваримое в плане новых боевых кораблей и на что я теоретически был бы готов выделить немалые суммы.
Естественно, выделить не просто так, а в обмен на ряд преференций, не имеющих прямого отношения к кораблестроению. Или же, во всяком случае, почти не имеющих.
Как результат, единогласно было принято предварительное решение ограничиться постройкой лишь одного потомка «Баяна», тем более что он усилиями бывшего генерал-адмирала уже был наполовину завершён французскими судостроителями, и отказаться от его приёмки вышло бы дороже, чем принять на вооружение этот морально устаревший крейсер.
Вместо же закладки ещё двух таких кораблей на отечественных верфях в Санкт-Петербурге, решили строить два крейсера английского проекта, первый образец которого уже был заложен на фирме Виккерса для Российского Императорского Флота. Один из них при этом финансировался за счёт отказа от пары «Баянов», а второй должен быть оплачен за мой персональный счёт.
Ну, как английского проекта… Скорее совместного проекта Виккерса, МТК[1] и инженеров Балтийского завода. Каждый за полтора года переговоров внёс в конечный результат свою немалую лепту в формирование его конечного облика.
Правда, я и тут сунул свой пятачок, продавив-таки внесение определённых, отнюдь не косметических, изменений в уже принятом и утверждённом к постройке проекте.
Так вместо четырёх бортовых башен с 8-дюймовыми пушками на корабле появилась ещё одна кормовая башня орудий главного калибра. А вместо паровых машин отныне планировалось установить паровые турбины, как то изначально предлагали инженеры Виккерса, обещая увеличить максимальный ход крейсера с 21 до 23 узлов, как минимум.
Даже по самым приблизительным расчётам всё вместе это позволяло сэкономить целую 1000 тонн веса корабля, который можно было пустить, как на улучшение его броневой защиты, так и на повышение дальности хода за счёт создания большего запаса угля. Но то уже было делом моряков — выбирать, что им будет лучше.
Да, пусть такой крейсер, что по скорости хода, что по мощности вооружения всё равно уступал бы даже самым первым линейным крейсерам немцев и англичан, он уже представлял собой для них серьёзную опасность. Впрочем, как и для подавляющей части устаревших броненосцев.
И всё это «великолепие» должно было обойтись мне в 20 миллионов рублей — непосредственно за корабли и ещё в 20 миллионов рублей должных пойти на модернизацию Балтийского завода.
Но и своего я упускать, естественно, не стал, предъявив в ответ ряд пожеланий уже непосредственно монарху, стоило только нам остаться с ним наедине.
— Для чего вам потребно столько народа, Александр Евгеньевич? — немало удивился император, когда я озвучил первый пункт своих хотелок на ближайшие годы. А значилось в этом самом пункте ни много ни мало — выдача мне дозволения на вывоз за рубеж до 300 тысяч законтрактованных работников из числа православных крестьян и мещан. Что так-то шло вразрез с официальной миграционной политикой империи, нацеленной как раз на максимально возможное недопущение выезда за пределы страны именно этой категории граждан, полагаемых наиболее лояльными к нынешнему руководству страны.
— Мне нужны именно наши люди на моих заводах в США, — не стал я скрывать своих истинных намерений. Просто не уточнил тот момент, что помимо рабочих мне понадобятся и те, кто встанет с оружием в руках на защиту моих интересов в Америке, где всевозможные банды уже начали преобразовываться в полноценные организованные преступные группировки. Мне же в Детройте подобные кадры были ни к чему. Стало быть, следовало застолбить местечко и вышвырнуть всех прочих куда подальше от столь важного для моих планов города. — Пусть это даже будут те самые революционеры, что ныне требуют, Бог знает чего. Так что тут, — я постучал пальцем по своему «листку желаний», — даже проглядывается обоюдная выгода для меня и вас. Я получу потребные мне рабочие руки, и одновременно поспособствую снижению градуса напряжённости в государстве, поскольку нашу страну за мой счёт покинут многие десятки тысяч недовольных, ныне являющихся становым хребтом всевозможных волнений. Пусть поработают в, как они полагают, свободной от гнёта эксплуататоров стране и почуют разницу в подходе к людям здесь и там.
— А они её почуют? — отнюдь не из праздного любопытства поинтересовался Николай Александрович. Ведь поработавшие на другом континенте люди впоследствии вполне себе могли вернуться обратно на родину. Причём вернуться не с самыми добрыми чувствами к «отечественным эксплуататорам и держимордам», коли опыт работы за бугром окажется для них куда более приемлемым и достойным.
— Скажем так, ваше величество. США сейчас — это действительно страна возможностей для всех и каждого. Отрицать это — значит лгать самому себе. Просто, чтобы эти самые возможности реализовать хотя бы одному из тысячи приезжих, подавляющей части иммигрантов там необходимо вкалывать, как рабам на галерах. И не ныть по поводу и без! Ведь если начнёшь хоть как-либо заикаться про свои права трудящегося, мигом окажешься на улице без работы и средств к существованию. Ибо конкуренция за рабочие места там ныне очень велика. Желающих встать у станка всегда много больше, нежели имеется свободных вакансий.
— Но при этом вы сами всё равно желаете увезти туда ещё несколько сот тысяч наших граждан! — указал на некоторое несоответствие моих планов и моих же слов монарх.
— Да! Это так. Ведь мало иметь на рынке свободные рабочие руки. Эти самые руки необходимо долго и тяжко «выпрямлять», если можно так выразиться. А то, допусти мы их сразу до технически сложных операций, они нам такого понакрутят на производстве, что автомобили выделки наших заводов начнут разваливаться, едва выйдя за ворота фабрик. Сейчас, к примеру, из пяти человек, что приходят устраиваться на наши автомобильные заводы в США, лишь один вливается в действующий на них ритм работы, тогда как все прочие со временем сбегают искать лучшей доли. А это всё убытки! И немалые!
— Потому вам и нужны те, кому некуда будет податься, — понимающе покивал головой Николай II.
— Всё верно, — не стал я отрицать очевидного. — Причём, скажу сразу, что никто никого не собирается обманывать в плане зарплаты или же озвучивания условий труда. Мы изначально распишем желающим поискать лучшей доли все плюсы и минусы их возможной будущей жизни на другом континенте. Ибо всевозможные стачки и народные выступления уже в США нам тоже совершенно ни к чему. Так что, кто захочет работать и зарабатывать — тот получит рабочее место и достойную для Детройта зарплату. Ну а кто захочет подрать горло в призывах к неповиновению, получит огромный штраф и пинок под зад со всеми вытекающими из этого последствиями. Что-что, а стребовать деньги с должника в Штатах я в любом случае смогу. Там для этого созданы все условия. Да и сразу столь много народа мы забирать, конечно же, не планируем. Пока там построят новую фабрику для выпуска 250 тысяч автомобилей в год, пока обустроят общежития для рабочих, пока будет организована не сильно дорогостоящая доставка столь немалого числа потенциальных работников через Атлантический океан. Годы пройдут! А то и целое десятилетие!
— Простите? Я не ослышался? Вы сказали, что планируете строить фабрику, способную выдавать по четверть миллиона машин ежегодно? — не сдержав лица, аж выпучил глаза Николай Александрович, видимо, быстро прикинув в уме, сколько мы потенциально сможем класть себе в карман «весёлых фунтов», коли спрос окажется на указанном мною уровне.