При этом отпускать товарища Форда на вольные хлеба виделось слишком опасным делом. Уж я-то точно знал, на что способен этот пробивной и головастый мистер. Вот и приходилось потихоньку обустраивающимся в США Рябушинским создавать прослойку из трастового фонда, спонсируемого нашим банком, который стал бы главным держателем акций будущей «Ford Motor Company».
Но, то было дело будущего года в лучшем случае. А пока мне пришлось вновь взять в руки блокнот и неделями пропадать на всех наших производствах, выискивая тут и там новые способы оптимизации процесса. Ведь, как известно, этот самый процесс не может быть завершён окончательно и бесповоротно. Он может быть лишь приостановлен, пока не появится человек со свежим взглядом на работу предприятия.
[1] Балкер — судно для перевозки наливных и насыпных грузов.
Глава 21180 троянских лошадок
Когда-то давно я, бахвалясь, обещал президенту США, что подарю ему бронированный лимузин, разъезжая в котором, тот окажется в полной безопасности.
Сколько лет с тех пор минуло! Уильям Мак-Кинли благополучно досидел свой второй и последний срок в качестве главы государства, да спокойно ушёл на заслуженный отдых. Всё же немалый возраст уже начал заметно сказываться на его здоровье, чтобы продолжать оставаться в большой политике, оставаясь хотя бы на вторых ролях.
А я всё никак не мог приступить к проекту подобного автомобиля! Руки банально не доходили! Руки-то у меня всего две! А делать приходилось разом очень много!
И ведь, что было особо нехорошо, ныне подобный автомобиль очень сильно нужен был уже мне. Да и вообще всем членам моей семьи.
Пусть к нашему с папа́ возвращению из штатов, где нам пришлось задержаться аж на целых 8 месяцев, тлеющий очаг Первой русской революции уже почти угас, нам в самом скором времени грозило стать объектами охоты со стороны очень сильно расстроенных нашими действиями забугорных денежных мешков. К гадалке не ходи!
Всё же прежде мы в основном не лезли в чужие «кормушки», выстраивая с нуля свои собственные. Причём, уникальные. Такие, которые прежде на рынке не существовали. Завязанные на наших персональных знаниях и достижениях в плане развития технической мысли.
Даже когда мы влезали своими лапками в сталелитейную промышленность юга России, нам вышло мирно разойтись краями с теми же французами и бельгийцами, что ныне контролировали не менее половины рынка чугуна и стали империи. Пришлось отцу тогда клятвенно заверять заявившихся к нам недовольных представителей этих финансово-политических сил, что наш сталелитейный завод, как и рудники будут работать исключительно на собственное потребление нашими же машиностроительными заводами. То есть на сторону не уйдёт ни один гвоздь, и влиять на цену металлических изделий в целом, мы не собираемся. Мол, не наша поляна, не нам её и топтать. Потому эти крендели, со временем убедившись, что мы не наплели им с три короба, не стали точить на нас зуб. Во всяком случае, со всякого рода претензиями и уж тем более с угрозами к нам никто не заявлялся. Да и не гадили особо нигде. Вроде как.
Нынче же нам предстояло стать главными врагами всех тех лиц, кто держал энергогенерирующие мощности Санкт-Петербурга, имея с этого многомиллионные прибыли. Среди которых преобладали англичане с немцами. В чью готовность вести честную игру, я ни секунду не верил.
Окажись я на их месте, сам, скорее всего, стал бы всячески вставлять палки в колёса тому, кто своими действиями грозил полностью уничтожить столь доходный бизнес. И не просто доходный, а ещё вдобавок обладающий политическим подтекстом. Ведь тот же уголь для тепловых электростанций доставляли в Санкт-Петербург главным образом из Великобритании или же Германии. То есть при возникновении крупных разногласий тут тоже было чем давить на русское правительство, пусть даже электричество ещё не вошло в обиход в той же мере, что существовала в моей прошлой жизни. Правда, при этом не стоило забывать, что все прекрасно понимали — электричество это не только свет в лампочке. Электричество — это лучшее и самое современное средство приведения в движения наиболее совершенного промышленного оборудования и станков на фабриках и заводах. И чем меньше всего этого могло работать в Санкт-Петербурге, тем лучше себя чувствовали в Лондоне, Берлине и Париже тоже. И вот этот самый поводок, на котором ныне держали отечественную промышленность, мы и собирались подрезать.
Потому и вернулись мои мысли к проектированию бронированного автомобиля класса люкс.
Заодно и усилением охраны мы с папа́ вновь озаботились. Армия и конкретно гвардия как раз начали, наконец, исторгать из своих рядов тех бойцов, что прошли войну с Японией в качестве кадровых военных. И пусть на телохранителей они, откровенно говоря, не тянули, всё равно эти люди, в отличие от многих прочих, успели изрядно понюхать пороха и, случись что, вряд ли растерялись бы, не понимая куды бечь и шо делать. А мне самому их хоть чему-то учить, к сожалению, было вообще некогда. Дел и так имелось невпроворот. И всё неотложных! Благо хоть наступление нового 1907 года принесло нам, помимо новых хлопот, очередные дивиденды с акций и лицензионных отчислений.
66,4 миллиона рублей! Именно столько поступило на банковские счета моего отца после выплаты всех полагающихся налогов, что позволяло нам нырнуть с головой в финансирование давно утверждённых проектов.
Конечно же, не менее половины этой суммы осталась в США для финансирования постройки нашего нового промышленного комплекса, так сказать полной переработки первичного сырья в конечное изделие — автомобиль. Там для этого как раз остался Лёшка в качестве представителя нашей семьи. Ну и двое братьев Рябушинских тоже, тогда как старший — Павел, вернулся вместе с нами на родину. У него, как и у нас, тут также хватало иных дел, требующих его непосредственного пригляда. Одних только банков под его управлением теперь имелось аж 4 штуки!
Находившаяся всё это время без моего внимания молодая супруга, конечно, высказала мне всё, что она обо мне думает, поскольку я, смалодушничав, оставил её на попечение сестёр и моей мама́ на весь срок беременности. Так что по возвращению в отчий дом к комиссарскому телу я допущен не был. Но на сынишку полюбовался вдоволь. На руках покачал. Погугукал. Козу ему пальчиками показал. В общем, повел себя как глупенький молодой папашка. Каковым я так-то и являлся. В прошлой жизни как-то не случилось обзавестись семьёй. А тут, гляди, заделался.
И тем больше у меня теперь было обязательств перед семьёй, чтобы уцелеть самому, обезопасить остальных и создать им всем такое будущее, какое не снилось самым оголтелым коммунистам. Причём в данном случае я имею в виду не то, чтобы вокруг не было богатых. А то, чтобы вокруг не было бедных.
И дорогу к этому светлому будущему мы планировали освещать исключительно электрической лампочкой! Ильич бы, тот, что будущий дедушка Ленин, несомненно, оценил, если бы вообще ведал о наших грандиозных планах. Не просто же так в течение всего времени моего отсутствия в стране специально нанятые люди скупали многочисленные участки земли по обоим берегам Волхова, начиная от порогов в районе железнодорожного моста и далее вниз по течению вплоть до Старой Ладоги. Скупали, переплачивая, где вдвое, а где и втрое, между прочим! Уж больно места там были благодатные и живописные, отчего люди не желали расставаться со своими дачами и усадьбами. Благо казённые земли там тоже имелись, и их вышло взять по средней рыночной цене в 56 рублей за десятину.
Но деньги и тут в конечном итоге решали, отчего к марту 1907 года я растратил ещё почти 10 миллионов рублей личных средств, но стал обладателем 80 тысяч десятин земли, включая ряд территорий, где велась промышленная добыча известняков для выделки строительных блоков и цемента. Ведь чего-чего, а того же цемента нам в ближайшие годы предстояло потребить огромное количество, учитывая моё желание создать на голом месте миниатюрный аналог города Тольятти.
Да. Вместо того чтобы воздвигать первый отечественный крупный автомобильный завод в Санкт-Петербурге или же в Москве, или же где-нибудь в Причерноморье — поближе к своей ресурсной базе, после долгих размышлений и прикидок мой выбор пал на будущий Волхов. Хотя, скорее всего, быть ему отныне предстояло Яковлевском! И никак иначе!
А что? Проторенный речной путь тут присутствовал. Причём такой, по которому в огромных количествах везли и чугун, и медь, и нефть, и продовольственные товары. Железная дорога опять же уже была проложена. Древесину в промышленных масштабах добывали сравнительно недалеко. Работников при этом вполне себе можно было сманивать из столицы, где далеко не каждому желающему выходило найти себе место при заводе. Причём зарплаты при этом можно было держать не столичные. Как и цены на то же жильё.
И вообще, здесь можно было воздвигнуть именно свой полноценный город. Свой — в прямом смысле этого слова, ибо всё в нём должно было принадлежать именно моей семье. Заводы, фабрики, доходные дома, торговые центры, пристани, газеты, пароходы. Всё! В том числе купленная на корню полиция. И хрен бы кто потом меня из этого крепкого орешка мог бы выковырять. Разве что пригнав пехотную дивизию во всеоружии.
Но, прежде всего, следовало озаботиться созданием сердца будущего города — конечно же гидроэлектростанцией. Для чего мы с папа́ уже связались с Вениамином Фёдоровичем Добротворским и Генрихом Осиповичем Графтио — людьми, что не единожды предлагали свои проекты устройства ГЭС, как на Волхове, так и на Нарве с Вуоксой. Вот первому из них и предстояло взять на себя две второстепенные стройки, тогда как Графтио мы собирались предложить осуществить дело всей его жизни.
Откуда взялись три ГЭС вместо одной? Да всё оттуда же. От них, касатиков. Ведь оба в своё время разрабатывали проекты объединения трёх этих гипотетических гидроэлектростанций в единую столичную энергетическую систему. И кто я был такой, чтобы не прислушаться к данным товарищам в плане подобного строительства? Правда, опять предстояли затраты на выкуп новых земель. Но деньги тут были уже совершенно другого уровня. Да и что деньги? Деньги для нас теперь являлись делом наживным.