Навскидку можно было сказать, что даже будучи весьма упитанными мужиками лет под 40, а то и старше, темп они держали вдвое выше моего. Это было понятно по всё более и более отчётливо доносящимся до меня гортанным крикам, вероятно в переводе означавшим что-то вроде — «Ату его! Он трус!».
Не спасало меня даже то, что спущенных мне вдогонку собачек я уже сумел успешно перестрелять всех до единой, отделавшись всего-то погрызенным цевьём винтовки и «убитым» прицелом.
Да, когда они налетели на меня всей сворой, мне в конечном итоге всё же вышло отбиться. Но, даже будучи раненной пулей, последняя из гончих предприняла попытку продать свою собачью жизнь подороже, кинувшись в решающую атаку под конец. Таким вот образом я лишился оптического прицела, начисто сорванного с винтовки в пылу моей борьбы с этой самой собакой. А ведь он сейчас ой как сильно мог бы пригодиться, давая мне хоть какую-то фору перед повисшими у меня на хвосте загонщиками!
Правда, подстрелить их всех, мне даже нечего было мечтать. Я ведь сюда так-то не на войну собирался, а тихо сделать своё дело и уйти. Потому изначально патронов было всего-то 20 штук, четверть из которых ушли на пристрелку винтовки. А с учётом уже произведённых мною выстрелов, в магазине оставалось два последних патрона. И на этом всё! Потому мне всё чаще приходила в голову мысль избавиться от оружия, да телепаться дальше налегке. Ведь двумя пулями десяток, а то и два десятка преследователей не остановишь, хоть ты тресни.
И тут спасение пришло, что называется, откуда не ждали.
Будучи весь в слюнях и соплях, с горящим от перенапряжения лицом и блуждающим от обессиливания взглядом, я каким-то чудом в самый последний момент всё же успел среагировать на вынырнувшего прямо передо мной очередного егеря.
Вот его не было! Хлоп — всего-то моргнул глазами, и он стоит передо мной, весь такой боевитый! За деревом ближайшим он прятался что ли?
Но тут и я не сплоховал, хоть и ощущал себя к этому моменту загнанной лошадью. Аж гордость за себя взяла.
Не за то, что конягой себя ощущал! Вовсе нет! А за то, то не сплоховал!
Мало того, что мне вышло дёрнуть головой в сторону, прежде чем рядом с ней чуть ли не со свистом пролетел приклад его ружжа! Я даже умудрился выстрелить прежде, чем он повторил свою попытку самого что ни на есть физического воздействия на мой разум.
Видать, мужик ещё издалека засёк меня, ломящегося, как тот лось сквозь кукурузу, и решил взять живьём, приняв за браконьера, которого гнали прочие его коллеги. Раций-то портативных ныне не имелось в мире. А как-либо иначе узнать о произошедшем, он никак не мог успеть. Я ведь всё время уходил в направлении от «охотничьего замка» — особо не петляя. Поворот на 90 градусов мне следовало сделать ещё километра через 2 — по выходу к реке Свентайна.
Этот же егерь, по всей видимости, находился просто на обходе вверенных его заботам лесных угодий, прежде чем наши с ним дорожки пересеклись. Вот и не стал шмалять в меня с ходу.
И, что было позитивно для меня во всём произошедшем, так это, на удивление, моя жуткая усталость. Именно она не позволила мне вскинуть винтовку к плечу, прежде чем произвести выстрел.
Единственное, что ваш покорный слуга успел сделать — лишь с испуга задрать кверху ствол, да дернуть нервно спусковой крючок, после чего верный маузер привычно кашлянул заметно приглушённым выстрелом.
От сего действа у меня едва не порвало все связки на правом запястье, так как винтовку я в этот момент удерживал на весу. Но итог получился, что надо. Винтовочная пуля вошла снизу вверх чётко под челюсть егеря и вышла из его затылка, подарив тому мгновенную смерть и заодно раскидав по окрестностям содержимое черепной коробки.
Вот даю честное благородно слово, было бы чем — проблевался бы тут же! Но меня вывернуло наизнанку последними остатками желчи ещё примерно 2 километра назад, отчего на сей раз вышло лишь громогласно рыгнуть и отыграть в меру сил и актёрского таланта кота, не способного «откашлять» скопившийся в желудке комок шерсти.
Тут-то мне в голову и пришла замечательная идея своего спасения. Уж не знаю, уложился ли я в армейский норматив. Спичек с собой не было, чтобы проверить. Но, быстренько скинув свой маскировочный костюм, я с трудом нацепил его на тело мертвеца, после чего прислонил то к дереву и упер винтовку так, словно он сам застрелился, якобы поняв, что не сможет уйти.
Да, минусов у этого плана имелось столько, что хоть пятой точкой ешь. И брызги крови не совпадали с тем, как я пристроил тело, и подошва у его ботинок явно отличалась от моих, как, впрочем, и размер. А меняться ещё и обувью мне было точно некогда — сзади сильно подпирали приближающиеся голоса. Много нестыковок на самом деле мог подметить намётанный глаз в изображённом мной художестве. Но мне сейчас требовалось хотя бы приостановить ведшуюся за мной погоню и заполучить себе фору в пару-тройку часов, пока специалисты не разберутся, что всё это — чистой воды подстава и метод отвлечения внимания.
Так что, прихватив карабин егеря и стащенную с него патронную сумку, я мысленно пожелал немцам сильно-сильно обрадоваться этой находке, после чего постарался удалиться хотя бы на полсотни шагов от остывающего тела так, чтобы особо не оставлять своих следов. А после пригнулся максимально низко и посеменил дальше в прежнем направлении, слыша в своих ушах лишь противный монотонный звон, да стук собственного сердца — столь сильно вымотался мой городской и даже «домашний» организм от таких-то экзерсисов.
Именно таким образом мне вышло чётко осознать, что бытие разведчика-диверсанта — это точно не моё призвание. Хотя, справедливости ради, необходимо было отметить — с задачей я всё же справился. Намеченный плане не только был выполнен, он оказался перевыполнен аж на 300%, учитывая то, что завалил я четверых сторонников войны.
Потом была река Свентайна, на дне которой упокоился трофейный карабин и по которой я полностью раздетый, фиолетовый в плане цвета кожи и отстукивающий зубами всю азбуку Морзе, какая только есть, проплыл вдоль берега метров двести пятьдесят-триста, удерживая над собой одной рукой комок из одежды с ботинками.
Всё это издевательство над собой пришлось провернуть — чтобы точно сбросить с хвоста возможных преследователей и выйти к прошлогоднему схрону, где вместо забранной из него винтовки ныне меня ждала сменная чистая одежда. Ибо в том, в чём я прожил в лесу столько дней, на людях показываться было никак нельзя. Ведь даже слепой по одному только запаху опознал бы во мне подозрительную персону, сунься я в какой-нибудь из местных городков. Больно сильно лесом от меня несло, не говоря уже о кислой вони застоялого пота.
А не соваться к людям было невозможно. Особенно сейчас, когда меня всего шатало с голодухи и усталости. Да так шатало, что идти мне приходилось от дерева к дереву, то и дело опираясь на их стволы, чтобы не упасть вот прямо здесь.
Таким макаром ещё спустя четыре часа блуждания по лесу, мне вышло вывалиться из него всего-то в полукилометре от очередного схрона с прикопанными документами и деньгами, а также притопленного в реке велосипеда, на котором я и «поспешил» впоследствии убыть в сторону «канадской границы».
Слово «поспешил» указал в кавычках, так как скоростным моё дальнейшее передвижение нельзя было назвать никак. Однако я прекрасно знал, что мне требовалось сделать всего лишь один последний рывок. Ведь по прямой до границы Российской империи здесь было всего-то 20 километров. Считай, полтора-два часа езды на велосипеде. Правда, лишь будучи свеженьким огурчиком, а не тем сморщенным и непрестанно кашляющим нечто, во что уже успел превратиться я.
Да и по той самой прямой здесь было, к сожалению, не проехать. Единственная проходимая для моего велосипеда дорога, помимо всяких лестных тропок, о которых могли знать только местные жители, вилась до границы аж четыре десятка километров, проходя через полдюжины городков и мелких поселений.
Их-то мне и предстояло преодолеть, прежде чем свалиться без сил уже на родной территории. Благо с документами всё было чисто — я ведь официально проезжал Германию транзитом, так-то направляясь из США в Россию. И именно к таможенному посту, через который проходили железнодорожные поезда между двумя империями, и должна была вывести меня эта дорога.
Тут уже покойный кайзер неслабо так сыграл мне на руку, выбрав в качестве своей охотничьей резиденции настолько близкие к границе территории. Прям, как подарок к Рождеству сделал! Царствие ему небесное и земля стекловатой.
Учитывая все случившиеся со мной перипетии и дьявольскую потребность в небольшом отдыхе, не говоря уже о перекусе, пересечь границу с Российской империей мне вышло лишь на следующий день. Банально не успел добраться вовремя, пока шёл рабочий день, и потому ночь пришлось провести в крохотной рощице у приграничного городка, находящегося в каком-то километре от моего спасения, сидя исключительно на иголках, да вздрагивая от каждого шороха. Мне даже подремать не удалось хотя бы с полчаса! Так капитально перенервничал!
Но, то ли у немцев план-перехват не сработал из-за бюрократических проволочек, то ли пока ещё никто не распознал моей уловки с подложным трупом, отчего приказа намертво перекрыть границы всё ещё не воспоследовало, а таможню мне удалось пройти совершенно беспроблемно. Даже сам удивился! Полагал, что будут пристально рассматривать лицо и, светя лампой прямо в глаза, задавать всякие каверзные вопросы.
Ан, нет. Проверили документы, осмотрели невеликий багаж, где оставались только кошелёк с деньгами, мыльно-рыльные принадлежности, да грязная пара сменного нижнего белья, и пропустили на сопредельную территорию. Там уже родные погранцы проделали всё то же самое в таком же порядке. А дальше была посадка на поезд до Санкт-Петербурга и два дня болезненной поездки. Болезненной — поскольку организм всё же сломался под воздействием всех тех негативных факторов, которые ему пришлось пережить в последние дни. Так что добрался я до дому до хаты совершенно разбитым, и, как меня «обрадовал» наш семейный доктор — с воспалением лёгких в награду за всё.