Потому, когда мне сверху очень сильно посоветовали — читай, вежливо попросили, на время покинуть территорию России, дабы, раздавая скандальные интервью, перестал то и дело подливать масла в огонь созданного моими же стараниями международного банковского скандала, проследовал я не в Нью-Йорк, а в Лондон. Пущай немцы ещё и тут позлятся, ожидая от меня в свой адрес всяких каверз совместной с британцами придумки. Ведь, кто-кто, а владельцы «Дойче банка» точно знали, что к подрыву на дороге того злосчастного фугаса их люди не имеют никакого отношения. Но я за «примирение сторон» требовал с них столь много преференций и уступок, что им в итоге куда дешевле оказалось достучаться напрямую аж до императора, чтобы уже с ним решить вопрос хоть как-то полюбовно насчёт необоснованных предъяв одного его конкретного подданного.
А я и не был сильно против! У меня как раз в Британии делов сейчас навалом почти что неожиданно образовалось. Вот и кукую тут уже как месяц кряду. Точнее говоря, не кукую, а активно взращиваю на этих землях первые ростки уже нашего — яковлевского, бизнеса. А то чего это всё они к нам лезут? Настало время нам влезть к ним в ответ! И в том числе в карман поглубже! Не сразу, это да. Но вот со временем, уж точно! Есть у меня шикарная идея, как быстро и изрядно навариться на островитянах. Теперь тут главное рыбёшку не спугнуть и самому не сгинуть.
— Тьфу-тьфу-тьфу, на зубы не жалуюсь! — трижды сплюнул я через левое плечо, едва сдержавшись от того, чтобы постучать себе по лбу.
Местные не поняли бы точно такого самоистязания! Слишком логичные! Где лоб, а где дерево!
Не разумеют эти дикие иностранцы, что вся оборона Российской империи крепится исключительно на дубоголовых генералах и крепости их лбов, от которых отскакивают в равной степени одинаково, что вражеские снаряды, что разумные мысли. Ибо мыслить в армии — преступно! В армии имеется устав! И точка! Вот право слово, смех сквозь слёзы, ё-моё. И если бы не мы с папа́, то господа генералы уже давно благополучно загубили бы весь наш геройский гвардейский мотострелковый полк. А так пока ещё хоть как-то держится в строю, эксплуатируя остатки техники отремонтированной нами, и даже потихоньку подготавливая кадры шоферов.
— Везёт! Имеется чем мясо прожевать! — столь тяжко вздохнул мой собеседник, что я сразу понял — у него тема зубов не вызывает ничего, окромя сожаления по утраченным возможностям. Причём, что в переносном, что в прямом смысле этих слов. Больно уж заметно он шамкал, чтобы нельзя было не понять — старик уже почти совсем беззубый. А что вы, блин, хотите? Человеку 72 года стукнуло уже! По местным меркам — долгожитель, какого ещё надо поискать.
— Кстати, удивительно, но мне вновь вышло прибыть к вам, как раз к очередному празднеству, связанному с японским флотом, — криво ухмыльнувшись, перевёл я тему с явно больной на куда более приятную для собеседника. А следом перевёл и свой взгляд. Недалеко от нас как раз японский военный атташе в компании посла прикручивал закладную доску к уже подсобранной части киля будущего линейного крейсера «Конго». — Помнится, тогда вы строили флагманский японский броненосец, теперь вот, как я понял, создаёте им мощнейший броненосный крейсер.
В военно-морской практике ещё не сложился как таковой конкретный термин — «линейный крейсер». В России их по-прежнему именовали броненосными крейсерами 1-го ранга, наравне со старичками времён войны с Японией. В Германии — большими крейсерами. В Британии указывали — battlecruiser. То есть боевой или же военный крейсер, если переводить дословно. В общем, каждый изгалялся в меру собственного разумения. Я же для себя обозначал их всё-таки линейными, а вслух говорил, как было принято сейчас.
— Хм-м-м. И в самом деле! Вот уж совпадение, так совпадение! — хмыкнул себе в усы старик Альберт. И тут же уточнил, — Это ведь совпадение? — По всей видимости, имел определённые опасения на мой счёт. Всё же лишь 5 лет минуло с завершения Русско-японской войны, окончившейся миром, но миром полным недовольства всех сторон.
С тех самых пор назвать русско-японские отношения нормальными пока не поворачивался язык ни у кого. Мы на японцев сильно обижались за то, что чуть не проиграли им по всем статьям. А также из-за образовавшегося дополнительного жуткого долга размером в годовой бюджет страны.
Те же в свою очередь, как минимум, имели к нам претензии по поводу Маньчжурии, чьи недра и сельхозугодия могли бы стать «Жемчужиной Японии» по типу той же Индии для англичан. Но сохранилась под рукой Пекина и фактическим российским управлением там, где была проложена железная дорога. Плюс с каждым годом наш торговый порт Дальний всё креп и креп, вытягивая немало денег в том числе с японских островов.
Вот и переживал Виккерс, как бы я ни принялся срывать его контракт с Японией, используя какие-нибудь политико-финансовые рычаги. Ведь, что ни говори, а Яковлевы в мире уже были на слуху и обладали кой-каким знатными знакомствами. Могли мы при большом желании напакостить тут преизрядно. Нет, не сорвать контракт совсем. Но вот попортить нервы — аж с гарантией.
— Могу вас клятвенно заверить в том, что совпадение, — приложил я правую руку к сердцу. — Полнейшее! — Если кто-то вдруг подумал, что я где-то наблатыкался шпрехать по-аглицки, то это вовсе не так. Разговаривали мы с ним на французском языке, который за последнее десятилетие стал у меня более-менее сносным. — Хотите — верьте, хотите — нет, но искренне надеюсь, что ещё и этот их броненосный крейсер мне топить уж точно не придётся. Однако, как говорится, ежели что, то для столь большого корабля у нас всегда отыщется большая торпеда! За нами не заржавеет, уж поверьте!
А сей корабль выходил действительно огромным! Почти четверть километра в длину! Как два эскадренных броненосца времён Русско-Японской войны! Или же все три, если судить по запроектированному водоизмещению.
Точно так же, как «Микаса» в своё время превзошёл мощнейшие броненосцы Королевского флота, закладываемый ныне «Конго» по своим размерам и вооружению оставлял позади все остальные крейсера мира.
Да такому монстру прожевать и выплюнуть любой из наших эскадренных броненосцев — было всё равно, что мне высморкаться! Это уже называлось подавляющим техническим превосходством по всем параметрам, с чем нельзя было не считаться.
— Кха-кха-кха! — то ли подавился слюной, то ли засмеялся мой собеседник, отчего даже вынужден был срочно прикрыть рот носовым платком.
— Неужели вам прежде доводилось топить японские крейсера? — меж тем, с намертво зафиксированной на лице дежурной улыбкой поинтересовался Дуглас Виккерс — старший сын ушедшего на покой Томаса Виккерса и, соответственно, племянник присутствующего тут Альберта.
— Доводилось, — степенно так кивнул я головой этому ровеснику моего отца. И, передёрнув плечами от тех воспоминаний, уточнил, — Аж два раза! И как-то больше не имею ни малейшего желания повторять столь уникальный опыт. Ведь когда в считанных дюймах от твоей головы со свистом пролетает снаряд корабельной артиллерии, это очень страшно. В чём мне совершенно не стыдно признаваться. — Тут я не стал уточнять, что, то была 47-мм болванка от противоминной «пукалки», а не что-нибудь калибром побольше. Но мне тогда и этого хватило, чтоб проникнуться до самых до печёнок. Как говорится, я не трус, но я боюсь!
— Позвольте! — тут же нахмурился тот, дослушав мою речь. — Вы ведь, как мне помнится, в то время проходили службу в армии, а не на флоте. Я точно некогда читал в газете, что на войне вы состояли в одном экипаже броневика с самим великим князем Михаилом — младшим братом вашего императора!
— Тут вы всё верно говорите, Дуглас, — не стал я разубеждать его в обратном. — Но до того как поступить на службу добровольцем в армию, мне с отцом и нашим ныне покойным другом — Михаилом Ильичом Кази, вышло столкнуться с японскими военными моряками, когда те заблокировали наши прогулочные катера у побережья Кореи и попытались принудить нас к сдаче. Пришлось тогда им популярно объяснять, что с нами шутки очень плохи. Как результат, два японских крейсера отправились в тот день на дно.
— И чем же вы их умудрились утопить? — вытаращил на меня глаза потерявший былую деловую собранность младший Виккерс.
— Торпедами, мой дорогой друг. Исключительно торпедами! — словно малому ребёнку, снисходительно пояснил я тому.
— Торпеды? На прогулочном катере? Откуда? — так и продолжил лупать на меня изрядно круглыми глазами этот англичанин.
— Жизнь — вообще сложная штука, — повертел я этак в воздухе кистью правой руки, постаравшись изобразить ею всю степень этой самой сложности. — Потому, при возникновении крайней нужды, мы, русские, у себя в загашнике и не такое отыскать способны, — очень так расплывчато и витиевато дал я понять, что не настроен сдавать адреса, пароли, явки. Пояснять же, что просто получили те с борта «Варяга» — просто не хотелось. Имел я право сотворить себе в его глазах ореол этакого человека-загадки или не имел? Вот то-то же! Имел! Чем и воспользовался в полной мере! — Как говорится, мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
— А у вас и личный бронепоезд наличествует? — сделались у Дугласа глаза размерами с блюдце, хотя и прежде казалось — куда уж больше. Вот ведь неуч нерусский! Крылатых выражений, блин, совсем не знает! Темнота!
— Как раз сейчас строим, — утвердительно кивнул в ответ, ибо больше ничего не оставалось делать. Больно не хотелось тратить время на его просвещение в плане русских пословиц, поговорок и тому подобного. — А то, как показали недавние события, — я провёл пальцем по зарубцевавшемуся рассечению, заметно выделяющемуся у меня на правой брови после того, как сам же и рассадил её для отражения лицом большей достоверности покушения на мою жизнь, — порой даже лучший бронированный автомобиль в мире не является гарантом полной безопасности. Теперь вот создаём на своём Харьковском паровозном заводе полноценный сейф на колёсах, которому при должном уровне комфорта салона не были бы страшны даже снаряды орудий полевой артиллерии, не говоря уже о всяческих фугасах. — Да, мы реально строили такой персональный блиндированный односекционный мотовагон аж на 8 осях, одновременно с этим отрабатывая общую конструкцию применяемой в нём тяжёлой платформы для установки на неё осадных пушек в будущем. Когда сие пона