— Кхм-кхм, — не смог ответить ничего конкретно и лишь поправил ставший вдруг давить на горло воротник своей рубашки мистер Исмей. Расстёгивать его он, понятное дело, не стал, поскольку мы все сейчас сидели в ничем не обогреваемом помещении судового кафе «Парижанин», а погода на улице стояла не сказать что тёплая. Всё же ещё только середина весны! И не экватор здесь, а северное полушарие! Плюс из-за сильной влажности по ощущениям тут было около нуля, хотя на самом деле чуть теплее. Но только чуть!
— И вы вот так спокойно об этом говорите? — тем временем, пока мы перекидывались с Брюсом взглядами, полнящимися совершенно разных эмоциональных оттенков, вступил в беседу друг майора — знаменитый скульптор и художник Фрэнсис Миллет.
— Ну да, — лишь слегка пожал я плечами в ответ, переведя своё внимание на Фрэнсиса. — Ведь я хоть до сих пор недоучившийся, но по образованию тоже инженер-судостроитель, как и мистер Эндрюс, — обозначил я лёгкий поклон, скорее даже кивок, в сторону ещё одного моего собеседника, который любезно согласился провести мне экскурсию по своему судну ещё в самый первый день, как только мы отчалили от Саутгемптона. И, да, по своему́. Ведь он со своим дядей были главными конструкторами «Титаника» и двух его систершипов. — А потому имею определённые понятия о том, чем страшен пожар в угольном бункере для парохода.
— Хм. Господа. А не просветите ли на сей счёт нас, сухопутных вояк? — откашлявшись и нормально отхлебнув свой кофе, испросил должных пояснений Арчибальд Батт. Причём сделал это совершенно ровным и спокойным тоном, не выказывая ни малейшей капли нервных ноток в своём голосе.
— Так-то я тоже сухопутный кры… э-э-э воин, — хитро ухмыльнулся я в ответ. — Но с дозволения создателя и владельца нашего лайнера могу пояснить, как своё собственное спокойствие, так и некий негатив, что проскочил в моём общении с господином Исмеем.
— Извольте, — галантно разрешил мне Брюс и за себя, и за конструктора.
— В таком случае, возможно, я вас удивлю, господа, но пожары в угольных бункерах пароходов происходят сплошь и рядом, — принялся рассказывать я лекторским тоном то, что знают абсолютно все судовладельцы. — Не удивлюсь, если одновременно с «Титаником» сейчас во всех морях и океанах то же самое происходит на бортах ещё пары сотен судов.
— То есть, явление это массовое и постоянное? — уточнил изрядно впечатлённый данным фактом Миллет.
— Да. Так оно и есть, — тут же подтвердил я высказанное уточнение. — А потому считается не столько страшной аварийной ситуацией, сколько жизненной проблемой моряков. Вот взрыв скопившихся в бункере угольных газов — это уже очень страшно. Пароход на дно не отправит, но люди в котельном отделении с большой вероятностью могут погибнуть и после судну потребуется длительный и дорогой ремонт. А возгорание угля… — слегка скривившись и махнув рукой, как на нечто не стоящее нашего внимания, я снова потянулся к кружке с чаем.
— Тогда с чего же вы изволили тут выдвигать претензию мистеру Исмею? — всё же пожелал разобраться в ситуации майор.
— Претензию я выдвинул за скупердяйство. И не обижайтесь на меня, Брюс! — отсалютовал я своей кружкой надувшемуся, словно мышь на крупу, судовладельцу. — Говорю, как есть! Вместо того, чтобы затопить тот самый бункер и тем самым прекратить горение, компания-владелец «Титаника» предпочла спасти как можно больше стоящего немалых средств угля. И все эти дни, что длится пожар, трюмные матросы таскали на своём горбу мешки с углём из бункера, внизу которого активно тлеет уголь, в какой-то из соседних бункеров.
— Значит, серьёзной опасности нет? — благосклонно приняв моё пояснение, всё же уточнил Арчибальд.
— С одной стороны — пожалуй, что и нет, — согласно кивнул я ему в ответ. — С другой же стороны, столь многодневное горение или даже тление угля в бортовом бункере с одновременным охлаждением внешней обшивки судна плещущейся за его бортом водой, несомненно, уже привело к необратимому изменению прочностных характеристик пострадавших от постоянного перепада температур листов стали. Они просто физически не могли не стать очень-очень хрупкими. И впоследствии могут просто лопнуть по всей своей длине от банального изменения температуры всё той же забортной воды. Вот станет она ниже градусов на восемь-десять чем сейчас, и тут же пойдут трещины гулять по всей этой обшивке. А это в свою очередь может в итоге привести к затоплению одного из котельных отделений. В лучшем случае одного! Поскольку, увы, вся якобы непревзойдённая защита от затопления «Титаника» на самом деле конструктивно устарела уже на четверть века. К примеру, используя точно такой же подход, лет 30 назад построили британский эскадренный броненосец «Виктория», который едва ли не мгновенно затонул в Средиземном море вместе с почти всем экипажем в результате получения всего одной подводной пробоины. Потому уже лет двадцать точно боевые корабли никто таким вот образом не строит.
— Позвольте с вами не согласиться, мистер Яковлев! — тут уже не смог смолчать создатель лайнера, который разве что не трясся от негодования. Ну а кому бы понравилось подобное охаивание своего труда? — В проекте «Титаника» заложена возможность гарантированно оставаться на плаву даже при затоплении двух любых отсеков! А если говорить о самых малых из них — носовых или кормовых, то вовсе четырёх!
— Тогда нам совершенно не о чем всем волноваться! Правда? — на сей раз я отсалютовал кружкой конструктору.
— А в чём состоит ущербность указанной вами защиты против затопления? — видимо, не желая прерывать интересный и слегка «острый» разговор, подлил маслица в огонь майор.
— Если привести очень простой пример, то современная защита — это закупоренная бутылка. А та, что у «Титаника», — вновь звучно припечатал я подошвой ботинка по палубе, — это кружка, — в который уже раз отсалютовал я своим чаем. — Пустите болтаться по волнам оба этих сосуда и посмотрите, кто из них утонет и как быстро. У вас, кстати, каким образом прикреплен настил? — совершенно неожиданно для всех резко сменив тему, поинтересовался я у создателя лайнера.
— Все доски притянуты скрытыми болтами с гайками к стальной палубе, — обиженно буркнул тот, явно желая вовсе поскорее покинуть моё общество, которое ещё минут пять назад считал более чем удачным для себя.
— Хреново, — только и осталось, что протянуть мне по-русски, так как эта новость действительно была… хреновой.
— Что, простите? — понятное дело, не понял меня никто.
— Плохо, говорю! — вновь пришлось мне перейти на французский. — Очень плохо!
— Отчего же? — тут же вскинулся Томас Эндрюс младший, словно взъерошенный готовый к бою воробей.
— Уж больно капитально вы этот самый настил прикрепили, — по-хорошему так усмехнулся я ему. — Одним рывком не оторвёшь! Придётся прилагать усилия!
— Я, кажется, совершенно потерялся в мыслях, — аж помотал своею головой вновь вступивший в вёдшуюся беседу скульптор. — А зачем его вообще срывать?
— Так тут ведь только 20 шлюпок на борту имеется! — как на блаженного, посмотрел я на своего собеседника. И тут же уточнил для ничего не понимающих «гражданских». — В них в случае несчастья хорошо если треть всех пассажиров влезет! Только женщины и дети! Остальным же — то есть нам всем с вами, господа, останется на выбор: либо мучительно погибать в холодных водах Атлантического океана, либо шустро строить хоть какой-то плот. Хотя, замечу, лично я рассчитываю вовсе не познать таких забот, отдавая должное несомненному высочайшему качеству постройки самого «Титаника», — отдал-таки я должное обоим хмурым англичанам, — профессионализму его экипажа, ну и моему негласному сопровождению, которое, уверен меня точно не подведёт.
— Кстати говоря о нём! А где ваш крейсер-то? Уж два дня его не видно!…
Глава 23Титаник. Конец
— Ну вот, кажись, накаркал, вашу Машу! — именно такой фразой я сопроводил чувствительный толчок, что прошел заметной дрожью по всему огромному корпусу лайнера примерно в 23:40 по корабельному времени 14 апреля 1912 года. То есть спустя 3 дня после того самого нашего разговора в кафе, по завершении которого ни Эндрюс, ни Исмей отчего-то не желали более общаться с моей светлой личностью. С чего бы вдруг такие изменения? Хе-хе!
Однако ныне стало резко не до смеха. Да, пусть я этого на самом деле даже ожидал, но вот так взять и в полной мере осознать, что ты действительно находишься на борту уже начавшего тонуть «Титаника»… Это мигом прочищает мозги, в том числе от приступов излишней жадности и хитропопости былой.
Так-то я вообще в душе не помнил изначально, когда там лайнер встретил этот чёртов айсберг. Только по воспоминаниям о сто лет тому назад просмотренном фильме с трудом припоминал, что дело было ночью, вроде как. Но вот какого дня? То оставалось для меня загадкой вплоть до сего конкретного момента.
Повезло, что мы с мужиками ещё не завалились дрыхнуть, как сурки, только-только вернувшись в нашу общую четырёхместную каюту после совместного ужина всех пассажиров 1-го класса с капитаном судна. Имелась на всех лайнерах подобная традиция. Что было так-то хорошо! А то ведь вполне себе могли проснуться и ощутить себя, как в том самом анекдоте, где дверь дворецкий открывает и молвит — «Темза, сэр!». С поправкой лишь на воды Атлантического океана.
— Что случилось, Александр Евгеньевич? — мигом нахмурился Михаил, и на всякий случай даже потянулся за скрытым в кобуре под мышкой пистолетом, после того как я, не сдерживаясь, выругался вслух.
— Мы во что-то врезались, похоже. Во что-то очень-очень большое, судя по всему, — пришлось мне продолжить даже для своих отыгрывать роль ничего не знающего точно простого наследника русского мультимиллионера. — Так! Все слушаем меня! Быстро переодеваемся во что-то более удобное, — брезгливо осмотрел я свой франтовый фрак, — натягиваем сверху тёплую одежду, повязываем спасжилеты, и вооружаемся всем, что у нас есть. После чего дуем пулей в ходовую рубку, — не стал я рассусоливать, прекрасно зная, что экипаж лайнера не справится со своими непосредственными обязанностями даже на троечку с минусом. Ведь, как мне смутно помнилось, в знакомой мне истории с «Титаника» спаслось не более трети из числа всех находившихся на борту людей, при том, что даже имеющиеся шлюпки могли в себя принять под половину пассажиров и команды. — Будем срочно вызывать наш крейсер, чтобы тот летел к нам вообще на всех парах.