С крейсером, кстати, вышло не всё так замечательно и гладко, как я себе то изначально представлял.
Ещё загодя, пока мы на «Титанике» заходили в промежуточные пункты назначения во Франции и Ирландии, «Яковлев» с моего благословления учапал вперёд на своей крейсерской скорости, чтобы не гробить раньше времени свои турбины с котлами, а также в целях сбережения топлива. Ведь линейный крейсер — это вам не гигантский пассажирский лайнер. По ходовым корабельным меркам первый — способный на шустрый, но короткий рывок спринтер, тогда как второй — стайер на сверхбольших дистанциях.
Поскольку я помнил именно про опасность айсбергов, то заранее согласовал с капитаном 1-го ранга Блохиным, командиром «Яковлева», что рандеву «Титаника» и крейсера должно состояться как раз при подходе к опасному блуждающими весенними льдами участку маршрута. В это время года он был здесь такой один, и потому хоть даже малость промахнуться представлялось совершенно нереально. Трансатлантическая трасса, что называется, была наезженной и хорошо известной всем.
Вот мы и повстречались ранним утром нынешнего дня, после чего на «Яковлеве» взвыли вообще все. И люди, и турбины.
Если пассажирский лайнер, точнее говоря, его машины и котлы, изначально проектировались и после создавались огромными, тяжеленными, прожорливыми, но способными днями напролёт поддерживать скорость судна на уровне 20+ узлов, то для любого крейсера мира такое было просто нереально.
Так 23-хузловой «Яковлев» смог продержаться на равных с лайнером всего 12 часов, идя в его кильватере, после чего резко сдал, совершенно честно захромав. Действительно честно, а не так, как прежде якобы поломанный и ныне благополучно ушедший из Британии к берегам России мой «золотой» теплоход. Подшипники его валов банально не справились с такой длительной максимальной для корабля нагрузкой и начали почти что плавиться, скрипя предсмертно и жутко грохоча. О чём и сообщили с его борта телеграммой. Пришлось ему аж вдвое сбросить свою скорость хода где-то 3 часа назад.
А всё из-за одного обидчивого судовладельца, специально пожелавшего утереть мне нос за то, что я посмел охаять его лучший лайнер! И параллельно он же явно пожелал всем показать заявленные кораблестроителями 23 узла максимального хода «Титаника».
Потому сейчас крейсер находился от нас на удалении не менее 45 миль, как мне о том с какой-то даже гордостью за своё судно и, мило при этом улыбаясь, сообщил на завершившемся общем ужине изрядно довольный собой Исмей!
Ему, блин, удовлетворенье ЧСВ[1], а мне теперь решай, как нам спасаться с этого огромного дырявого корыта! Именно с такой разжигающей во мне праведный гнев мыслью мы неслись всем своим кагалом по центральной лестнице под грустный похоронный гул аварийно сбрасываемого через дымовые трубы пара из котлов.
Последнее, как я точно знал, практиковали лишь при начале затопления котельных отделений, чтобы разогретые и полнящиеся паром котлы не взорвались почище торпед от соприкосновения с холодной забортной водой.
— Джентльмены? Что происходит? — мгновенно поступил вопрос от капитана Смита, стоило нам только беспрепятственно ввалиться на ходовой мостик.
Учитывая то, что у него не имелось даже дверей, проход в пункт управления всем судном для любого пассажира 1-го класса был практически свободным.
— Вот! Это надо срочно передать по радио на крейсер «Яковлев»! — не теряя времени даром — и так почти 10 минут потратили на сборы и неблизкий путь, тут же протянул я капитану вытащенную из своего портмоне бумажку с заранее оговоренным с нашими военными моряками условным сигналом совсем-совсем беды.
— Что это? — слегка поколебавшись, но всё-таки приняв от меня коротенькую записку, уточнил мистер Смит.
— Это сигнал бедствия, получив который, моряки «Яковлева» мгновенно рванут на рандеву с нами, совершенно наплевав на целостность своего собственного корабля, — не стал я скрытничать по данному поводу, полагая, что здесь все будут только «за».
— Вас, полагаю, сильно напугал толчок? — попытался успокаивающе улыбнуться мне Эдвард Джон Смит, кося при этом одним глазом на удерживаемые тремя моими людьми дробовики, что мы тайком вытащили ещё четыре дня назад из салона погруженного в трюм моего бронированного лимузина. Терять с концами очередную машину, конечно, было жалко. Но, ежели играть — то до конца играть.
— Да, чёрт побери! Меня, как судостроителя, до икоты напугало столкновение «Титаника» с объектом, заставившим содрогнуться судно водоизмещением аж в 50 тысяч тонн, на борту которого находятся 80 тонн моего грёбанного золота! — мешая вместе французские и русские слова, весьма эмоционально выдал я тому в лицо. — Отчего сейчас я всё же позволяю себе быть несколько нервным! А потому, отправляйте срочно текст на крейсер, чёрт вас всех дери! — Тут для придания должной силы убеждения моим словам, оба моих телохранителя и водитель синхронно передёрнули затворы своих помповых винчестеров и навели те на офицеров экипажа. Всё сделали, как я учил!
— Хорошо, господин Яковлев, мы вашу настойчивую просьбу сейчас же исполним. Не извольте беспокоиться, — подозвав своего первого помощника — Уильяма Мёрдока, Смит передал тому полученный от меня листок и, как я хотел надеяться, отправил того прямиком к радистам. — Могу ли вам быть ещё чем-нибудь полезен? — Вот в чём старику не откажешь, так это в умении держать лицо, да и себя в руках.
— Конечно, можете, — показав жестом своим «абрекам», чтобы те отпустили стволы вниз, я перешёл к человеколюбивому этапу своего плана всеобщего спасения, вот прям сейчас вынужденно претерпевшего немало срочных изменений.
— Внимательнейшим образом слушаю вас.
— Как я смог понять, мы явно врезались вскользь в огромный айсберг. При этом, скорее всего, пострадала носовая часть, в которой располагаются каюты экипажа и пассажиров третьего класса, где полно женщин и детей. А потому я требую от вас! Слышите меня, мистер Смит? — совершенно неожиданно для всех схватил я его за воротник форменного кителя и притянул того максимально близко к себе. — Немедленно отошлите туда своих лучших офицеров, чтобы они отперли решётки дверей ведущих на верхние палубы и ныне отрезающих всех тех людей от их, возможно, единственного спасения!
Благодаря фильму Джеймса Кэмерона у меня в памяти засела картинка, как запертые в ловушке люди протягивают свои руки через решётчатые двери, умаляя выпустить их из уже затапливаемых нижних отсеков. Чего здесь и сейчас я желал вообще не допустить.
— Мистер Муди, немедленно лично проконтролируйте исполнение всего сказанного! — сверкнув пониманием в своих глазах, капитан тут же перепоручил задание шестому помощнику, единственному из корабельных офицеров находящийся сейчас под рукой.
— И пусть он мигом гонит всех наверх, непосредственно к шлюпкам. Если понадобится — то пинками и тычками подгоняя! Поверьте человеку, который один раз уже пережил кораблекрушение, — пусть это было, скорее, катерокрушение. Но да кто мог здесь о том знать? — Сейчас вам самому лучше предвидеть всё, вплоть до совсем невозможного исхода дела, нежели потом сожалеть о невыполненном долге капитана и тысячах загубленных невинных душ.
Добрым словом можно добиться кое-чего. Добрым словом и револьвером — уже много чего. А вот очень злым словом и тыканьем стволом дробовика в лицо — вообще всего!
Уж не знаю, у кого именно в конечном итоге завертелись в нужную сторону все шестерёнки. У капитана? У примчавшегося на мостик в халате и тапочках Брюса Исмея? Или же у совершенно побледневшего лицом Томаса Эндрюса-младшего, с ошалелыми глазами прибежавшего ближе к полуночи с проверки затопляемых носовых отсеков? Но прежнее сонное царство, полнящееся умиротворённости и царившее на мостике доселе, превратилось-таки в разворошенный горящей палкой улей. На что ушло аж целых 20 минут! Двадцать, блин, минут уже потерянных впустую!
— Сообщение с «Яковлева»! — влетел первый помощник обратно на мостик, где мы все, несколько снизив накал страстей, уже совместно пытались оценить складывающуюся на борту ситуацию. Ведь именно сюда отовсюду поступало множество фрагментов разрозненной информации, что постепенно формировала весьма хреновую общую картину. — Идут к нам 20-узловым ходом. Будут через два часа с четвертью! Просят через час начать обозначать себя сигнальными ракетами с периодичностью раз в 5 минут!
— Плохо! — аж саданул я кулаком по стенке рубки. — Можем не дождаться!
— Мистер Яковлев, мы с вами находимся на самом совершенном лайнере, — тут же, видимо уже привычно, постарался встать грудью на защиту своего «плавающего сокровища» Брюс Исмей. — Знаю, что вы имеете свои мысли на сей счёт. Но…
— Да какие тут могут быть «но»! — весьма невежливо пришлось мне перебить его на полуслове. — Вы только посмотрите на лицо главного конструктора «Титаника», и сами всё поймёте! Давайте, мистер Эндрюс, говорите, сколько нам осталось продержаться на плаву!
— Исходя из всех последних сообщений снизу — от полутора до двух часов. За это время я ручаюсь, — дрожа губами, выдал Томас. И тут же принялся оправдываться, попав под перекрестье очень многих требовательных взглядов, — Поймите, господа, никто в здравом уме не мог предположить, что мы одномоментно потеряем целостность стольких отсеков! Поверьте мне! Никто! То, что сейчас с нами происходит — просто какое-то чудовищное стечение всех негативных обстоятельств, какие только теоретически могли произойти!
— Значит, у нас есть от полутора до двух часов времени, чтобы построить плоты, — под полное шока молчание всех прочих, пришлось вновь резюмировать мне. — Где у вас на судне хранятся ломы, гвозди, молотки и пожарные топоры? — на сей раз обратился я снова к капитану.
— Плоты, сэр? Ломы? Топоры? — явно подтормаживал завершающий свою многолетнюю карьеру на гражданском флоте Эдвард Смит, для которого этот рейс должен был стать последним. Но теперь он может стать последним для нас всех!
— А как ещё вы собираетесь спасаться сами? — с ничуть не наигранным удивлением воззрился на него в ответ. — У вас ведь даже для спасения пассажиров мест в шлюпках вряд ли хватит! Не говоря уже про экипаж! Или вы уже простились с жизнью и заранее похоронили вместе с собой всех нас? — на сей раз мой вопросительный взгляд прошёлся по всем собравшимся в ходовой рубке в поисках разумения и поддержки моих слов. — Так лично я пожить ещё не против! И если для того потребно рубить палубу на доски, сбивать из деревянных кроватей, брезентовых чехлов и стеновых панелей хоть как-то способные держаться на плаву плоты, то мне совсем не лень испачкать свои руки, джентльмены!