- У тебя-то чего случилось? - Никто не помнит, я вчера документы не вынимал?
- Пропало что?
- Похоже, на то, - Иван обескураженно сел подле Нинки. Механически помог ей пристегнуть чулок. - Всё перебрал, - не соображу. Ну, не мог я их выронить! Я ж внутренний карман на пуговицу застегиваю.
- Пиджак нигде не снимал? - поинтересовалась Нинка.
- Снимал, почему? В кабаке, за столом. Но - там всё аккуратно, повесил- надел.
- А если вытащили? - Осинцев, не вылезая из-под одеяла, спустил ноги на пол.
- Да кому нужно, кроме меня? Я понимаю - если бы деньги.
- Документы-то важные? - Партбилет, - выдавил из себя Иван.
Юра присвистнул. В глазах его появился азарт взявшего след сыщика:
- Раз партбилет, ищи среди своих. Пожалуй, даже догадываюсь.
- Кто?! - вскрикнул Иван.
- У тебя с твоими райкомовскими всё вась-вась?
- Да по-разному. А шо?
- Просто видел краем глаза, что возле твоего пиджака шустрил этот...Как его? Вадим, да?
- Точно что видел? - вскинулся Иван. Осинцев задумался, сокрушенно повел плечом:
- Я, правда, специально не подмечал. Так, по привычке зафиксировал.
- Это уже не важно, - Листопаду всё сделалось ясно. - Дорогу я ему перешел. Со съезда шуганул, девку увел. Вот и решил за вымя взять, шоб наверняка повалить.
- Раз так, считай, - крепко взял, - подтвердил Осинцев. - Утрата партбилета - это я вам доложу необратимо! Послушай доброго совета. Если дело и впрямь в девке, лучше верни, пока не поздно, на базу. А то разотрут и добрым словом не помянут. За спиной Ивана простонали. Прислонившись к косяку, стояла одетая Вика. - Ты еще куда собралась?! - Иван одним махом развернул ее к себе, сжав плечи пальцами.
Вика болезненно поморщилась. - Поеду к Вадиму... Я все слышала. Надо ж возвратить билет этот, раз он тебе свет в окошке. Думаю, мне он не откажет.
- Я те поеду! - Иван тряхнул ее так, что хрустнула шея.
- Покалечишь! - испугалась Нинка.
- И покалечу! Мое! - Иван облапил Викины щеки, поцеловал в дрожащие от обиды губы. - Запомни! Моя невеста никогда и ни при каких обстоятельствах подстилкой для кого-то не станет. Это тебе, дурочке, понятно?! - страстно произнес он, вглядываясь требовательно в ее глаза. Прочел то, что искал. Выпустил. - Так понятно?
- Да, - прошептала Вика. Осторожно повела шеей. - Выручить хотела.
- Выручать - это мужская обязанность, - объявил Листопад. - А твое место здесь! - он ткнул в стену. - Сегодня и - на веки вечные. Я переодеваюсь и еду. А ты ждешь господина и - разжигаешь очаг.
- Если не получится, звони - помогу, - напомнил о себе Осинцев. - Только тогда уж придется задокументировать. Ну, ты меня понял!
- Понял, - подтвердил Иван. - Потому - хрен тебе шо обломится. Сам пробьюсь.
Он выскочил. В коридоре загремела свернутая доска объявлений.
- Ураган! - завистливо произнесла Нинка. - Он и в постели такой же?
- Такой же, - машинально подтвердила Вика.
- Везет некоторым! Пряча глаза от уничижительного Нинкиного взгляда, Осинцев потянулся за брюками.
* Черепаха неповоротлива. И это ее проблема. Носорог тоже неповоротлив. Но это проблема того, кто не успел отскочить в сторону. Попадать под разъяренного носорога Вадиму Непомнящему решительно не хотелось. Потому, когда Листопад, дрожа от возбуждения, примчался в Пригородный райком, выяснилось, что первый секретарь с утра уехал на весь день по подшефным хозяйствам.
* Юрий Павлович Балахнин положил трубку. Хмуро постучал пальцами по аппарату:
- Всё слышал? В карманах у тебя он не рылся и тем более ничего не брал.
Листопад угрюмо теребил заусеницу.
- Говорит, пьян ты был в лоскутьё. Шумел по ресторану. Должно быть, где-то выронил. Это, коснись комиссии, любой поверит. Что-что, а шуму вокруг себя создать - ты силен, - Балахнин злопамятно прищурился. - Да за одно только, что с партбилетом в кабак потащился...
- Та говорю же, взносы я в этот день сдавал! - Иван пристукнул кулачищем. - Слушай, Юра! Вадичка - прохиндей. Его прижать - на раз! Мне Маргелов стуканул, - он черпает райкомовские деньги и гудит на них в кабаках. Опечатай немедленно кассу, и - враз всплывет недостача. Тогда Непомнящий наш. Сам на цырлах и партбилет мой принесет, и на всё, что скажешь, пойдет! И для тебя случай убрать щуренка. Ведь только пальцем шевельнуть...Или - не только? Иван наконец заметил смущение Балахнина:
- Не мнись. Говори прямо.
- Прямо так прямо, - Юрий Павлович поморщился. - В ближайшее время Вадим Кириллович Непомнящий будет выдвинут секретарем обкома комсомола - с перспективой на мое место.
Он постарался твердо встретить ошеломленный взгляд Ивана.
- Нечего меня сверлить, Иван Андреевич. Как сказала в свое время Долгова, партийная работа - дело тонкое, учитывающее множество нюансов.
- Шо, папеньку опять козырным тузом двинули? - догадался Иван. Балахнин уныло кивнул, - быстрый разумом Листопад из множества несущественных нюансов вычленил один - единственно важный.
- Они, если слышал, с Горбачем еще в Ставрополье корешковали. А против Горби усиливается оппозиция. Дров-то наломал ого-го! Так что ему позарез команду усиливать надо, чтоб не свалили. На днях забрал Непомнящего - старшего в Москву на повышение, - с прицелом на место Лигачева. Так-то. А меня соответственно приглашали на проезд Серова, в ЦК ВЛКСМ, и дали понять, что если сынка на своё место подготовлю, после съезда заберут в аппарат. Как думаешь, чем для меня кончится, если я сейчас к нему в кассу полезу?
Он столкнулся с колящим взглядом Листопада, оборвал себя:
- Знаю, Иван, что ты ко мне не за объяснениями приполз. Но максимум что могу - договориться, чтоб не исключили, а ограничились выговорешником с занесением. Но - со съездом, сам понимаешь, пролетаешь. Да и - дальнейшее... - Из-за одной паршивой картонки - жизнь пополам?
- Да! Потому что картонка эта, как ты называешь, - символ твоей лояльности. И вот его-то ты и продристал. И вообще, Иван, вынужден сказать, если начистоту, - то, что случилось, все равно бы случилось. Не так, так иначе. Мотает тебя в жизни, как пьяного боцмана в качку. - Ладно, обойдусь без дешевых нотаций! - Листопад уцепил заусеницу, вырвал, поморщившись. Поднялся. - Стало быть, чуть заштормило, и - каждый сам по себе? Будь здоров, секретарь!
- Вывернешься, заходи.
От приглашения этого в спину Ивану пахнуло прощальным сквознячком.
* На следующий день, собрав самолюбие в кулак, Листопад позвонил Непомнящему. Встреча с Вадимом, как и можно было предвидеть, получилась склизкой.
Опасаясь непредсказуемого листопадовского нрава, назначил ее секретарь райкома в собственном кабинете и даже на всякий случай распахнул дверь в коридор.
И - сразу застолбил главное. Само собой, никакого отношения к пропаже документов он не имеет. Но, возможно, сумеет помочь их найти при двух непременных условиях. В присутствии Виктории Иван публично отказывается от нее. А кроме того, пишет заявление с просьбой освободить от должности секретаря комитета комсомола института и от обязанностей члена бюро обкома и заменить как делегата, - скажем, в связи с необходимостью уделить больше внимания написанию докторской диссертации. Если всё это будет сделано в течение двух оставшихся суток, партбилет наверняка обнаружится.
- А если нет? - прохрипел Иван. - А если нет, это жизнь, - Вадим поднялся. Округлевшее лицо его излучало плохо скрываемое торжество. И даже с трудом удерживаемое бешенство во взгляде Листопада сегодня не пугало, а, напротив, добавляло перцу, - он загнал-таки противника в клетку, из которой у того остался только один выход. Тот, какой указал ему сам Вадим, - к ноге!
Иван вышел из кабинета, едва не покачиваясь. Удар оказался нанесен безупречно - точно поддых и именно на вдохе.
Сумрачный, ушедший в себя Листопад умудрился даже свернуть в коридоре не в ту сторону и заметил это лишь тогда, когда вместо привычного парадного крыльца уперся в запасную, пожарную дверь с табличкой посередине "Выхода нет".
"Похоже на то", - безысходно хмыкнул Иван.
Со злости долбанул по тупиковой двери ногой. Дверь неожиданно распахнулась. Наверняка раздолбай-комендант что-то привез для хозяйственных надобностей и после забыл запереть.
- Надо же, - буркнул Листопад. - Все двери пооткрывали, лишь бы меня отсюда поживей вызвездить.
Под навесом бокового райкомовского крыльца спрятались две матери с колясками, пережидая пока схлынет внезапный весенний дождь. Стряхивая мокрые волосы, они о чем-то переговаривались, с притворной озабоченностью вглядываясь в небо. Им было хорошо. Юная жизнь начиналась рядом с ними. И жизнь эта виделась им безусловно счастливой. Ивана такой пустяк как непогода сегодня остановить не мог. Не задерживаясь, он сошел вниз и зашагал прямо по проезжей части. Молодой дождь хлестал с неба безудержный, крупный и упругий, словно свитый из веревок, пузырями взрывался об асфальт и - пенящимися ручейками растекался по подворотням. Пролетавшие мимо машины, пронзительно гудя, объезжали очумелого пешехода и мстительно заливали его грязью. Он ничего не замечал, продолжая идти вразвалку с руками, отброшенными назад, будто на ходу отмахивался от нечистой силы. Иван размышлял. Варианты спасения, которые перебирал он, отпадали один за другим. Балахнин, на которого он твердо рассчитывал, при первой опасности ушел в сторону.
Заманчиво было бы призвать на подмогу Феликса Торопина. Парочка мордоворотов, подкараулив Непомнящего в подворотне, живо выбила бы из него партбилет вместе с накопившимся дерьмом. Но, увы! Опять "катает" на юге.
Оставался, правда, Осинцев. Но тут условия объявлены открытым текстом, - помощь против вербовки. И тогда ходу назад не будет. Или все-таки рискнуть, а после как-нибудь выкрутиться? Иван задумался. Какая-то проворная капля исхитрилась затечь в ноздрю. В носу Листопада зачесалось, он оглушительно чихнул и - очнулся, обнаружив себя совершенно мокрым, стоящим едва не по щиколотку среди водяного потока, - всего за один квартал от подвальчика тети Паши.