Антон вскинулся было, но лишь головой мотнул. Все равно здесь его никто не слушал.
- В общем, пять ездок, как потребовали, отбатрачил. И все до зернышка сдал, - отчеканил он.
- Отбатрачил?! - едва, казалось, сдерживаясь, выговорил Шмелев. - Помочь советским людям провести для страны посевную - для тебя отбатрачить?
- А я для кого стараюсь?!
- Ты? Для кармана своего толстопузого...Место!
Подскочивший было Антон вновь пыльным мешком шмякнулся на стул.
- Господи! - пробормотал он. - Ну, за что ты меня наказал ослиным упрямством? Ведь все, кто мог, предупреждали: не высовывайся. Кто высунется, того и схавают. Ой, прав Ванька, - баран!
- Ты из себя жертву не корчи. И политическую подоплеку тут не подводи, - пламенная речь подследственного на Шмелева не произвела ни малейшего впечатления. - Судить тебя будем не за то, что арендатор, а за то, что вор.
- Да что вы меня с утра все вором костерите! - взбеленился Антон. Меру отпущенного ему страха он уже перетерпел. - Засыпал честным человеком. Проснулся вдруг вором. Есть доказательства, так предъявляйте. Проведите очную ставку с тем, кто на меня показал. Пусть уж в лицо. Только не мурыжьте. Богом прошу!
- И Бога вспомнил, как жареным запахло, - холодно отреагировал Шмелев. - Вижу: каяться не надумал. Тогда гляди, парень, - сидеть тебе не пересидеть. При этих словах плечи Антона Негрустуева зябко передернулись: на него пахнуло сыростью казематов. Шмелев это заметил:
- Да, страшная ответственность - судьбы ломать. Потому и не хочется. Тем более пацан ты еще зеленый, как погляжу. Так что даю последний шанс. Федосыч, кинь-ка его на часик в дежурку посидеть. Пусть подумает.
- Ох, мужики, мужики, - Галушкин с кряхтением выпростал затекшие ноги из-под стола. Скрипнув суставами, поднялся. - Что делаете, мужики!
Приобняв подозреваемого, он повлек его к двери. И уже из коридора донеслись журчащие его интонации:
- Каяться, каяться надо, Антон, пока не поздно. Власть-то своя как мамка: пожалеет, да и простит.
Шмелев ухмыльнулся. Едва подозреваемого увели, от кипящего негодования его не осталось и следа.
- С утра жилы тянет, - пожаловался Николаев.
- Ах, негодяй! Не хочет, стало быть, тебя уважить, - без хлопот в тюрьму сесть, - неожиданно весело отреагировал Шмелев. Николаев насупился. На Негрустуева он и впрямь обиделся всерьез: из-за его ослиного упрямства у Виктора Арсентьевича срывалась интимная встреча с молоденькой ревизоршей из РАЙПО.
Шмелев меж тем сгреб накладные на свой стол, наощупь выудил из ящика лупу.
- А что, кстати, из себя этот кладовщик представляет? - полюбопытствовал он. - Не мог сам нахимичить, а на парня свалить?
- Да не. Его Галушкин хорошо знает. Говорит - честный.
- Честный? О-о! Это меняет дело, - начальник ОБХСС разом насторожился, даже лупу отложил. - Это, я тебе скажу, категория для материально-ответственной нечисти оченно диалектическая: сегодня честный, а завтра, глядишь, и удалось спереть. Тут, пока за руку не прихватишь, утверждать трудно... Федосыч!
- Я его еще чуток "подогрел", - азартно похвастался возвратившийся Галушкин.
- Я говорю, ты сам-то уверен, что подпись в накладной не кладовщика?
- А кто его разберет? - преспокойненько отказался подтвердить тот. - Вроде похожа. А так - загогулина и загогулина.
- И экспертиза, боюсь, ничего не даст - знаков мало, - Шмелев огорченно отложил лупу. - А уж категорическое заключение, что подпись подделал именно Негрустуев, - нечего нам, братцы, и мечтать.
- А може, и не подделал вовсе. Може, действительно на весовой в суматохе подмахнули, - ковыряя карандашом в мохнатом ухе, задумчиво произнес Галушкин.
- А может, и вовсе кражи не было, - в тон ему холодно продолжил Шмелев. - "Колете" парня с утра, а ведь, кроме стремного агентурного сообщения, что некий арендатор Негрустуев украл машину пшеницы, ни черта и нет. Может, напутал твой агент, Арсентьич? Как в тот раз, помнишь? Денег на похмелку не было. Вот и придумал, чтоб ты ему приплатил.
- Не, на этот раз вроде не врет, - вяло возразил Николаев. В наступившей тишине разглядел вытянувшееся лицо начальника отделения и, упреждая бурю, разгорячился. - Да точно Негрустуев стибрил! Кладовщик сам подтвердил недовоз.
- Так этот что угодно подтвердит, лишь бы склад не опечатали. И вообще как-то не вяжется. Зачем этому Негрустуеву столько зерна? У него все-таки бычки на откорме, а не куры. И потом куда две с половиной тонны денешь? По карманам, что ль, рассыпал вместо семечек?
- Известно куда: продал, а деньги пропил, - блеснул пониманием мотива преступления Николаев.
- Не пьет он, - неохотно возразил Галушкин. - Так, с мужиками иногда балуется. И то, если хочет, чтоб помогли чего стянуть. Я ж говорю, во-от такой куркуль! - он потряс узловатой ладонью. - Ремешок паршивый или железячку ржавую найдет - и ту домой волокет, прикидывает, куда б приспособить. Целую мастерскую развел. Чего-то всё точит. У него и походка-то нелюдская - носом в землю. Самая опасная гнида. Не зря его мужики не залюбили. Русский мужик, он прозорлив.
Притворно горячащийся Галушкин, как и Николаев, то и дело "постреливал" в сторону Шмелева: не отошел ли.
Не отошел. Наоборот, заговорил голосом нарочито ровным, как делал всегда, когда пытался сдержать подступившую ярость:
- Славненько у вас получается: недостачи нет, кража тоже больше по слухам, а человек с утра сидит. Мало того, без моего ведома успели Звездюку доложить. Тот тут же в райком сообщил. И теперь шуму на весь район: арендаторы расхищают семенное зерно. А на деле-то - пшик. Даже заявления о краже нет.
- Как это нет? - устремился к стопке документов Николаев. - Заявления ему нет. Ишь законник выискался, - разбрасывая бумаги, бормотал он. - А то мы первый год замужем. Вот оно, заявление! Это тебе что?!
Старший оперуполномоченный с торжеством выхватил подмятый листок, в верхнем углу которого родимым пятнышком тускло светился аккуратный штампик "А- 72".
- И долго этот бардак будет продолжаться? - при виде анонимки Шмелев взъярился.
- А чего тут такого? - Николаев, понявший, наконец, свой промах и осознавая, что на сей раз взбучки не избежать, отчаянно тянул время. - Что ж мы, анонимные заявления не должны проверять? Их, между прочим, тоже люди пишут. Может, за такой бумажкой отчаяние честного человека, которого такой вот кровосос...
- Ты ваньку не валяй! - густой, словно пена из брандспойта, голос Шмелева вмиг охладил притворное возмущение подчиненного. - Сколько тебе повторять, чтоб анонимки сам не писал!
- Нужно ж было официальное основание для проверки, - пробурчал Николаев.
- Так зачем своей лапой корябать, которую весь район знает? Совсем, что ли, оборзел?
- Да ладно, - Николаев окончательно поскучнел. - Всегда проходило и - ничего.
- Закон уважать надо! - надбавил голоса Шмелев. - И если уж нарушаешь, так делай это аккуратненько, с поклонцем. Де- извиняюсь, мол, гражданин закон, и хотел бы соблюсти, да не умею по дурости и малограмотности. Так что позвольте уж мимо вас бочком протиснуться, чтоб никто не заметил. Вот так надо! А у тебя вечно, как сапогом по морде! И вообще...
Услышав про "вообще", Николаев затаился, судорожно пытаясь сообразить, что нового могло стать известным шефу.
- Пылишь много, - разъяснил Шмелев. - Кто на прошлой неделе в Никулинском ТПС два ковра из подсобки вынес?
- Так за свои деньги! Иль за пятнашку беспорочной службы ковра паршивого не заслужил? - Голос оперативника обиженно дрогнул, плохо, впрочем, скрывая облегченные нотки - Николаев боялся куда большего.
- Ох, людишки, до чего завистливы! Рады обболтать, - подвякнул Галушкин. Один из двух дефицитных ковров лежал у него в прихожей.
- Вы мне тут не прикидывайтесь. Овечки выискались! - не на шутку разозлился Шмелев. - Ковров этих в райпо всего пять штук поступило как премия для лучших заготовителей. И уж если удержаться не мог, чтоб не хапнуть, так хоть бы подослал вместо себя кого втихую.
Николаев в сердцах хотел было напомнить кой о чем самому Шмелеву, но, разглядев сдвинутые брови, благоразумно смолчал.
- Вот то-то, - начальник ОБХСС не отказал себе в удовольствии еще несколько секунд потоптать его взглядом. - Стало быть, так, пинкертоны задрипанные, берите с собой пацана этого и езжайте к нему домой. Приглядитесь повнимательней, чего там есть. Может, наткнетесь на что-нибудь ворованное.
- Это с обыском, что ли? - уточнил Николаев.
От бестактного вопроса Шмелев поморщился:
- Если найдете, тогда оформите обыском.
- А если нет? -Галушкин насупился. - По уголовно-процессуальному кодексу это будет как незаконное возбуждение уголовного дела.
- А если нет, так ничего и нет! - Шмелев с трудом сдержался. - Осмотр дома с любезного согласия радушного хозяина. Откланяетесь со всяческими извинениями и отбудете назад в отдел, где получите от меня по самые помидоры и за фиктивные анонимки, и за незаконный привод, и за то, что враньем своим несусветным подставили отдел перед районом! Ишь ты, УПК он вспомнил! Вы б его, долбаки, раньше вспомнили, когда фальшивки вот эти стряпали! - Шмелев схватил анонимку и потряс ею перед присмиревшими сотрудниками. - Так что берите дежурную машину, сажайте туда Негрустуева и - с Богом! Что ни найдете, всё во благо. Нельзя теперь с этим делом засыпаться. Позору на всю область будет. Вот такая у нас с вами диспозиция.
* Через три часа вернувшиеся обэхээсники предстали перед мрачным шефом - Шмелев уже знал о результатах поездки. Рядом со Шмелевым с угнетенным видом сидел сам начальник РОВД Звездин. Подпихивая один другого вперед, незадачливые сыщики понуро остановились посреди кабинета, бросив у двери грязный рюкзак.
- Так чем порадуете, добры молодцы? - с издевкой произнес Шмелев, неприязненно глядя на непонятный рюкзак. - Докладывайте, много ли в доме ворованного обнаружили?