гда на воротах дядя Саша, я за мордобой и за недолив спокойна.
Нервничавшие люди стояли сбитой группой, локоть к локтю, бдительно следя, дабы кто-то не проскочил без очереди.
– По какому случаю сборище?! – послышался сзади начальственный бас. Стоящие как один оглянулись, невольно раздвинувшись. Подошедший Листопад, не снижая скорости, рассек толпу, будто ледокол торосы.
При виде Ивана с неприступным дядей Сашей произошло удивительное: он вдруг растекся в заискивающей улыбке. Большой Иван был щедр на чаевые. Но главное, он, один из немногих, не лебезил перед швейцаром, воспринимая его услуги как должное. И даже время от времени, в знак особого расположения, над ним подшучивал – вальяжно и снисходительно. Чуткий, как все лакеи, дядя Саша давно распознал в нем значительного человека – если не по положению, то по породе.
– Ваши уже сидят, – услужливо подсказал дядя Саша, распахивая перед Иваном дверь.
Громыхнула музыка, пахнуло кухней.
Иван остановился возле эстрады оглядеться.
В восемь вечера веселье бушевало вовсю. Над залом висел табачный смок. Знаменитый по городу ансамбль Саши Машевича, начинавший с тихих блюзов, теперь «вырезал» что-то безудержно греховное, и под гремящие ритмы электрогитар вдохновенно оттягивались столпившиеся у эстрады пары. Каждый проявлял себя как мог. Кто-то извивался, прогнувшись, кто-то в восторге колотил ботинком по полу, будто желая проломить его.
Прямо возле Ивана, на краешке эстрады, крепкий мужчина ловко крутил вокруг себя сорокалетнюю партнершу. Женщина, похоже, изрядно выпившая, полузакрыв глаза, кокетливо, по-девчоночьи, поводила бедрами. Сейчас она и впрямь представлялась себе той, какой была лет двадцать назад. Но более трезвый кавалер видел ее нынешней, а потому, приседая, успевал потереться спиной о рыжеволосую соседку сзади. Рыжеволосая бесстыдно, в засос целовалась с партнером, но и от того, что притерся, не отодвигалась, – похоже, двусмысленность положения добавляла ей адреналину.
Иван всмотрелся в нахала повнимательней и – посерел. Перед ним выплясывал не кто иной, как оперуполномоченный КГБ Юрий Осинцев. За прошедшие годы перемахнувший тридцатипятилетие Юра внешне почти не изменился, разве что на лицо будто набросили паутинку из мелких морщинок да светлые волосы поблекли, сделавшись серовато-сизыми.
Выскочить из ресторана Иван не успел, – взгляды пересеклись. Узнав в вошедшем завербованного когда-то агента, Осинцев округлил глаза и изобразил радостный жест охотника, нежданно-негаданно обнаружившего в капкане редчайшего зверя.
Иван насупился независимо и, игнорируя лучезарного комитетчика, отправился к веранде, где за сдвинутыми столами заметил отдыхающую «головку» Пригородного райкома комсомола во главе с Непомнящим.
К Ивану уже спешила Митягина. С помощью Балахнина она стала метрдотелем. Но сегодня на смену не вышла одна из официанток, и Нинка взяла на обслуживание несколько столиков. Выглядела она удрученной и крепко под шафеьа, дал ахать некогоком подпитии.но,-заявил Иван. е продаю. «нуть себе прежнюю, дурашливую интонацию.
– Шо? Не на кого глаз положить? – предположил Иван.
– Да. Хилый мужик пошел, – Нинка скептически оглядела пенящийся ресторан. Взгляд ее упал на соседний столик, за который только что вернулся Юра Осинцев. Словно почувствовав Нинкин взгляд, Юра обернулся и плотоядно причмокнул.
– Вот, правда, кобель, – не сбавляя голоса, отреагировала Нинка. – Куратор наш. Всех моих девок перетрахал. Видать, изнутри на лояльность проверяет. Теперь ко мне подбирается. Только не выгорит у него ни шиша!
Сальный Юрин взгляд потускнел, – он расслышал.
В ресторан под руку вошли Антон и Вика. При виде Вики Вадим Непомнящий помрачнел, – вечер оказался испорчен.
Виктория была воистину хороша. Золотистые волосы уложены в копну с вьющимися вдоль щек локонами – завлекаловками. В соединении с вечерним бархатным платьем с глубоким боковым разрезом это придавало ей вид созревшей свежести.
Во всяком случае партнерша Осинцева по танцу, задержавшаяся на танцплощадке, увидев вошедшую, как-то разом поблекла, – будто очнулась от сладкого забытья.
Листопад вскочил, стремительно зашагал по проходу к эстраде, сметая с пути неосторожных. Обхватил за плечи просиявшую навстречу Вику, развернул, любуясь.
– С Днем рождения.
Он протянул к ней мизинец, на самом кончике которого едва удерживалось кольцо с камнем.
Вика взвизгнула:
–Ванюшка! Милый. Как раз такое, как я хотела! Господи! Солнышко мое.
На глазах у всего ресторана подпрыгнула, обвив руками его шею.
– Вот внешне грубиян. И только я знаю, какой же ты у меня заботливый. Хотя по правде боялась, что забудешь, – она потерлась о его щеку.
– За кого ты меня принимаешь?! – загремел Иван.
Он подхватил Вику подмышки, подбросил так, что она вскрикнула, поймал на руки, да так и понес, – зардевшуюся, одной рукой обнимающую его за шею, другой пытающуюся одернуть задравшееся платье. Поднес к столу, осторожно поставил на пол, торжествующе оглядел собутыльников.
– Сегодня исполнилось двадцать лет… – он выдержал паузу. И – набрав воздуха, подавил шум оркестра, – Моей невесте!
Все вскочили. Зааплодировали соседние столики. Юра Осинцев показал Ивану большой палец.
– Ваня! Я не помню, чтоб давала согласие… – пробормотала счастливо потрясенная Виктория.
– Так дай! – Листопад с силой прижал ее к себе. Любимая женщина, красавица, при всех и всем на зависть бросившаяся ему на шею. Это было что-то! Теперь он удивлялся, почему очевидная мысль жениться на Вике не пришла ему раньше? Ведь такую девочку – только зазевайся – уведут на раз.
– Ужин по случаю помолвки за мой счет! – громогласно объявил он. Залез в запасной карман, вывалил на стол пачку документов, меж паспортом и партбилетом разыскал смятый конверт с гонораром за статью, протянул вечному казначею – Антону.
Иван чувствовал себя совершенно довольным. И, как с ним в таких случаях бывало, от полноты чувств беспрестанно хохмил, так что хохот охватил уже и соседние столы, потянувшиеся брататься. Оркестр теперь играл исключительно «по просьбе нашего дорогого гостя, человека большого сердца Ивана Андреевича – для его невесты».
Но прошло два часа. Веселье стало угасать, стол, как бывает к концу вечера, рассыпался. Вадим Непомнящий, не в силах видеть счастливых лиц жениха и – особенно – невесты, перебрался в бар. Сама Виктория отошла в туалет. Антон отправился рассчитываться с Нинкой Митягиной.
На какое-то время за опустевшим столом остались лишь благодушный, скинувший пиджак Иван да Маргелов, отчего-то удрученный.
– Чего поник? – заметил Иван.
– Ухожу из райкома. Достали они меня. Без образования, без образования! А где его взять? – Маргелов тоскливо всхрюкнул.
По своему воспитанию и образованию Валёк Маргелов и впрямь был совершеннейший недоросль из тех, что во множестве произрастают на Среднерусской возвышенности. На сеансе художественного фильма “Ромео и Джульетта” сопел и толкал соседей локтями, выпытывая, чем всё закончится. Даже аттестат о среднем образовании получил со второй попытки.
Впрочем природа справедлива. И, обделяя в одном, вознаграждает другим. Рукастый Валек Маргелов обожал технику.
Еще два года назад он ухитрился из старых запчастей собрать легковушку, на которой втайне от обкомовского начальства подрабатывал по вечерам «от бордюра». Среди «извозчиков» Маргелов и его неказистое, но шустрое создание были популярны. Машину прозвали мустангом. Его самого – мустангёром.
А дядька как раз выделил Ивану деньги на покупку «Жигулей» – по случаю избрания на съезд.
– Пожалуй, возьму под свое крыло, – прикинул Иван. – У меня при кафедре мастерская есть. Оформлю заочником и – лаборантом. Будешь меня обслуживать. Сумеешь?
– Иван Андреевич! Да я для вас!.. – Маргелов сладко задохнулся, даже не заметив, как перешел на Вы. – Что ни скажете, сделаю. И ремонт по квартире могу. И на даче чего надо. Потом если насчет достать, так это без вопросов. Единственная промашка с учебой. Не дается, зараза!
– Сдадим, – невнимательно пообещал Иван. Покровительственно потрепал Маргелова по щеке.
Всё это время расположившийся по соседству Юра Осинцев намекающе ему подмигивал. Ивану это осточертело. Понимая, что объяснения не избежать, он кивнул комитетчику на дверь веранды. Поднялся сам.
«Рано ли поздно. Но с этим шо-то надо делать», – решился он.
Антон разыскал Митягину в служебной комнатке грустящей над рюмкой коньяка.
– Сколько с нас? – спросил он.
– Сто семнадцать двадцать пять, – без паузы «выстрелила» Митягина.
Антон обомлел. Он дважды перепроверил по меню заказ и убедился, что из переданных Листопадом денег с лихвой хватает семидесяти.
– Сто семнадцать двадцать пять! – повторила Нинка, с некоторым раздражением. – Платишь или опять в долг?
Антону сделалось неловко, как бывало всегда, когда ему приходилось кого-то уличать во лжи. Хватало бы денег, он бы охотно отдал. Но столько не было. Потому он вытащил из кармана конверт. Отделил десятку. Остальные семьдесят четыре веером разложил на столе.
– Этого хватит?
Нинка просканировала взглядом бумажки, смахнула в карман передника.
– Хватит, – неожиданно согласилась она. – Хотя меж друзьями так не поступают!
В голосе ее проступила искренняя обида, грозившая перейти в рыдания. Нинка по-прежнему легко впадала в слезливость, особенно когда обсчитывала и попадалась. Всхлипывая, она придвинула к себе другие счета и принялась вносить в них поправки.
Когда Антон вернулся из подсобки, за столом в одиночестве пил Вадим Непомнящий. Лишь на спинке листопадовского стула висел его пиджак, словно охраняя покинутое хозяином место.
Через наполненную рюмку Вадим, прищурившись, разглядывал танцующих. Пухлая нижняя губа его брезгливо отвисла к подбородку. После разрыва с Викой у Вадима как-то перестало ладиться с женщинами. Он незаметно подрастерял прежнее всепобедительное хамство, и женщины всё чаще предпочитали отдаваться другим. Вадим их за это крепко запрезирал.