– Надо же, – буркнул Листопад. – Все двери пооткрывали, лишь бы меня отсюда поживей вызвездить.
Под навесом бокового райкомовского крыльца, пережидая внезапный весенний дождь, спрятались две матери с колясками. Стряхивая мокрые волосы, они о чем-то переговаривались, с притворной озабоченностью вглядываясь в небо. Им было хорошо. Юная жизнь начиналась рядом с ними. И жизнь эта виделась им безусловно счастливой.
Ивана такой пустяк как непогода сегодня остановить не мог. Он вышел из-под навеса и зашагал прямо по проезжей части.
Молодой дождь хлестал безудержный, крупный и упругий, словно свитый из веревок, пузырями взрывался об асфальт и – пенящимися ручейками растекался по подворотням. Пролетавшие мимо машины, пронзительно гудя, объезжали очумелого пешехода и мстительно заливали его грязью. Иван ничего не замечал, продолжая идти вразвалку с руками, отброшенными назад, будто на ходу отмахивался от нечистой силы. Варианты спасения, которые перебирал он, отпадали один за другим.
Балахнин, на которого он рассчитывал, при первой опасности шмыгнул в сторону.
Заманчиво было бы призвать на подмогу Феликса Торопина. Парочка мордоворотов, подкараулив Непомнящего в подворотне, живо выбила бы из него партбилет вместе с накопившимся дерьмом. Но, увы! Опять «катает» на юге.
Оставался, правда, Осинцев. Но тут условия объявлены открытым текстом, – помощь против вербовки. И тогда ходу назад не будет. Или все-таки рискнуть, а после как-нибудь выкрутиться?
Иван задумался. Какая-то проворная капля исхитрилась затечь в ноздрю. В носу Листопада зачесалось, он оглушительно чихнул и – очнулся, обнаружив себя совершенно мокрым, стоящим едва не по щиколотку среди водяного потока, – всего за один квартал от подвальчика тети Паши.
Только теперь он припомнил, что вот уж вторые сутки, как не давал о себе знать Антон, – вопреки принятому меж ними обыкновению созваниваться каждый день. Единственный, кого хотелось сейчас видеть.
Антона Листопад застал лежащим на кровати с лицом, закрытым шерстяным шарфом. На полу валялся журнал «Юность» за 1985 год, раскрытый на модном романе Юрия Полякова «ЧП районного масштаба».
– Здорово, пропащий, – с притворной бодростью прогромыхал Иван. – Найди поживей какое-нибудь полотенце. А то залью на хрен весь подвал!
– Возьми у тети Паши в комоде, – ровным голосом предложил Антон. – Она к сестре укатила.
Вытащив из комода сразу два банных полотенца, Иван стащил рубаху и, отфыркиваясь, принялся обтираться.
Антон продолжал лежать.
– Посуда под водку найдется?
Антон, не открывая глаз, протянул руку к стоящему подле стулу и принялся шарить ладонью в поисках стоящего на нем стакана.
– Совсем, гляжу, оборзел, – глаза открыть лень, – Листопад выдернул стакан, который хозяин едва не свалил на пол. – Корешок к нему в горе пришел, – ломануть, пока при памяти. А ему по фигу метель.
– И какая кручина у корешка приключилась?
– Загнали меня в угол, как мелкого дристнюка! – Листопад распечатал принесенную водку, налил себе полстакана, давясь, выпил. Чуть заикаясь от ярости, рассказал о подлянке, учиненной Непомнящим.
– Под дых, падла, врезал. И это, считай, накануне съезда!
– Экая неприятность!
– Неприятность?! – разозлился Иван, искавший, на чем бы сорвать скопившееся раздражение. – Это не неприятность, а полный звездец!
– Будто! Это вы, Иван Андреевич, из любви к себе погорячились, – Антон усмехнулся. – Поадекватней бы надо. Ну, посеял ты свою картонку. Попеняют да другую выдадут.
– Да ты! – безразличная реакция Антона Ивана оскорбила. – Тебе бы такое.
– Мне-то? Вот мне-то это как раз и впрямь по фигу метель, – Антон зашелся неживым смехом.
Иван наконец обратил внимание на его ровный, насмешливый голос. Так Антон обычно разговаривал с людьми, ему неприятными. С самим Иваном подобного тона он прежде никогда не позволял. Листопад всмотрелся внимательней.
– Ты чего собственно с тряпкой на башке перед дорогим гостем валяешься? – он потянулся сорвать шарф, но Антон поспешным движением прижал его к глазам.
– Не трожь, – потребовал он. – Лучше скажи, сейчас день или ночь? В смысле, – стемнело?
– Че-го?! Дуракуешь, что ли?
– Считай, что так. Не вижу я.
– Так сними тряпку. Погоди, шо значит «не вижу»?
– Значит «вообще ничего». Домой пришел, видел. Лег спать. Потом проснулся. С тех пор не вижу.
Иван недоверчиво приблизился, помахал лапой перед лицом. Достал спички, зажег одну и медленно принялся подносить к глазам.
Антон втянул в себя воздух.
– Бесполезно. Пробовал, – прежним, словно затертым голосом произнес он.
Листопад сглотнул:
– Так шо ж ты тут разлегся? В больницу надо срочно! Может, минута дорога. Я выскочу, машину стопорну. И матери позвоню.
– Матушка в санатории. И вообще не гони пыль. Это куриная слепота. У меня лет в двенадцать было такое после истории с милицией. Тогда и к врачам водили. Говорят, от стрессов случается. А я как раз стрессанулся. Вообще-то само должно пройти. Надо только выждать и…кой-какие процедуры. Ты меня до матушкиной квартиры можешь довести? Там таблетки должны быть, мази.
Антон сел на кровати и рукой принялся шарить по спинке стула в поисках одежды.
– Отведу, конечно, – Иван поспешил подать рубаху. – И сколько ты так лежишь?
Антон пожал плечами.
– Сбился, – коротко ответил он.
– Но хоть бы… на улицу выбрался! Люди какие-никакие. Мне бы позвонили.
– Стоит ли больших людей из-за всякой ерунды беспокоить? Да еще когда они в несчастье! – с той же насмешкой отреагировал Антон.
Иван озадаченно потряс головой.
Дождь кончился. Машин на пустынной улице не было вовсе. Иван медленно шагал, обходя лужи, а Антон с шарфом на глазах шел чуть сзади, положив руку ему на плечо.
Они шли к набережной Лазури через заброшенные деревянные дворы, – жильцов отселили, а начало строительства многоэтажного дома затягивалось.
Разговор странно не клеился. На все вопросы Антон отвечал односложно, словно через силу.
Иван поначалу списал непонятную недоброжелательность дружка на пережитое потрясение. Но потом его кольнула нехорошая догадка, и он в свою очередь замолчал, все чаще вполоборота вглядываясь в угрюмого слепца.
В молчании они прошли мимо полуразрушенной церкви, на куполе которой покачивались на ветру молодые березки, по скользкой тропинке через запущенный сад поднялись на набережную Лазури.
Антон нащупал металлический парапет, отпустил плечо поводыря. Теперь цель была близка. Впереди, метрах в трехстах, к набережной примыкал деревянный мосток, а сразу за ним в ближайшей многоэтажке находилась квартира Негрустуевых. Держась за парапет, а затем перила моста можно было добраться едва ли не до самого подъезда.
– Иван, – прежним бесцветным голосом произнес Антон. – Ты давно в комитет стучишь?
Листопад съежился.
– Значит, шорох не показался, – сообразил он.
– Так получилось. Искал, чтоб проститься… Иван промолчал.
– А разговоры, что мы вели, – специально провоцировал и после в контору сливал?
– Да пошел ты! – голос Листопада булькнул.
– Пойду, не сомневайся. Только хочу на прощание сказать. Я ведь, Иван Андреевич, себя по тебе мерил. В записной книжке твоя фамилия первой стояла. Так вот, можешь считать, – вычеркнул.
Перебирая руками перила, слепой двинулся к мосту.
– Еще кому рассказал? – выдавил Иван.
Антон засмеялся – злым, уничижающим смехом.
– Пока никому. Но это дело времени. Предупрежу, конечно, чтоб другие не вляпались, – он приостановился. – Представляю, что с тобой станется, когда все узнают, что бесстрашный Листопад – обычный комитетовский стукачок. Оттого, впрочем, и бесстрашный.
Даже не смыв с лица злорадную усмешку, Антон , не выпуская парапет, двинулся дальше.
Посеревший Иван остался стоять. Он и так знал, что человек, о котором пройдет такой слух, обречен жить в атмосфере плохо скрываемой гадливости. Разве что Вика не отступится. Хотя, пожалуй, и она. Она ведь любит его такого, всесокрушающего. Надо бы все-таки попробовать объясниться.
Он поднял голову и – обомлел.
Антон, навалившись на парапет, продвигался вперед, рассчитывая уткнуться в перила моста.
Но он ни во что не уткнется. Очевидно, днем шли дорожные работы, и впереди парапет вместе с частью тротуара оказался разобран. Раздолбаи-дорожники побросали все как есть и ушли, даже не огородив, – должно быть, торопились к закрытию винного. И вместо моста слепца ждал десятиметровый обрыв, под которым навален острый речной булыжник, едва покрываемый вялой волной заболоченной, умирающей речушки.
Оставалось десятка полтора метров. И Антон Негрустуев неуклонно, шаг за шагом, уменьшал это расстояние.
Не меняя темпа, словно заведенный, двигался он навстречу неизбежному.
Человек, узнавший страшную Иванову тайну, сам шел в пропасть. Единственный из друзей, к которому он нешуточно привязался. Но и единственный, кроме Осинцева, кто может порушить Иванову жизнь. Последние пять метров, и проблема вместе с ним рухнет в пропасть.
– Сто-ой! – Иван в несколько прыжков догнал Антона, ухватил за рукав, рванул на себя.
– Тут изгиб! – тяжело дыша, объяснился Листопад и, ухватив покрепче, повлек по мостовой. – Не выдрючивайся. Доведу до «базы», а там – делай шо хошь!
– Как скажете.
В полном молчании они прошли оставшийся путь, зашли в квартиру.
Антон нашарил банкетку, опустился, безучастно уставясь в пространство.
– Хочу сказать на прощание, – надрывно произнес Иван. – То правда, я действительно дал подписку, когда меня с валютой на кармане взяли! Не мог не дать. Иначе бы сел! Но никогда и никого не вложил. Кроме одной твари, – глаз его при воспоминании о Звездине злорадно закосил. – Но этого я бы без всякой подписки сдал. Можешь спросить у опера.
Он нервно хохотнул.
– За сим, как говорится, желаю прозреть. Ну, и так далее.