– Материалы эти сегодня же доставлю в областную прокуратуру. А уж они определят, кому за что отвечать.
Он спохватился, ухватил Шмелева за рукав:
– Нельзя Негрустуева отпускать. Документы при нём изымали. А ну как догадается, откуда подуло, и тому же Листопаду донесёт. А тот не нам чета. Такой верткий, только чуть не догляди!
– Окстись, Евгений Варфоломеевич, – Шмелев высвободился. – Не за что Негрустуева задерживать.
– Как это не за что? Сами ж говорите: бычки у него вес набирают. А за счет чего? Что, всюду кормовой голод, а у него изобилие с небес? Думаешь, зерно это, на котором он вляпался, – первая ходка? Пока возможностей мало – по мелочи тянет. А развяжи полностью руки – тыщами, голуба, поволокет.
– Таким только дай послабку, не заметишь, как колхозы под себя положат, – поддакнул Галушкин.
Звездин поощрительно похлопал сообразительного оперативника по плечу:
– Стало быть, вопрос не в том, что вор. А в том, как ущучить. У нас от задержания до ареста целых трое суток в запасе. Так неужто такие орлы за три дня хотя бы ерунду какую не найдут? Не верю!
Он с подначкой подтолкнул Шмелева. Тот отстранился.
– Да ведь не против совести, а по правде! – не отступился Звездин. – И к общей выгоде. Первые у меня по отделу люди будете. Александр Константинович, голуба, разговор наш помнишь? Через неделю, что обещал, сделаю! Скажешь – расписку дам! Не от своего даже имени. Большие люди поддержат. А ты, Пал Федосыч, на пенсию майором уйдешь!
– Так я ж их, ворюг, всегда. Мужик от них стонет…
– Виктор Арсентьевич!…
– Надо, сделаем. Была б команда, – Николаев вяло повел плечом.
Все взгляды сошлись на пасмурном Шмелеве.
Шмелев в свою очередь с усмешкой посмотрел на начальника райотдела:
– А ты возьмешь на себя подписать постановление о задержании подозреваемого? Оно ведь стрёмное. Если что не так, спалиться можно.
– Хоть сейчас подпишу! И, если что, перед прокурором сам отвечу, – без заминки выпалил тот.
Сотрудники ОБХСС озадаченно переглянулись. Такой отчаянности в опасливом и скользком Звездине прежде не замечали.
Шмелев колебался. От Звездинской суеты тянуло душком. Да и задерживать без доказательств душа не лежала. Но от оглушительной переспективы вернуться на любимую работу предвкушающе ныли зубы. Он решился.
– Что ж. Раз так, то так. Негрустуева на трое суток «закрываем» в ИВС. А сами пока ищем доказательства. Не найдем – отпустим.
Через час Антон Негрустуев был задержан по подозрению в совершении хищения государственного имущества.
Еще через полчаса начальник РОВД Звездин подхватил папки с договорами и выехал в облпрокуратуру, где в кабинете прокурора области его уже в нетерпении поджидал Вадим Непомнящий.
К вечеру следующего дня Николаев и Галушкин вернулись из колхоза 50-летия СССР. Виктору Арсентьевичу не повезло. Никаких новых доказательств кражи зерна он не добыл. Больше того, агент, сообщивший о краже, вдруг «пошел в отказ»: заюлил, будто услышал с чьих-то слов. Получив по морде, признался, что просто хотелось выпить.
Зато Галушкина ждала удача. Удалось найти подтверждение сразу двух краж: витаминной муки на сорок семь рублей и пятидесяти листов шифера на сумму пятьдесят шесть рублей 47 копеек. Не ахти, конечно, но в комплексе – образовалась система. Что и требовалось доказать.
Кроме того, настырный Галушкин разыскал двух очевидцев, подтвердивших, что Негрустуев и прежде приворовывал колхозное зерно прямо из хранилища. Правда, один из них, хотя и видел Негрустуева с полным мешком, но никак не у амбара, а скорее возле собственного дома. А другая свидетельница – страдающая бессонницей старуха – действительно углядела как-то мужскую фигуру, вытягивающую что-то в сумерках из дыры амбара, вот только лица не разобрала. На вопрос Галушкина, а не был ли то ее сосед Негрустуев, старуха, пожевав губами, ответила: «А кто его знает? Может, и он. Мужики нынче все воры пошли». Мелкую эту неувязку Галушкин успешно разрешил, слегка подредактировав фразу в протоколе допроса: «Мне показалось, что это был мой сосед, известный ворюга Негрустуев».
На другое утро Галушкин отправился в изолятор временного содержания, дабы добиться признательных показаний.
Увы! В отдел Пал Федосыч приехал под вечер крайне расстроенный. Безысходно теребя длинный пористый нос.
Негрустуев на удивление легко и даже охотно подтвердил факты кражи шифера и витаминной муки. Причем рассказал в подробностях, будто был доволен случаем хоть чем-то порадовать симпатягу-капитана. На скотном затеяли выгружать машину шпал прямо на втоптанные в навоз листы шифера. Часть успел спасти. Витаминную муку собрал на АВМ из невывезенных остатков. Но как только Галушкин переводил разговор на главное, – зерно, скулы его цепенели и взгляд делался колючим. Даже представленные новые, увесистые доказательства – показания соседей, хоть и поразили подозреваемого, но не изменили позицию – зерна не крал.
– Так не дурак, поди, – с притворной бодростью прокомментировал Николаев. – Понимает, что за мелкую кражонку лишения свободы не дадут, а признается в зерне, – сидеть-не пересидеть. Вот и косит под раскаявшегося.
Впрочем произнес он это больше, чтоб разрядить нависшее молчание. На самом деле стало ясно главное, – машину зерна, с которой всё закрутилось, Негрустуев не крал.
В кабинет начальника райотдела Александр Константинович Шмелев вошел как обычно без доклада и выложил папку с уголовным делом, поверх которой лежали несколько отпечатанных документов.
– Подпиши, – потребовал он.
– Что это? – Звездин кончиками пальцев не читая отодвинул подложенные листы.
– Постановления об освобождении Негрустуева из ИВС и о прекращении дела. Зерно он не крал. Да и остальное – один мираж.
Брови Звездина приподнялись домиком – неприязненно-недоуменно:
– Жалостлив ты, Шмелев, не по должности. Может, и был мираж. Только теперь он уже, это самая, заборчиком из доказательств окольцован. Зерно в подсобке, показания кладовщика, косвенные свидетельства соседей, сюда же – шифер, мука. Осталось колючую проволоку пропустить, что суд и сделает. И будет ему полная реальность – нары на зоне.
Шмелев вспотел.
– Погоди, у нас был уговор о трех сутках. А припаять парню ни за что ни про что «пятерик», жизнь поломать, я не подписывался. И постановления об аресте писать не стану.
– И не пиши, – неожиданно легко согласился начальник отдела.
Шмелев вскинул голову и наткнулся на ехидный взгляд.
– Всё, что нужно, голуба, ты уж сделал. Дальше другие доведут, – Звездин подтянул к себе папку, придавил локтем. – Материалы о краже семенного зерна забирает прокуратура области для соединения с делом модельщиков.
Сдерживаться более Звездин не мог. Голос его задрожал от распирающего торжества.
– Вчера арестована группа частнопредпринимателей, именующих себя модельщиками. При допросе показали, что четверть от каждой получаемой суммы… – Звездин сделал паузу, набрал воздуху, – передавали лично в руки ректору сельскохозяйственного института Ивану! Андреевичу!! Листопаду!!! Завтра же взяточнику Листопаду будет предъявлено обвинение. Вот так-то справедливость торжествует.
– Ну, это ваши игры, – Шмелев безразлично повел плечом. – Но Негрустуев-то вам зачем?
– Как это зачем? – удивился Евгений Варфоломеевич. – Забыл, с чего начинали? Разоблаченный арендатор – это тебе не какой-то завмаг. Хуть и тухленькое хищеньице, а – налицо. Это и в райкоме отметят. И ваще, модельщики у него жили? Жили. Тоже наверняка не за так. Тут еще разобраться надо насчет причастности. Нет ли в его действиях укрывательства или того хуже. Негрустуев этот, как выяснилось, – Звездин доверительно пригнулся, – давним дружком Листопаду оказался.
Именно последняя фраза прозвучала в его устах самым тяжким обвинением.
Шмелев неловко кивнул, поднялся, потянулся к ручке двери.
– Да, насчет тебя, – услышал он в спину. – Сдавай дела Николаеву. Как и обещал, идешь на повышение.
И с немыслимой интонацией, от которой Шмелева перетряхнуло, добавил:
– Заслужил, голуба!
Александра Яковлевна Негрустуева беспрестанно покачивалась, примостившись на кончике стула. Полы домашнего халата распахнулись, обнажив дрябнущие икры. Но она не спешила оправить его, как прежде. Впервые за последние годы ощущала она себя не холеной властительницей, а обычной стареющей бабой.
Узнав об аресте сына, Александра Яковлевна позвонила Листопаду. Увы! На несколько дней уехал по хозяйствам области. Телефона для связи секретарше не оставил. Она бросилась по знакомым. Всем говорила одно и то же. Налицо явная ошибка. Какой из Антона вор? Дурак – да! И давно. Но чтоб вор! Надо срочно разобраться.
Ей обещали выяснить, похлопотать. Но дозвониться во второй раз уже не удавалось. Она поехала напрямую к начальнику Пригородного РОВД. Глядя ей в лицо рыбьими глазами, тот с видимым удовольствием отчеканил, что помочь не может, так как речь идет о серьезном преступлении. И вообще – надо было меньше сидеть по президиумам, а больше времени уделять воспитанию собственного сына.
Прокурор области, с которым Александра Яковлевна заседала в одной депутатской комиссии, принять ее отказался.
Она металась по квартире, бессильная помочь сыну, который почему-то представлялся ей не взрослым мужчиной, а прежним ребенком, что называл ее маменькой и любил вскарабкиваться ей на колени.
И вот это-то нежное, доверчивое существо сидит сейчас в тюремной камере, наверное, напуганное и совершенно беззащитное. А она, мать, не в силах ему помочь.
Она застонала.
В дверь позвонили. Александра Яковлевна вскочила.
На пороге стояла девушка с длинными смоляными волосами.
– Простите…Я насчет Антона, – пробормотала она сдавленно.
Александра Яковлевна пригласила гостью в проходную комнату, махнула рукой на кресло. Но та осталась стоять.