– Юродивого твоего выручим, раз хлопочешь. – Балахнин скукожил физиономию, передразнивая набычившегося Листопада. – Тем более, его и держали-то под тебя.
– А институт, значит, шо я поднял, людей, шо привлек, какому-нибудь Вадичкиному холую, который через год всё раздуракует? А опытное хозяйство! Мы ж там сельхозметодику переделали. Такая отдача пошла! Бери и переноси на всю страну. Ведь порушат!
– Таковы условия. Всё понял?
–Чего не понять? – разочарованно протянул Иван. – Потрендели насчет перестройки, отпустили чуть вожжи. И тут же, выходит, знакомый мотив: всех загнать и не пущать!
– Хорошо бы. Но больно далеко зашло, – Балахнин сожалеюще поцокал языком. – Плотины-то по глупости убрали. Вода, как говорится, вышла из берегов. Вот-вот шлюзы снесет. Что в этом случае делать остается? Помнишь, как ты на митинге вещал? Возглавить и повести за собой. Этим и займемся. Пора выращивать собственных коммерсантов из надежных. Не отдавать же в самом деле штурвал всякой шантрапе.
Он придвинулся поближе к Ивану.
– Есть решение – создавать молодежные банки. Деньги под это найдутся. Серьезные люди заинтересованы, – внушительно добавил он.
Иван недоверчиво тряхнул головой:
– Ишь ты, – частные банки! Скорее небо ляжет на землю!
Балахнин хитренько подмигнул, поднялся, вытащил из ящика стола туго набитую папку и – шлепнул о стол.
– Читайте! Завидуйте! – продекламировал он. – Проектец стратегический. Можно сказать, программа будущей жизни. Не сегодня-завтра опубликуют.
Листопад, все еще хмурясь, потянул к себе ксерокопии. Бросил искоса взгляд, затем пригнулся и – жадно, не отрываясь, принялся вчитываться. Перед ним лежал проект Закона о кооперации в СССР. Балахнин с отеческой, понимающей улыбкой наблюдал, как закосил Иванов глаз.
– Вот так-то, – констатировал он. – Теперь сколотим команду из самых-самых и – вперед! Мне предложили подобрать кандидатуру президента будущего банка. Я сказал, что такая есть. Да и тебе пора в Москву на большое дело перебираться. Готов? Как ты там говорил? Если партия скажет: «Надо», комсомол ответит «Есть»!
Молчание Ивана его насторожило.
– Готов, спрашиваю, с нами?! – требовательно повторил он.
– Нет. Не хочу на готовенькое, – к изумлению Балахнина, отказался Листопад. – Да и из комсомольского возраста вышел. Теперь я, пожалуй, сам попробую.
– Мы два раза не предлагаем! – зловеще процедил Балахнин. – Ничто не изменилось: кто не с нами, тот против нас. Ну?!
– И всё-таки сам, – Иван предвкушающе огладил проект.
Из следственного изолятора № 1 Антона Негрустуева выпустили с диковинной формулировкой «за нецелесообразностью дальнейшего содержания под стражей».
Он так и не понял, в чем заключалась целесообразность двухнедельного сидения в камере, за время которого разрушили дело, что он только начал налаживать. На последнем допросе от Шмелева узнал, что скотину свели. Дом, правда, вопреки предсказанию провидца Листопада, сердобольные соседи не спалили. Но всё, что было внутри, растащили до шурупчика.
Хотя, пожалуй, целесообразность как раз в том и заключалась, чтоб разрушить. Он и самого себя ощущал совершенно разрушенным.
За спиной прощально лязгнул засов. Никто не сказал: «Руки за спину. Лицом к стене». Антон вышел на крыльцо. Вдохнул воздуха. С вольной стороны дышалось иначе.
Слева от входа, у окошка, толпилась очередь на передачу. Сердце Антона защемило. Среди притихших, скорбных людей, преимущественно женщин, он узнал мать. Узнал с трудом. В закутанной в платок, ссутулившейся Александре Яковлевне не было ничего от привычной громогласной руководительницы.
– Матушка, – окликнул, подойдя, Антон.
Александра Яковлевна недоуменно обернулась. Вздрогнула.
– Сынок, – пробормотала она, еще не до конца веря. Опасливо провела рукой по телогрейке. – А я вот… испекла тут. Я пыталась… ходила… Господи, что ж у тебя с лицом-то? Скулы будто каменные.
Она заплакала. Антона заполнила подзабытая в детстве нежность.
– Ну, ну, маменька, будет, – он приобнял ее и повлек к жилому дому, примыкавшему едва ли не вплотную к тюремной стене.
Очередь завистливо смотрела им вслед.
Двор был еще безлюден. Но, несмотря на утро, майское солнце лупило всерьез, по-летнему.
У металлической помойки Антон стянул телогрейку, бросил на проржавелую крышку, поверх водрузил отслужившую кепочку с пуговкой и отправился дальше – уже налегке.
У поворота мать и сын, не сговариваясь, оглянулись. Двор оставался всё так же пуст. Но фуфайка с кепочкой бесследно исчезли.
Они засмеялись и боковой тропинкой вышли на площадь Гагарина.
Возле райисполкома, перед застекленным окном «Известий», толпились люди. Среди них были и восемнадцатилетние пацаны в «бананах» из плащевки, и тридцати-сорокалетние мужчины, и даже несколько домохозяек. Все пребывали в празднично-возбужденном состоянии.
– Чему радуются, дураки? – процедила Александра Яковлевна. Подойдя ближе, Антон разглядел, что именно так горячо обсуждалось, – опубликованный Закон «О кооперации в СССР».
Ниже, под газетой, к стенду была прикноплена статья знаменитого экономиста – апологета перестройки – с восторженным комментарием нового, судьбоносного закона, с введением которого СССР, несомненно, в кратчайшие сроки вольется в число цивилизованных рыночных государств.
Мимо Антона и Александры Яковлевны, отделившись от общей группки, прошли двое парней в одинаковых яркожелтых х/б с прострочкой и на кнопках. На лацкане одного из них выделялся огромный, как брошь, значок с изображением Ельцина и подписью по овалу: «Борис, ты прав!».
Переполненные эмоциями, парни не замечали ничего вокруг.
– Первым делом прикупим несколько станков! – решительно объявил один. – Увидишь, года не пройдет, такую продукцию выдадим, что шелкоткацкая фабрика в ножки поклонится.
– А деньги?
– Ерунда. Возьмем кредит. Раскрутимся – отдадим. Главное – успеть первыми. Первым все сливки достанутся.
– А кого в третьи возьмем? Читал же – по закону должно быть не меньше трех учредителей.
– Кого-нибудь из самых надежных. Чтоб никаких чужих. В коммерции можно довериться только друзьям.
– Это к бабке не ходи, – согласился собеседник.
Они ускорили шаг, боясь потерять хотя бы одну судьбоносную минуту.
Они еще не знали…
…Что через несколько лет именно друзья на друзей станут заказывать первых киллеров.
…Что экономист-перестройщик, едва заняв должность в Моссовете, куда его занесет на волне народного воодушевления, тут же вляпается на грошовой взятке.
…Что борец с партпривилегиями и народный трибун Ельцин, стремясь удержаться во власти, влегкую отчленит от доставшейся ему по случаю России огромные, сросшиеся с ней территории, что столетия собирались предками в могучую державу.
…Что директора заводов и комбинатов, конкуренцию которым должно было составить нарожденное кооперативное движение, с помощью тех же кооперативов высосут из своих предприятий оборотные средства, обессилив и омертвив производства. И на «левые» деньги уже за бесценок скупят их же в собственность.
А чуть позже наиболее удачливые и приближенные, прямо на глазах десятков миллионов обнищавших людей, уже ничего не боясь и не стесняясь, примутся рвать друг у друга самые жирные, сочащиеся минералами, шматы земли.
Конечно, в конце восторженных восьмидесятых мало кто мог предвидеть что-то подобное. Напротив, истомившиеся в безвременье люди пребывали в нетерпеливом ожидании решительных и скорых перемен – к свободе и преуспеванию.
Но непоправимое уже свершилось.
Оставленная без управления страна на полном ходу врезалась в рынок, как «Титаник» в айсберг.
Книга 2 За всё уплачено Новое время. Новые люди. Июль 2007
Новое время. Прежние люди. Июль 2007
– Антон Викторович, я вам сегодня еще понадоблюсь? – Первый вице-президент корпорации «Юнисти» сорокадвухлетний Антон Негрустуев повернулся к ходикам за спиной, – оказывается, рабочий день уж пятьдесят минут как иссяк. Как всегда, неожиданно и некстати.
Досадливо поморщившись, он размашисто наложил резолюцию на докладную записку, положил ее поверх прочих рассмотренных материалов и пододвинул объемистую пачку мнущейся молоденькой секретарше.
– Да, да, конечно. Свободна.
– Вы бы и сами в кои веки пораньше ушли. А то пашете без продыху, – обрадованная девушка изобразила фигуру сочувствия.
– И рад бы, но – увы! – Негрустуев с сокрушенным видом накрыл рукой стопку слева, – материалы к заседанию правления. Президент компании Вайнштейн с правительственной делегацией укатил в загранкомандировку, и правление предстояло провести Антону.
Антон потер воспалившиеся от компьютера глаза:
– Ничего! Если никто не помешает, за час управлюсь.
– Как же, ждите, – не помешают. Только и ждут вечера, чтоб к начальству пробиться. Дня им не хватает!
Взгляд секретарши наполнился состраданием:
– Мантуров уже полчаса в предбаннике околачивается. А может, турну этого бимбо?
«Хорошо бы, конечно». Вечер Антон оставлял, чтобы в уединении просмотреть неотложные документы и уточнить график на следующий день. Удавалось нечасто.
– Строга, мать, не по возрасту. Чуть что – «турнуть», – Антон шутливо погрозил пальцем. – А человек, сама говоришь, полчаса дожидается. Скажи, пусть через пятнадцать минут заходит. А я пока кофейком разгуляюсь.
Он заложил руки замком за голову и сладко потянулся.
– На чашку кофе-то мы с тобой за день наработали?
– Хорошенькая чашка. Только то, что я перемыла, – восьмая по счету. С вашим-то давлением. Дома, небось, не нахальничаете?
– Тс-с, – Антон насупился с притворной грозностью. – Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Пусть это будет маленькое между нами.
– Пусть хоть что-то будет, – печально согласилась девушка. Поначалу, заступив на должность, она пыталась кокетничать с моложавым шефом. Увы, безуспешно!