– Что ж, пару дней подожду.
Юра поколебался, протянуть ли руку. Но хозяин кабинета уже уткнулся в бумаги. Коротко кивнув в склоненный затылок, Осинцев вышел, подрагивая от оскорбления.
Какое-то время Листопад посидел, бессмысленно крутя в руке подвернувшуюся зажигалку. Курить бросил еще в конце восьмидесятых, но золотая зажигалка являлась частью канцелярского набора, подаренного министром сельского хозяйства, – «за заслуги перед аграрным комплексом страны».
Затем нажал на кнопку:
– Маргелыч! Разыщи Феликса Торопина. Скажи, что велел срочно приехать.
– Велел? – аккуратно уточнил тот.
– Ну, просил, – неохотно подправился Иван. – Лингвист выискался. Можешь так, можешь эдак, но шоб через час был у меня.
Ни одна российская компания не может успешно существовать, не позаботившись заблаговременно о защите от внешних посягательств, – слишком много скопилось по Руси падких на чужое коршунов. Способов защиты от хищников существовало (и существует) всего три.
Первый, самый заманчивый, – создать собственную службу безопасности. Но содержать могучую охранную систему выходило очень дорого. Поэтому большинство предпочитало заключать договоры либо с правоохранительными, либо с бандитскими структурами.
Вообще к началу девяностых правоохранительные органы и преступные группировки так сцепились меж собой в бескомпромиссной борьбе, что переплелись намертво. И отличить одно от другого стало совершенно невозможно.
Больше того, для коммерсантов бандитское «крышевание» выходило много дешевле и надежнее. Бандиты, ударив по рукам, от данного слова не отступали и при возникновении конфликтов включались незамедлительно, используя для защиты клиента все свои возможности.
А вот милиция и ФСБ в мире бизнеса заслужили нелестную репутацию рвачей и беспредельщиков. Нещадно ломили цены, при всяком удобном случае стремясь изменить договоренности в сторону увеличения. К тому же в скользкой ситуации могли бросить доверившегося клиента. Особенно, если защищаться было необходимо от произвола тех же самых правоохранительных органов.
Взвесив все «за» и «против», Листопад заключил договор с охранным агентством, за которым стояло так называемое торопинское преступное сообщество.
На призыв лидера советского государства перестраиваться Феликс Торопин откликнулся одним из первых.
Оставив стремную профессию карманника, он для начала объединил под собой специалистов новой формации – катал, ломщиков, наперсточников. Беспорядочные «наезды» на кооперативы сменил их «крышеванием», одновременно «окоротив» несколько диких «отморозков». Благодарные кооператоры платили охотно.
В надежде на поживу под торопинскую руку стали стекаться мелкие рэкетирские группочки. Рука, впрочем, оказалась тяжелой. Малейшие проявления своеволия пресекались нещадно. Больше того, среди братвы Торопин распространил собственный кодекс чести, которому надлежало неукоснительно следовать. Одним из основных постулатов было – «Без нужды не обижай слабого. По возможности защищай беззащитного».
Нарушители кодекса карались нещадно.
Двое «братков» заявились к неплательщице – разорившейся владелице торговой палатки. А так как платить ей оказалось нечем, решили получить долг натурой и изнасиловали находящуюся на седьмом месяце беременности женщину. Случился осложненный выкидыш. Потерпевшую в тяжелом состоянии доставили в больницу. Попытки престарелой матери заставить милицию возбудить уголовное дело результата не дали. Установить личности насильников, как обычно, не представилось возможным. Да и кто, кроме её дочери, может подтвердить, что имело место изнасилование, а не полюбовный половой акт? А она, извините, – лицо заинтересованное. Разуверившаяся в справедливости властей, старуха пробилась с жалобой к самому Торопину, которого запомнила мальчишкой из соседнего подъезда.
Выслушавший истицу Феликс согласился, что братки поступили не по понятиям. На другой вечер обоих насильников доставили в ту же больницу, в которой лежала потерпевшая, – с отрезанными яйцами. А самой женщине за счет общака полностью восстановили ее палаточный бизнес.
Этот случай и вовсе утвердил за Торопиным славу эдакого нового Робин Гуда. О его джентльменском кодексе по Твери пошли легенды.
Но мало кто догадывался, что за идеей пресловутого кодекса скрывался тонкий расчет. Те же коммерсанты, почувствовавшие хоть какую-то опору, дабы сохранить благоволение справедливого Феликса, принялись щедро увеличивать пожертвования, так что деньги в общак полились рекой.
Впрочем очень скоро «разросшемуся» Торопину Тверь стала узка в плечах. Смекнув, что залог долгосрочного преуспевания не в «крышевании», а во врастании в бизнес, Феликс принялся скупать в Москве рестораны, гостиницы, оптовые склады, торгово-закупочные базы. Стартовав от трех вокзалов, где они взяли под контроль местных проституток и наркотрафик из Средней Азии, торопинские принялись неуклонно расширять свое влияние, оттесняя прежних хозяев района в сторону центра.
Столкновение казалось неизбежным. В конце концов непрошенным варягам забили «стрелку».
Но «стрелка» не состоялась. В ночь накануне в своих домах и коттеджах оказалась вырезана вся верхушка конкурирующей группировки. Оставшиеся безнадзорными «братки» сами легли под длань беспощадного завоевателя. А кровавую ночь с того времени прозвали «Торопинской», по аналогии с Варфоломеевской.
Впрочем, по слухам, сам Феликс от вынужденной жестокости очень страдал. Даже на собственные деньги восстановил одну из старицких церквей и отлил колокол с надписью – «Святому Варфоломею от торопинской братвы».
После этого за Феликсом укрепилась репутация человека не только справедливого, но и богобоязненного. А в узком кругу оценили другое качество Торопина – тонкое чувство юмора.
Годы по-разному меняют людей. Большинство потихоньку раздается, отчего расплываются прежние черты. Худощавый Феликс Торопин с годами не раздобрел. Напротив, стал как бы подсыхать. Удлиненный, медальный профиль обострился. А первые морщины и несколько бугристых, полученных на зоне шрамов придали чистому прежде лицу сходство с изрытым рвами танковым полигоном.
Угроза, раньше лишь изредка угадывавшаяся в быстрых желтоватых зрачках, поселилась в них постоянно. И, прежде неразговорчивый, теперь Феликс обычно отмалчивался, а когда говорил, цедил фразы, стараясь точно сформулировать мысль, как человек, осознающий смертельную силу своего слова…
Он не спросил, зачем понадобился Листопаду. Просто выставил на стол барсетку и выжидательно уселся в кресле напротив, вытянув вперед ноги, обутые в новомодные шузы с серебристыми пряжками.
Иван выдержал паузу, всё еще колеблясь.
– Осинцева, что тебя сажал, помнишь? – бросил он. Дождался кивка. – Только шо был здесь. Шантажировать вздумал, падла. Двадцать тысяч долларей халявных хочет. Торопин выжидательно прищурился.
– У него моя подписка! – бухнул Иван.
– Подписка? – недоуменно повторил Торопин.
– Ну, чего уставился?! О негласном сотрудничестве… Да не зекай, не стучал я. А подписку дал. Иначе б тогда не выпустили. Но не стучал.
По холодному лицу Торопина было заметно, что в последнее он совершенно не поверил. Ну да это не так теперь важно.
А вот то, что Торопин упорно молчал, Ивана начало сильно раздражать.
– Что посоветуешь? – поторопил он. – Ты ведь у меня не просто погоняло. У тебя в моем бизнесе интерес есть. И если меня публично ославят, то и ты на «бабки» попадешь. Так что давай на пару думать. Может, твои ребята как-то тряхнут его, шоб вспоминать забыл? А?
– А если не забудет? И потом не сявка, – наверняка заныкал как следует. Положим, если подкоптить, отдаст. Но ведь ксерокопии мог сделать для страховки, – прикинул Торопин. И – вновь замолчал.
– В том-то и дело. Замыкалось бы всё на «бабках», без тебя бы порешал. Но тут другое – один раз заплатишь, вопьется, как пиявка. Говори, что на уме! – потребовал Иван.Торопин повел узким плечом:
– Лучше решить кардинально. Чтоб уж больше никогда и никому. Денег будет стоить поболе, чем двадцать. Зато прочно.
Он вновь замолчал, предоставляя дальнейшее собеседнику.
Иван взмок. Дабы выиграть время, взял одну из трех обезьянок – с зажатым ртом, – и принялся задумчиво подбрасывать. В кабинет, коротко стукнув, сунулся Маргелов, за которым угадывались приятственно улыбающиеся лица.
– Иван Андреич, тут до вас иностранные инвесторы! Переговоры от имени банка я провел. По всем позициям договорились. Вы обещали принять. Время согласовано. Помните, насчет?…
Он едва успел увернуться от запущенной, в брызги разлетевшейся статуэтки. Донесшиеся следом слова: «Пшел…»! – разобрал уже с внешней стороны. С подрагивающими губами обернулся к потрясенным иностранцам. Приосанился.
– Иван Андреевич просил извиниться, что не может принять. Возникла срочная проблема, над которой сейчас думает.
Иван и впрямь думал. Достаточно долго, потому что Феликс принялся напоминающе поглядывать на циферблат золотого «Роллекса».
– Стало быть, считаешь, другого пути нет?
– Ты хозяин, тебе решать.
– Ну, так и порешай! – рубанул Листопад.
Иван дождался, пока останется один, и с чувством запустил о книжный шкаф вторую обезьянку – прикрывшую глаза руками.
– Сам, падла, напросился, – констатировал он.
Прошлое, что навсегда в нас
Директор Дома детского творчества Агнесса Валерьевна оказалась холеной тридцатипятилетней женщиной с выкращенными под блондинку волосами. Ее густо подкрашенные глаза достаточно откровенно прошлись по фигуре молодого вице-президента банка, и наблюдение, похоже, оказалось в его пользу.
– На это здание много желающих, – с томной улыбкой на властном лице сообщила она. – Потому что стоит того. Прошу убедиться.
Она сделала приглашающий жест рукой.
Уже в начале обхода Агнесса Валерьевна оступилась. Антон поспешил придержать ее за пухлую талию. Будто ненароком, она прижалась к нему, окатив запахом терпких духов, и поощрительно улыбнулась: