– Что ты хочешь?.. С кем – с кем? С любовником! Устраивает?
После этого на другой день Лидия чаще всего выглядела раздраженной, ушедшей в себя. К тому же она мучительно страдала от необходимости скрывать их отношения от собственной, трепетно любимой дочери.
Существование незримого супруга угнетало и Антона. Из обрывочных реплик Лидии, супруг ее представлялся Антону туповатым солдафоном – домостроевцем.
Изредка, по вечерам, когда не с кем было оставить Гулю, а муж уходил на ночное дежурство или отъезжал в очередную командировку, приходилось встречаться у нее.
Антон дожидался в машине, пока Лидия уложит дочь спать. После ее звонка поднимался на лестничную клетку и, таясь от соседей, торопился проскользнуть в приоткрытую дверь квартиры, чтобы через полтора-два часа точно так же выскользнуть наружу.
В один из таких вечеров они нечаянно задремали.
Очнувшийся первым Антон скосился на будильник, показывавший половину двенадцатого ночи, и осторожно потряс прикорнувшую на его груди Лидию:
– Извини, но ты уверена, что муж не вернется?
– Да какая разница? – со сна пробормотала она. Вздрогнула, взметнулась над постелью. – Мы что, заснули? Сколько?! О Боже! Собирайся бегом! Он же тебя прибьет! Ведь с минуты на минуту с дежурства…
Не с минуты на минуту, а через минуту в двери провернулся ключ.
Незадачливые любовники судорожно метались по комнате в поисках разбросанной в спешке одежды. По счастью, пришедший сперва заглянул в спаленку спящей дочери.
Когда он добрался до дальней комнаты, оба были уже, хоть и наспех, одеты. Правда, Антон нацепил туфли на босу ногу, так и не разыскав носков. А Лидия, не успевая натянуть платье, зашвырнула его в шкаф, а сама накинула махровый халат.
Дверь открылась. На пороге возник высоченный майор:
– Не спишь, Лидуша? Я тут в штабной столовой добыл…
Добродушно-усталое лицо его при виде незнакомца исказилось. Губы подобрались в узкую неприязненную полоску.
Он перевел колючий взгляд на пунцовую жену.
– Познакомься, – хрипло произнесла Лидия. – Это Антон. Мой старый знакомый из Твери. Забежал в гости…
Лицо майора исказила усмешка:
– Ну, постель-то перед приходом старого знакомого могла бы убрать.
В сущности, говорить больше было нечего.
Антон напружинился, готовясь защищаться и, если придется, защищать возлюбленную.
Майор постоял, покачиваясь, со страдающим лицом, как человек, не знающий на что решиться. Щека его нервно затикала.
Лидия, с тревогой следившая за мужем, напоминающе ткнула пальцем в стену, за которой спала дочь.
Словно опамятав, майор с силой хлопнул себя по лбу:
– Ах, черт! Совсем забыл. Мне ж в гараж срочно надо. Завтра дочку на дачу обещал вывезти, – объяснил он Антону, – а в машине что-то с ремнем натяжения. Так что вернусь часа через два. Должно быть, уже не застану. Лидуша, ты накорми гостя.
Круто развернувшись, он протопал по коридору.
Вновь хлопнула входная дверь.
Опустошенная Лидия опустилась на кровать.
– Мне он понравился, – честно признался Антон.
– Он всем нравится, кроме меня. Достал своим благородством. Уж лучше б избил.
– Зачем так?
– А как?! Я ему рога наставляю, а он терпит. Я – тварь, а он терпит. Мучается, стонет по ночам, а терпит.
– Может, любит?
– Конечно, любит. Но мне-то что с этим делать, если я сама еще девчонкой в тебя?.. – слезы сами собой обильно потекли по распухшим со сна щекам. Она интенсивно замахала руками. – Уходи, Антон. Пожалуйста! Хочу одна побыть.
– Когда мы увидимся?
– Не знаю. Во всяком случае, здесь – больше никогда.
Они не виделись неделю. Лидия не звонила и не приходила. Звонить же ей домой Антон не решался.
Совершенно истерзанный неопределенностью, он подкараулил ее возле Дворца культуры.
– Надо поговорить, – предложил он.
Не споря, Лидия села в его «девятку». В глухом переулке Антон заглушил мотор. Вгляделся в её измученное лицо, припухлые веки над красными глазами. Провел пальцем по мягким, подрагивающим губам. И – будто плотину прорвал.
– Больше так не могу, – забормотала она, давясь слезами. – Не могу врать дочери. Вы ж для меня самые дорогие, а для нее тебя будто нет. А она-то чувствует, что маме плохо. Допытывается. А ты сам? Вот скажи, тебе все равно, что на ночь я остаюсь в квартире с другим мужчиной? Может, я тебе вру, что не сплю с ним, а? Может, как раз высший кайф вернуться от любовника и завести в постели ревнующего мужа? Не думал об этом?
Антон отёр вспотевши лоб:
– Зачем ты так?
– А как?! Я не умею жить сразу с двумя мужчинами. Я ж себя проституткой чувствую.Сколько можно на разрыв! С этим надо что-то делать, Антошка, или я взорвусь. Имей в виду: либо я уйду от него, либо брошу тебя. Помяни мое слово, – брошу.
Она зарыдала.
– Тогда перебирайся ко мне, – предложил Антон. Собственно с этим он и приехал.
Лидия вскинула головку, жадно всмотрелась.
– А что? Места для двоих хватит, – Антон сделал разудалый жест. – Все равно ни тебя, ни меня такая жизнь не устраивает. Попробуем, что получится. А надоем, тогда уж и бросишь. Как говорится, – свободное решение.
В ее радостно оживших глазах оставался один, главный вопрос, – о дочери. Но ответить на него Антон не был готов. Сказать ей напрямую, что боится появления в своей холостяцкой квартире чужого ребенка, Антон, конечно, не решился. Малейшее подозрение, что восхитительная Гуля может кому бы то ни было показаться обузой, оттолкнула бы от него импульсивную Лидию.
– Гуля до конца школьного года может с отцом пожить, – пробормотал он. – В выходные будет у нас гостить. Заодно и ко мне попривыкнет. А там определимся. Но если вовсе не попробовать, ведь оба пожалеем. Так что скажешь, Лидушка?
– Что ж, попробуем, – Лидия водрузила головку на плечо Антона.
На другой день, оставив дочь мужу, она перебралась к нему.Мы живем, под собою не чуя страны
То, что на «Возняковские минеральные удобрения» наскочили трейдеры Балахнина, Иван Листопад узнал сразу по приезде на завод. И известие это оказалось не из приятных.
За время, прошедшее после встречи в Сочи, куда гонимый Иван примчался в 1988 году за подмогой, Юрий Павлович Балахнин сильно заматерел.
В восемьдесят девятом он сделал то, от чего отказался «самостийный» Листопад, – создал один из первых в стране кооперативных молодежных банков – «Конверскредит».
С начальным капиталом помогли родные комсомол и партия. Они же не оставили своего первенца заботой на первых порах, когда началась лихая распродажа державы.
Те, кто еще недавно радел о сохранности общенародной собственности, первыми бросились ее расхватывать. Взахлёб, за бесценок, торопясь отхватить хоть что-то. Жмурясь от собственной дерзости, ожидая тревожно по ночам, – когда же придут.
А вот Балахнин спал спокойно. Знал: кто мог бы придти, тот сам в доле. И – делился честно. Не крысятничал. За это получал новые возможности заработать.
Он поучаствовал в составлении первых внешнеэкономических контрактов, по которым в страну хлынул западный «неликвид», зато на счетах «Конверсии» осели внушительные суммы; в дисконтном списании долгов третьих стран в счет поставок оборудования, которое границ России так и не пересекло; в демпинговой распродаже оборонной техники.
Ни одна из громких операций на сломе восьмидесятых-девяностых мимо Юрия Павловича не прошла.
И пока другие делали первые робкие шаги, оступаясь и разбивая носы, банк «Конверскредит» стартовал стремительно, легко обставляя менее удачливых конкурентов.
Но самой рисковой операцией, за которую, если б вовремя спознали, Балахнин и впрямь мог поплатиться головой, стала финансовая поддержка затравленного и, казалось, уничтоженного Ельцина. знал, кто в доле.м – когда казалось, уничтоженного Ельцина, поддержав его финансово.
Что тогда толкнуло на сумасшедший риск благоразумного Юрия Павловича? Привычка не складывать яйца в одну корзину или спинной мозг, который для прожженного аппаратчика, что барометр для метеоролога?
Скорее, второе. Во всяком случае именно эта некоммерческая сделка стала самым удачным его вложением.
В чем-в чем, а в неблагодарности будущий президент замечен не был. С его приходом во власть Балахнин стал замом в первом российском правительстве, сумев за короткое время значительно укрепить позиции своего «Конверскредита». Но и после того, как на смену Силаеву пришли «молодогвардейцы», Юрий Павлович сохранил кремлевские и правительственные связи, предоставив голодным реформаторам «Конверскредит» в качестве безотказного кошелька. А к собственному кошельку мы, как известно, относимся трепетно, – льготы и субсидии посыпались, как мелочь в получку.
Стремясь не упустить благоприятную обстановку, Балахнин принялся отстраивать вокруг банка промышленную империю.
Среди нарождающихся холдингов «Конверсия» выделялась редкой всеядностью. Прочие избирали какой-то сегмент рынка поаппетитней и с урчанием его обгладывали. У «Конверсии» тоже образовалось свое стратегическое направление – металлургия. Но и остальные секторы экономики Юрий Павлович вниманием не оставлял. Скупалось всё, что подворачивалось, по принципу «бери, что плохо лежит». Бойкие рейдеры Юрия Павловича шлындали по всей стране в поисках «бесхозных», то есть не защищенных влиятельными интересами предприятий. Обнаружив, набрасывались. Методы захвата использовались соответствующие. Если владельцы не соглашались уступить по дешевке, включался властный ресурс и применялась «зачистка». То есть на интересующий объект с проверкой направлялись милиция и ОМОН, против особо упертых возбуждались уголовные дела. Завладев предприятием, вычленяли самые лакомые куски, безжалостно выплевывая весь неликвид, после чего с выгодой перепродавали по частям, оставляя на месте прежнего городка или поселка пепелище.
Должно быть, за это учтивейший Юрий Павлович схлопотал на рынке кличку «пиранья».