– А нет, так любовника заведи, – не отступилась искусительница. – Не старая еще.
– Это после Ваньки-то? – Таечка некстати хихикнула.
– М-да… – по лицу Антона проскользила полуулыбка.
– Чего-чего, а драйва без него точно не хватает.
Таечка благодарно закивала, засветилась.
– Зато при его жизни всем с избытком доставалось, – зло процедила Лидия. Таечкино лицо потухло.
– Зря ты так, – робко укорила она. – Конечно, с Гулей скверно получилось. Но ведь обошлось. Нам-то куда хуже досталось. Сначала думали, что навсегда уехали. А потом чем дальше, тем больше назад тянуло. У меня аж сердце изныло. Ни языка, ни друзей. С папой, бедным, и то через «левые» каналы связывались. Вот уж кто исстрадался. Да что я опять? Вы ж всё знаете. От отморозков этих прятались. Сколько раз с места на место переезжали. Андрюшеньку ни в школу, ни на улицу без бодигарда не отпускали. А уж когда его убили, Ванька сам почернел.
Лидия протянула ей бокал. Чувствуя свою вину, огладила, успокаивая.
Таечка отхлебнула, всхлипнула, уже пьяновато.
– Нельзя всё делить на черное-белое, – Антон незаметно для Таечки погрозил жене. – Иван, конечно, почудил немало. Но ведь сколько сделал! Хоть с тем же институтом! Разве без Ваньки мы б его защитили? Погиб-то по сути за нас. Одно это любой негатив перекроет.
– Правда ведь? Правда? – Таечка счастливо оживилась.
– И еще о чём часто думаю, глядя на тех, кто вокруг, – Антон приподнял бокал. – Исчезают нестандартные, масштабные личности. Такие, как Ванька. Вокруг всё больше прилизанные, согласованные. Как прежние «одобрям-с». Зато и страну в тупик завели.
– О! Опять на любимого конька подсел, – Лидия насмешливо подтолкнула Таечку. – Раз страна в тупике, боюсь, подруга, это надолго.
Антон подхватил рюмку.
– Давайте, барышни! Ломанем за Ивана, пока при памяти.
Потянулся к Таечке. Под осуждающими взглядами сконфузился.
– Да, да, конечно, не чокаясь.Новое время. Прежние люди. Год 1997. Возвращение блудного зятя
В конце 1996 года в Испании, на Майорке, неизвестные расстреляли джип, принадлежащий Листопаду. Самого Ивана по случайности в машине не оказалось. Погиб его сын Андрей, которого бодигард перед тем забрал из школы.
Весной 1997 года, после трех с половиной лет отсутствия, Иван и Таечка вернулись в Россию.
Как и каким образом рассчитался Иван с долгами, с помощью кого сумел договориться о снятии «заказа», непосвященным оставалось гадать. Доподлинно известно, что Листопад-старший, потрясенный смертью внука, в страхе за жизнь дочери, продал загородный дом на Рублевке и сдал в аренду первый институтский этаж под мебельный магазин некой чеченской компании, – на условиях для института убыточных.
Надо сказать, что вернулся Иван чрезвычайно вовремя, в самую тяжелую для дядьки пору.
Министерство обороны приняло решение об аукционной продаже пятидесяти одного процента акций ВНИИ РЭС, принадлежащих государству. То есть купивший пакет становился собственником десятиэтажного, набитого современными коммуникациями здания в одном из престижных районов Москвы. Стремясь предотвратить распродажу, директор института Петр Иванович Листопад дневал и ночевал в Госкомимуществе, правительстве и Минобороны, настаивая на отмене аукциона. В «высоких» кабинетах он вываливал документы по секретным темам. Потрясая данными экспериментов, возмущённо доказывал, что в ближайшие годы результаты исследований приведут к глобальному прорыву в области высоких технологий, а значит, принесут владельцу гигантское преимущество перед конкурентами, прежде всего в оборонной сфере. Уже поэтому государство не имеет права упускать институт из-под контроля.
Для убедительности Петр Иванович ходил на приемы в строгом костюме с орденами и лауреатскими значками.
Увы! Бряцание советскими регалиями впечатления на новых русских чиновников не производило. Академическое звание не впечатляло, – они и сами за эти годы повыбирали друг друга в академики. А ссылки на необыкновенную ценность научных исследований лишь повышали привлекательность продаваемого пакета.
Тем более, что на покупку института претендовал человек, чей вес в российской экономике в результате событий 1993 – 1996 годов возрос многократно, – после залоговых аукционов и инвестиционных конкурсов Юрий Павлович Балахнин стал одним из немногих, к кому прилипло новомодное презрительно-завистливое словечко – олигарх.
Разорив Листопада, Балахнин на правах правопреемника посадил на арендуемые площади во ВНИИ РЭС своих трейдеров.
Странно было бы, если б стервятники, вечно выискивающие, где чем можно поживиться, оказавшись в чужом, десятиэтажном гнезде, не начали к нему примеряться.
На стол президенту «Конверсии» легла служебная записка с предложением начать экспансию института, или, если по-русски, отобрать здание и выкинуть прежних хозяев.
Записку Юрий Павлович подписал, – недвижимость, как известно, лишней не бывает.
Он даже лично встретился с Листопадом-старшим и, зная, как тот после гибели внука тоскует без родных, взялся уладить конфликт меж подавшимся в бега Иваном и разыскивающими его бандитами. Взамен Петр Иванович за разумную премию уступает институт.
К неудовольствию Балахнина, взбалмошный старик объявил, что сам распродаст последнее, чтоб вернуть близких, но институт государственного значения в чужие загребущие лапы не отдаст. После чего, кстати, и продал собственную дачу.
Но, видно, нынешний государственный интерес Юрий Павлович понимал куда лучше Петра Ивановича, – ровно через месяц Госкомимущество объявило о выставлении госпакета акций ВНИИ РЭС на аукционную продажу.
Тогда же, по совету племянника, Листопад – старший пригласил на должность начальника управления акционерным капиталом института Антона Негрустуева, – нужен был надежный специалист, способный выстроить грамотную правовую оборону против агрессора.
Перед Антоном он поставил две задачи: любыми правовыми способами добиться отмены аукциона и – укрепить позиции руководства института.
Вторую из задач решили успешно, воспользовавшись советом того же Ивана, – на годовом отчетно-выборном собрании приняли изменения к уставу, в результате чего права генерального директора расширили до чрезвычайных. Переизбрать его стало возможно лишь при наличии семидесяти пяти процентов голосов. Теперь даже в случае покупки Балахниным пятидесяти одного процента на аукционе, сместить Петра Ивановича ему было бы затруднительно.
Главным, впрочем, было сделать всё, чтоб аукцион не состоялся.
Антон добросовестно, как привык, выискивал коллизии и лазейки в законодательстве, вчинял иски и к госкомимуществу, и к минобороны, втянув институт в бесчисленные судилища.
Это позволило сопротивляться почти год. Но когда все зацепки для оспариваний судебных решений перебрали, а сроки на обжалование вышли, в сухом остатке получили неизбежное – аукцион все-таки состоится в июле, после чего беззащитный институт упадет в объятия вожделеющему олигарху. Мелкие спекулянты, обычно заявляющиеся на аукционы, чтоб подзаработать на перепродаже, узнав об интересе к объекту Балахнина, дружно сиганули врассыпную.
Правда, Петр Иванович попытался раздобыть денег, чтобы заявиться на аукцион и самому выкупить институтские акции. Но потуги его успеха не имели, – слишком очевидным для всех было, что тягаться в цене с всесильным олигархом старому академику не под силу. А значит, после того, как в институте переменится хозяин, деньги назад можно не получить, – Балахнин и по своим-то долгам платил неохотно.
Понимал всё это и старший Листопад.
В какой-то момент блеснул луч надежды, – институтскими разработками заинтересовалась японская электронная компания, предложившая институту крупную сумму для победы на аукционе – при условии, что ей будут переданы эксклюзивные права на результаты научных исследований. Иван Листопад из-за границы настойчиво рекомендовал дядьке принять предложенные условия и, значит, сохранить институт.
Но старый патриот, в ком взыграло ретивое, с негодованием отказался усиливать мощь иноземной державы. Да и Госкомимущество, прознав об интересе к институту зарубежной фирмы, тут же припомнило, что речь идет о национальном достоянии, и запретило участие в аукционе нерезидентам.
Других источников для получения денег институт не имел. Научные разработки, на которые очень рассчитывал Листопад-старший, принести немедленную отдачу не могли. Наоборот, чтобы завершить их, требовались дополнительные вложения. Средства Петр Иванович изыскивал за счет аренды. Памятуя об обильных временах Ивана, он полагал, что сдача в наём даже трёх этажей должна окупить расходы по содержанию института, обеспечить финансирование тем и приемлемую зарплату для сотрудников.
Увы! С тех пор в чужое пользование один за другим отошли аж шесть этажей из десяти, на очереди был седьмой, а деньги в кассу текли всё такой же вялой струйкой, будто у старика, страдающего аденомой предстательной железы.
Заместитель по финансам, выбивая из арендаторов деньги, бился как рыба об лед. С девяти до восемнадцати отчаянные, матерные его угрозы разносились по нижним этажам. Арендаторы в ответ божились, пускали слезу, выворачивали пустые бумажники. Но всякий раз находили какие-то немыслимые зацепки и поводы, чтобы уменьшить платежи.
А без зарплаты застопорились исследования. Треть научного аппарата пришлось сократить. Самые же нужные, головастые сотрудники, особенно из тех, что помоложе, стали подавать документы на выезд из страны.
Петр Иванович боролся за людей как мог: заверял, обхаживал, показывал письма от знакомых ученых, работавших в США таксистами и мойщиками окон. Как последний аргумент, подкидывал премии из собственного кармана. Всё это привело к одному: решившиеся уехать, дабы не обидеть Петра Ивановича, выездные визы стали оформлять втайне от него.
Институт грозил распасться вовсе.
Вот тогда-то и возник вновь Иван Листопад.