– Одного дня тебе хватит, шоб отсюда убраться?
– Мне?! Да здесь всё мое. Если немедленно не вернёшь, я звоню в милицию.
Листопад расхохотался, – ненатурально и страшно.
– Твоё? Та у тебя насопельника собственного нет! Всё вот это, – он покрутил пальцем, как пропеллером, вдоль стен, ткнул в цепочку на шее девушки.– И это тоже…куплено на банковские «бабки». И «бабки» эти я остался должен бандюганам.
Анжела помертвела. Листопад мстительно подмигнул.
– А ты как думала? Ваню через бедро, а самой в шоколаде? Вотушки! – он от души рубанул себя по сгибу локтя. – Тогда я тебя по любви заныкал, шоб не тронули. Но теперь шепну. А бандюганы – народ нервный и малограмотный. На всякие там свидетельства о собственности внимания не обращают. За своим тут же прискочут. И тебя маткой наружу вывернут, и милого дружка, славного пастушка. И пойдете отсюда, солнцем палимы! Забыла, как у тетки с голым задом ютилась?
Во входной двери провернулся ключ. Анжела обреченно сжалась.
– О! Легок на помине, – обрадовался Иван.
В коридор вошел стройный парень с длинными, волнистыми волосами. В приталенном джинсовом костюмчике он выглядел ладным и изящным, словно торреро. Увидев рассевшегося посреди гостиной незнакомца и подле – сидящую на полу Анжелу, он непонимающе уставился на обоих.
– Почему без хлеба?! – рассердился Иван.
– Простите, что?
– Конь в пальто.
Нежные щеки юноши принялись стремительно белеть, – по мечущемуся взгляду подруги он догадался, кто перед ним. Опасливо двинулся в комнату.
– Проходи, проходи, – поторопил Иван. Ревниво оглядел. Подтолкнул локтем безучастную Анжелу. – А ничего ты себе трубадура подыскала. Как тебе здесь, Сергунчик?
Парень усилием воли придал лицу строгости:
– Меня собственно Сергей зовут, если вам угодно. И вообще хотелось бы не в таком тоне…
– Любишь боярыню? – вопросил Иван.
– Прекрати куражиться, – сдавленно произнесла Анжела.
Сергей вскинул голову:
– Можете иронизировать сколько угодно, но мы действительно любим друг друга. И если вы порядочный человек…
– Еще бы! Уже я ли не порядочен? Уж я ли не благороден? Отпускаю с миром, дети мои, – Иван отёр с глаза несуществующую слезинку. – Так шо помоги невесте собрать шмотки и – дуйте отсюда до ближайшего шалаша. Шоб я вас больше не видел!
Сергей тревожно стрельнул глазами на поникшую Анжелу.
– А ты как рассчитывал? С чем пришла, с тем и уйдет, – Листопад наклонился и бесцеремонно охлопал Анжелу по низу живота. – Как, подруга дней моих суровых? Готова в рубище, так сказать, за любимым? У него-то, похоже, тоже рубище. Чего зыркаешь? Гардеробчик, кстати, тоже на мои «бабки» покупался. Так шо долго собираться не придется.
– Сволочь! Какая же ты сволочь! – бессильно выдавила девушка.
– Не хочешь, стало быть, Золушкой заново? – по-своему расшифровал ее ругань Иван. Заметил, как подобрался и вскинул голову Сергей. – Кажется, женишок созрел шо-то нам сообщить высоким штилем. Ишь какой цаплей глядит. Ну, ну, удиви!
– Не уверен, можно ли вас чем удивить и пронять. Но, поймите, наконец, я люблю Анжелу, – объявил Сергей. – И не надо нас запугивать. Если уж на то пошло, готов взять её без всяких денег!
– А деньги без неё?
Анжела обмерла. Сергей осекся.
– Что? – переспросил он.
– Тридцать тысяч долларов! – отчеканил Листопад. – И исчезаешь отсюда, как сон, как утренний туман.
– Что вы себе позволяете?
– Тридцать пять.
– Я понимаю, вы обижены на Анжелу. Но чтоб настолько!..
– Сорок! Смотри, не проторгуйся. Еще раз вякнешь про любовь да обиды, ни цента не дам.
Сергей оскорбленно замолчал. Иван понимающе прищурился.
– То-то. Решайся, дурашка! Сороковник – это квартира в Москве плюс еще остается куча «бабок» на жизнь. Ты таких денег до конца жизни не заработаешь! А тут – одним касанием, – раз и в дамки! – змеем-искусителем зашептал Иван, не забывая исподтишка подмигивать затаившейся Анжеле.
Сергей украдкой отёр выступивший пот.
– Я полагаю, такой разговор в присутствии женщины оскорбителен и неуместен, – объявил он. – Нам, конечно, есть что обсудить как мужчинам. И, если вы настаиваете, мы могли бы встретиться…
– Уже встретились! – Листопад отмел квелую попытку увильнуть от немедленного объяснения. – Решайся – здесь и сейчас. И кончай зыркать!
Сергей безуспешно искал взгляд девушки, но та упрямо смотрела себе под ноги. Сергей подошел к ней, опустился рядом на колено. Искательно заглянул в лицо.
– Анжелочка! – мягким, прерывающимся голосом произнес он. – Ты ведь знаешь, дороже тебя у меня никого. Но, может, тебе самой так лучше? Ведь всё разом потеряешь! А что я дам взамен?..Я, конечно, сделаю, что смогу. Но…
– Пошел вон! – обессиленно пробормотала девушка.
– Ты всё не так поняла! – Сергей оскорбленно вскочил. – Я же о тебе только… Одно твоё слово!..
– Тебе ж сказано, – пошел вон! – Листопад грозно поднялся. – Или проводить?
Наступая на пятящегося жениха, выдавил его в прихожую. Ткнул в джинсу:
– Тоже, поди, на мои «бабки» куплено. Ладно, хрен с тобой, дарю. А вот ключ верни на базу.
Заторможенный и униженный, Сергей принялся копаться в карманах. Скосился на гостиную.
– Так когда мы могли бы?… – сдавленно произнес он.
– Шо могли бы? – Иван отобрал ключ.
– Ну, вы ж предлагали… – он умоляюще показал глазами на кресло, за которым на полу затих предмет торга. Испуганно вздрогнул, – Иван раскатисто, привлекая внимание Анжелы, загоготал.
– Ишь каков бойкий Сергунчик оказался! Чистый сутенёр. Втянулся, похоже, за чужой счет жить. А за шо тебе давать? Я предлагал, шоб отступился. А ты ж не отступился. Это тебя послали. Стало быть, отступного не заслужил. Анжелк! А може, пожалеем, дадим чего-ничего на трамвай?!
– Гады, – сдавленно донеслось из гостиной.
– Слышал? Стало быть, не судьба, – Иван сожалеюще пожал плечами. – Так шо, пшел вон, гнида!
Короткая возня. Дверь захлопнулась.
Вернувшийся Иван подсел к рыдающей Анжеле.
– Полно тебе. Все они нынешние такие.
Теперь он чувствовал к оскорбленной, униженной девушке жалость и нежность. Приобнял. Под его рукой она выжидательно затихла.
– Вот и славно. Вот и снова вместе. Уж я-то тебя не обижу. Завтра покажу, какое колье привёз, – беспорядочно оглаживая плечи Анжелы, бормотал Иван. И уже, сопя, в нетерпении стаскивал с нее халат.
На амбразуру!
С возвращением Ивана Листопада деловая жизнь в институте забурлила.
Антон занялся технической подготовкой к аукциону.
Воспрянувший Петр Иванович, как и было договорено, беспрерывно ездил по банкам, выбивая кредит. Так что вскоре вся Москва знала, что директор ВНИИ РЭС повсюду ищет денег для выкупа собственных акций. И, кажется, готов согласиться на самые унизительные условия.
Листопад же, назначенный первым заместителем Гендиректора, взвалил на себя всё остальное.
Для начала сосредоточился на изучении финансовых документов.
Уже на следующий день, к отчаянию Петра Ивановича, он лишил его главной опоры, – уволил зама по финансам. И, странное дело, вдруг оказалось, что аренда – вещь все-таки прибыльная. При этом по этажам Иван не бегал и публично не матерился. Просто выложил перед арендаторами суммы недоплат и кротко разъяснил, что, дабы не потерять веру в человечество, ничего не хочет слышать об «откатах», что до него здесь практиковались. Но тем, кто через неделю полностью не погасит задолженность, охрана перекроет вход в здание. А потом бегайте по судам, сколько дыхалки хватит. Так что – с пионерским приветом!
Пересохшее русло начало заполняться влагой, а вскорости в институтскую кассу по нему побежал резво журчащий, золотоносный ручеек.
Сотрудники приободрились. С теми же, кто нешуточно нацелился любыми способами уехать из России, Иван от имени института заключил договор, – они заканчивают свои темы. А по достижении результата институт помогает им оформить гранд, выделенный для российских ученых, в которых заинтересованы США. И уезжают не мойщиками окон, а высокооплачиваемыми научными сотрудниками в элитные учреждения.
После этого захиревшая с голодухи научная мысль забила ключом.
Всё шло бы расчудесно, если бы не сам Иван. Истомившийся без любимой и вновь обретший ее, он жадно, забыв обо всем, бросился наверстывать упущенное. Почти в открытую перебрался жить к Анжеле. Дома, к отчаянию Таечки, появлялся урывками. Встречаясь в институте с дядькой, обсуждал неотложные дела и к вечеру, боясь расспросов и упреков, поспешно исчезал до следующего утра.
Петр Иванович до поры отмалчивался. Но было заметно, как накапливается в нем обида и как всё труднее сдерживать ему нарастающее раздражение. В конце концов неизбежное произошло, – недовольство выплеснулось наружу.
В один из вечеров, отпустив участников планерки, Петр Иванович предложил Ивану задержаться. Поняв, о чем пойдет речь, Иван подобрался.
Какое-то время тяжело молчал и дядька. Достав коробок, он зажег спичку и принялся перекатывать меж пальцев. Оба неотрывно следили, как догорает слабеющий огонек.
– У Таечки вчера нервный приступ случился, – сообщил Петр Иванович. – Пришлось «скорую» вызывать.
– Не знал, – буркнул Иван. – Сегодня заеду.
Неудачная эта фраза будто освободила Петра Ивановича от привычной деликатности, дотоле мешавшей объясниться.
– А откуда тебе знать?! – внезапным фальцетом выкрикнул он. – Ты ж дома не бываешь. Полтора месяца как вернулись. Сколько раз ночевал? А у меня не костылёвская ночлежка. Тут семья твоя!
– Дядя Петь! – умиротворяюще пробормотал Иван.
– Я тебе не дядя Петь! Я тебе сейчас отец жены твоей. Знаю: завёл бабу. И понять могу, – кто без греха прожил? Но что ты-то творишь? В открытую. На разрыв. Она и без того сына потеряла. Или забыл, чем всё чуть не кончилось в восьмидесятых? Хочешь чтоб как с моей женой?!..