Процедура, если ее проводить с точным соблюдением технологии, обходится дорого, поэтому с целью ее удешевления в Болгарию и были направлены специалисты для обучения нужной операции.
Единственный способ сэкономить – это использовать не автоматизированное оборудование, а выполнять операции вручную.
Иными словами – берется рабочий, ему в руки дается пистолет – распылитель порошка, которым он и обрабатывает висящие перед ним джинсы.
Недостатком этого является то, что рабочий, даже защищенный маской, имеет все шансы заболеть раком легких, поскольку ядовитые порошки, распыляясь, обсыпают его целиком, попадая на кожу.
Ну а плюсом, разумеется с точки зрения тех, кто должен получать прибыль, является довольно значительное, почти вдвое, снижение себестоимости. К тому же экономия и на логистике – все делается в одном месте: и обработка, и упаковка.
В итоге эта удешевленная токсичная операция обходится дорого только для тех, кому приходится ее делать, а также немного для тех, кто будет носить такие джинсы.
Потерянные жизни
Атмосфера, царящая на фабрике в Сопоте, сильно отличается от атмосферы на показах мод. Она тяжелая, унылая, мрачная, безысходная. Работа здесь не имеет смысла, сама жизнь человека, прикованного на 10 часов к швейной машине, не имеет смысла. Работа имеет смысл, когда она приносит удовлетворение и чувство самоуважения. Здесь же, напротив, потребовалось немало изобретательности, чтобы лишить ее всего этого.
Здесь у всех, на кого ни посмотришь, пустые глаза. В каждом доме есть телевизор, и они знают о таких, как ты, всё: кто ты, откуда и зачем ты сюда пришел. Чтобы командовать ими. Для них ты современный рабовладелец, эксплуататор бедных людей.
Все! Хватит, говорю я себе. Я видел слишком много. Я полон этим по горло. Хватит с меня этого вращающегося колеса, сияющего витринами на одной стороне мира и отнимающего достоинство и надежду на другой.
На улице, сквозь окна раздолбанной Dacia, которая везет меня обратно в гостиницу, я вижу понуро бредущих людей, которые годами работали на фабриках, подобных этой. Таких людей полно по всей Восточной Европе. Целое поколение состарившихся, проведших всю жизнь за кройкой и шитьем и заработавших этим пенсию в несколько десятков евро.
Мы все одинаковы, мы все стареем, кто так, кто иначе. Все мы умираем, кто-то раньше, кто-то позже. Однако старость людей в этих местах намного трагичнее.
То и дело, шатаясь, улицу переходит пьяный, то и дело кто-то садится на тротуар, обхватывает голову руками и сидит так часами. А тем, кто просто не хочет длить все это, остаются мосты и десятиэтажные дома, с которых можно спрыгнуть. Короткий прыжок – и ты растворяешься в воздухе. Здесь один из самых высоких уровней самоубийств в Европе.
Здесь люди рождаются, работают и умирают, чтобы шить одежду для Moncler, Prada и им подобных, не получая взамен и крупицы благодарности.
Глава 5. Ирина
Мягкий пух
Ирине 35 лет, но выглядит она гораздо старше. Ее плотное тело крестьянки весом под 100 килограмм затянуто в тесно облегающий рабочий халат. Инженер Влад, директор сопотской фабрики – экс-тюрьмы, и слышать не хочет о том, чтобы как-то выделять ее среди остальных 300 работниц хотя бы потому, что Ирина – единственный ветеран на этой фабрике. Она работает здесь уже более 20 лет, с 14-летнего возраста. Ирина появилась здесь намного раньше инженера и даже раньше того, как эту бывшую тюрьму купила итальянская компания Industries, и задолго до того, как сюда приехал шить свои пуховики владелец марки Moncler господин Ремо Руффини. Ирина начала с того, что шила для русских их знаменитые телогрейки.
Она родилась в хоромах, стоящих в нескольких сотнях метров от фабрики. Они как две капли воды похожи на все соседние бесхитростные железобетонные коробки, установленные прямо на землю. Фундаментов у них нет, и в случае землетрясения они моментально развалятся, поведал мне инженер из Сопота. Их построили рабочие из СССР лет 50 назад, эти убогие здания из приваренных друг к другу панелей. Балконов у них нет, окна маленькие, поэтому в квартирах мало света. Из-за низких потолков кажется, что в этих десятиэтажных домах всего шесть или семь этажей. При их строительстве экономили на всем лишнем: на строительных материалах, лифтах, отопительных батареях.
Глядя на эти дома, вы представляете себе их обитателей сельдями в бочке, так плотно они в них набиты. Такое впечатление, будто здания созданы специально для того, чтобы подавить человеческое достоинство и лишить радости и надежды их жителей. Как бы говоря им: мы раздавим ваши души с самого раннего детства.
Ирина живет здесь, в квартире площадью 40 квадратных метров. Прихожая такая маленькая и узкая, что в ней едва помещается стул и вешалка для одежды, ванная комната без душа, а вместо ванны – умывальник, в котором и моются, и стирают. Квартира из двух комнат, в которых живут пять человек: Ирина, отец, мать и два брата. Она заболела в детстве – банальная дисфункция щитовидной железы. Болезнь излечимая, но только не здесь. Поэтому она постоянно набирает вес и сегодня весит почти 100 килограммов.
Прожив 14 лет в этой стране, где нужно приносить деньги домой и нет времени на учебу, она решает пойти работать и оказывается в тюрьме. Чем она там только ни занималась: выносила корзины с обрезками, упаковывала тюки на складе, пока через год не получила специализацию «набивщица пуховиков». Пухом. Вручную.
Когда она начинала, оборудования для этой операции не существовало, а здесь, в Сопоте, его нет и сейчас. Хотя сегодня таких машин немало, но они недешевы, и, по словам инженера Влада, в Италии и слышать не хотят о том, чтобы прислать им хотя бы одну.
После четырех лет работы в Moncler я хорошо разбираюсь в теме пух и пуховики и могу заверить вас, что набивать пуховик вручную – монотонная, утомительная и унизительная работа. Операция каменного века. Но здесь и время, и зарплата давно остановились.
Ирина набивает пуховики вручную уже 15 лет, по 10 часов в день.
Пух в пуховиках – это пуховое перо, остающееся после сортировки и просеивания поступающих гусиных перьев в специальных деревянных силосах. На профессиональном сленге самая мягкая часть перьев, состоящая из волокон и воздуха, – хлопья. Они почти ничего не весят, один грамм – это уже довольно большой пакетик. Если сжать его в кулаке, получается едва заметный комочек, который мгновенно принимает прежний вид, едва вы разожмете ладонь Он почти неосязаем, его вес невозможно ощутить.
Ирине это удается. Своими пальцами она словно читает технологическую инструкцию и способна одним жестом ухватить полграмма, грамм, полтора грамма хлопьев. Быстро. Точно. Ее рука ныряет в мешок с двадцатью килограммами хлопьев, извлекает нужное количество и наполняет ими за смену сотню рукавов, тысячу манжетов, триста воротников и капюшонов, отчего прежде плоские куски ткани становятся надутыми пухлыми подушками и подушечками, которые, будучи сшиты вместе, приобретают вид мягких теплых курток.
Единственная привилегия Ирины – то, что ей не приходится работать в помещении, где целыми днями грохочут швейные машины. Пух – ценный материал, он настолько легок, что для его рассеивания в воздухе практически ничего не нужно. Требуется быть очень осторожным, открывая мешок с пухом, чуть зазеваешься, и он мгновенно облепит тебя с головы до ног и засыплет все вокруг. Вот почему у нее отдельная комната, где она мастерски работает изо дня в день, сидя рядом с мешком в плотно облегающем халате и с платком на голове.
Возможно, этой невероятной способности Ирины определять на ощупь вес бесплотных перьевых хлопьев очень скоро придет конец. Рынок заполонили перья из Китая! Теперь, опять же во имя экономии средств в ущерб качеству, производители одежды почти не покупают мягкие хлопья, мастерами изготовления которых являются французы. Закупки этого ценного и специального материала для наполнения пуховиков все чаще производятся в Китае. Качество их пуха заставляет желать лучшего.
Во-первых, китайцы слишком небрежно относятся к сортировке гусиных перьев и отбору той их части, которая пригодна для получения качественных хлопьев.
Во-вторых, сами гуси. Французские – это взрослые и, главное, жирные гуси, которых специально откармливают для получения такого национального деликатеса, как фуа-гра. В результате этого откорма их перья становятся особенно мягкими. Это объясняет, почему французские хлопья высоко ценятся и стоят дорого.
Китайцы едят совсем молодых гусей, зажаривая их в мгновение ока в миллионах жаровен, расположенных повсюду. У них на фермах нет времени ждать, пока гусь вырастет и нагуляет жир. Китайцы производят тонны перьев, но очень низкого качества.
Если вы спросите, почему из вашей дорогой куртки лезет пух, ответ простой: внутри ее – жесткое китайское перо. Поэтому через пару месяцев носки вашей любимой и дорогой дизайнерской вещи перо пробивает внешнюю ткань, и она выглядит как дешевая куртка с блошиного рынка.
Глава 6. Недостойные приемы
Скорость
Производства типа Sonoma в Бакэу или Intercentre Lux в Тирасполе гарантируют большинству итальянских модельеров исключительную прибыль и своевременные поставки в ответ на постоянные и настоятельные требования рынка.
Иными словами, сроки производства одежды и ее доставка на магазинные полки определяются рынком.
Он во всем и виноват! Он, а не владельцы брендов. Как будто не они задают жесткий ритм производства и давят на фабрики, требуя рекордных поставок. Словно это не они желают получить все мгновенно и раньше конкурента. Разумеется, проще свалить вину на безликий рынок!
В конце концов, в желании обойти конкурентов нет ничего противозаконного. Но только при условии, что это делается не ценой непомерной эксплуатации тысяч несчастных людей.