Сейчас на месте уже находились три патруля. Четвертый был на пути из Упсалы. Как показали свидетели, трое или четверо грабителей скрылись на легковом автомобиле, который вроде бы видели к северо-востоку от места преступления, на шоссе в районе летних домиков, расположенном между Хебю и Салой.
Он помассировал ноющую поясницу, прошелся по кругу между окном и письменным столом, зевнул.
Кружка кипятку всегда взбадривала его. Праздничная вечеринка кончилась, кухонька свободна, он взял кружку и пошел к двери, но замер на пороге. От резкого сигнала рации. Потом послышался торопливый голос:
– Я их вижу. Машина с несколькими пассажирами.
Патрульный из Упсалы. Он один.
– Следую за ними.
Джон Бронкс вернулся к столу и рации. Машина преступников в нескольких метрах от патрульного, но в шести десятках километров от него.
– Она сворачивает. Останавливается… Я тоже.
Слышно, как его машина остановилась.
– Кто-то… с пассажирского сиденья… выходит. У него что-то в руках. Винтовка! И он целится в… меня!
Снежная круговерть. Но Лео ясно видел полицейскую форму. Поднял оружие и ждал. Дверца с водительской стороны открылась.
Палец на спуске.
Он ждал, но никто не вышел. Так и сидел в машине.
И он выстрелил.
Первый выстрел по движку. Второй. Третий.
Полицейский выскочил из машины, бросился наземь и откатился в наполненный снегом кювет.
Еще четыре выстрела – все по движку. Эта машина больше не будет их преследовать. Не спуская глаз с кювета, он снова сел рядом с Аннели.
– Езжай.
Ситуация изменилась. Дать задний ход, проехать мимо полицейского автомобиля и вернуться на изначальный маршрут более невозможно.
– Куда?
– Прямо вперед.
Лео знал, где они находятся – посреди района необитаемых летних домов, – но не знал, как из него выбираться. Впрочем, выбраться можно всегда.
Голос одинокого полицейского умолк. Но даже по рации легко было понять, что произошло.
Открылась дверца машины: он вышел. Шаги по снегу: он пытался убежать. Глухой удар: он бросился в укрытие.
Затем еще четыре выстрела. Один за другим. Очередь.
И – только ветер.
– Уехали. Прямо вперед.
Жив. Судя по голосу, даже не ранен. Но пока что лежит, вероятно, на обочине и, похоже, начал понимать, что на самом деле произошло.
– Он… просто вышел из машины. Целеустремленно. Решительно. Я был уверен, что сейчас умру.
Могло быть и так.
– Он стрелял по машине и по двигателю. АК-4. Я видел.
Это они. Та самая сила, энергия, даже радость. Они! Бронкс выбежал в коридор, помчался к лестнице, гаражу и машине. Больше полугода ни единого признака жизни. Последний вечерний звонок по телефону, чтобы их выманить. Безрезультатно. Еще несколько писем и несколько газетных объявлений, после чего контакт внезапно оборвался и Бронкса начали одолевать сомнения. Вероятно, он принял неверное решение, недооценил Старшего Брата. Хотя от общественности по-прежнему поступали конфиденциальные подсказки, а к расследованию подключились профайлеры и еще несколько оперативников, прорыва так и не случилось. Когда же весна сменилась летом, а лето – осенью, он все чаще чувствовал на себе взгляд Карлстрёма: десять лет доверия дали трещину.
Накануне сочельника весь Стокгольм, казалось, разбежался по домам. В каждой квартире зажжена елка. Через несколько минут он на полной скорости миновал кассовые будки у моста Альвиксбру, направляясь на запад, к магистрали Е-18.
– Это Бронкс.
Я не ошибся. Правильно оценил Старшего Брата.
– Я велел тебе идти домой, – сказал Карлстрём, в трубке слышались рождественские песни и детские голоса. Джон Бронкс вспомнил последнее Рождество, свой визит в этот красивый дом в красивом районе. Год назад. И до сих пор расследование не завершено.
– Я в машине, направляюсь в Хебю, сейчас проезжаю Ринкебю.
– Джон, черт побери…
– Это они.
На перекрестке Рутебру – красный сигнал светофора, и он проехал прямо на красный. Карлстрём молча ждал. Потом повернул трубку в комнату, рождественские песни стали громче.
– Слышишь, Джон?
Старомодный патефон. Иголка царапает по винилу. “I’m Dreaming of a White Christmas”[33].
– Рождественские песни, Джон. Ветчина. Глинтвейн.
– Мне нужна группа спецназа по борьбе с терроризмом.
– Джон?
– Я знаю, это они.
– По словам одного из свидетелей, человек, стоявший на стреме возле банка, значительно старше остальных, медлительнее и неповоротливее тех, что находились внутри.
– Это они.
– Раньше среди них не было пожилых мужчин. Так?
– Леннарт?
Впервые за десять лет он назвал Карлстрёма по имени.
– Да?
– Мы никогда еще не были настолько близко. Но коллегам в Хебю нужно подкрепление. Они уже обстреляли одну из патрульных машин.
“White Christmas” наконец-то кончился. Теперь веселый детский хор радостно затянул “Frosty the Snowman”[34].
– Джон, сегодня вечером я никак не могу связаться с начальником полиции и просить ее насчет спецназа, накануне сочельника это исключено. Да и вообще, раз округ не наш и ничто пока не говорит о том, что это они.
– Быстрее, Аннели!
– Раньше я здесь не ездила. Мы не тренировались…
– Быстрее! Надо убраться отсюда, прежде чем они перекроют дороги!
Снег плясал в лучах фар посреди темного леса.
Поверх винтовки Лео развернул на коленях карту и вел пальцем вдоль дороги, по которой они сейчас ехали, когда машина вдруг резко подпрыгнула и он ударился головой и плечом в боковое окно.
– Я не знаю, где мы, Лео, я…
– Только не останавливайся!
Она не остановилась, но как бы отключилась от реальности, была там, в том мгновении, когда семь пуль ударили в полицейскую машину. Они стреляли. А те, кто стрелял, могли сами стать мишенью.
– За этими домиками будет съезд на шоссе. Четыре километра. Езжай дальше, как я говорю!
Она знала, что оружие можно использовать по-настоящему, но никогда не позволяла себе думать об этом.
– Аннели!
Теперь не думать нельзя. Оружие уже использовано.
– Аннели, стой!
Оружие, которое может убить.
– Стой! Я сяду за руль!
Теперь она услыхала его крик. Остановиться здесь? В лесу? Зачем? И пока она смотрела в зеркало заднего вида, выискивая расстрелянную полицейскую машину, поворот приблизился и руль заскользил у нее в руках.
– Сворачивай! – одновременно закричали трое мужчин.
Слишком поздно. Она всем телом навалилась на педаль тормоза, но машина пошла юзом, все четыре колеса беспомощно съехали в канаву, резко уткнулись в склон и, взвихрив снег, с упрямым вздохом утонули в сугробе. Машина замерла. Внутри удар почти не ощутили.
Тишина, чуть ли не осязаемая, подтвердившая: то, чего не должно было случиться, случилось. Они остались без машины, на которой можно скрыться.
Лео открыл дверцу, но она тотчас спружинила о сугроб и опять закрылась. Он повернулся, уперся спиной в приборную доску, собрался с силами и начал толкать дверцу, каждый раз открывая ее чуть шире. Выбрался наружу и выше колен утонул в снегу.
– Яспер, бери оружие. Папа, понесешь деньги. Все выходите!
Один за другим они вышли в снежную метель. Яспер закинул кофр с оружием себе на спину, как рюкзак, Иван тащил в спортивной сумке три с половиной миллиона. У Аннели из носа текла кровь.
– Вот, возьми, – сказал Иван, протягивая носовой платок. Она промокнула кровь и умыла лицо снегом.
– Себастиан? Лео…
– Успокойся.
– Что он скажет? Что… он же приедет завтра, к нам домой.
– Аннели, посмотри на меня. Мы сейчас пойдем домой.
– Он приедет завтра. Будем праздновать Рождество. А мы… мы стреляли в человека.
Она плотнее запахнула тонкое пальтецо, вылезла из канавы на дорогу и остановилась. Лео открыл багажник, выбросил в снег все аккуратно запакованные подарки и достал сумку с куртками и брюками, в которых происходило ограбление.
– Будет холодно.
Куртка для Аннели, которая даже не пробовала подхватить ее, куртка для Яспера, который надел ее прямо поверх той, что уже была на нем, и куртка для Ивана, который взял ее, но тотчас опять уронил в снег. Он не мерз.
– Три километра до шоссе в любую сторону. Если сумеем пройти через лес, ни один местный легавый не рискнет с нами связываться, а подкрепление явится минимум через полтора часа. Надо держать такую дистанцию.
По-прежнему валил снег, но уже не стеной, а скорее медленно колышущейся мягкой завесой. Видеть легче. Но легче и быть увиденным. Они зашагали через поле к лесной опушке, как вдруг Аннели остановилась и рухнула на колени в глубокий снег.
– Я не пойду, – сказала она.
– Черт побери, Аннели!
– Не хочу. И никогда не хотела. Я хочу… домой.
– Вставай, сию минуту!
Она сидела в снегу. И плакала.
– Я сказала “да”. На вопрос, который ты даже не задал! И теперь вот… я здесь.
Он взял ее за руку, пытаясь поднять, но она сопротивлялась, и он оставил попытки.
– Аннели!
– Я не хочу.
– Мы не можем торчать тут!
Решение принято. Она останется здесь. И будет ждать.
Яспер вернулся к ним.
– Я тебе говорил, Лео! – прошипел он. – Говорил, что она слабое звено! Она проболтается! Мы не можем оставить ее здесь, Лео, не можем оставить живой!
Лео сгреб его за куртку, притянул к себе.
– Какого черта ты надумал?
– Они подберут ее, и она сдаст всех, одного за другим! Всех! И твоих братьев тоже!
Яспер прав. За считаные минуты метель отняла у Аннели все силы, сейчас жили только ее отрешенные глаза, не желавшие смотреть на Лео и на реальность, которая настигнет ее, как только она окажется в теплом полицейском автомобиле.