– Спасибо. Не нужно. Я ненадолго.
Ключи охранника звякнули по двери, когда их дважды повернули в замке.
Джон Бронкс открыл тяжелую стальную дверь. На нарах, глядя в стену, сидел высокий, атлетического сложения блондин, куда моложе, чем он думал.
– Я Джон Бронкс. Тот, кто вел расследование.
Блондин не сводил глаз с серого бетона.
– Какое расследование?
– По ряду ограблений банков. Весьма значительной краже оружия. И взрыву бомбы, который квалифицируется как терроризм.
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Думаю, знаете… Анна-Карин. И об этом мы побеседуем завтра.
– Никаких бесед завтра не будет.
– Раньше вы со мной говорили. Люди вроде вас иногда так делают. Говорят. Чтобы для их младших братьев дело не кончилось плохо.
Заключенный был в белой фуфайке и коричневых брюках с логотипом исправительного учреждения. Точно так же одет и парень, сидящий перед ним в эту минуту.
Парень обернулся. Голубые глаза. Тонкие губы.
Вот он какой.
– Я не стучу. Мы не стучим. Нет у нас такой привычки.
Он опять отвернулся, уставился в бетонную стену.
– Можете уходить. Я не хочу и не вижу необходимости говорить с вами.
Джон Бронкс помедлил в душной камере. Вдыхая казенную пыль.
– Я тоже не собираюсь с вами говорить. Я приходил не за этим.
Он шагнул в коридор, придержал дверь, дожидаясь охранника с ключами.
– Просто хотел увидеть тебя без маски, Старший Брат.
95
Время.
Он всегда точно знал, сколько у него времени.
На руке уже нет часов с красными стрелками и светло-коричневым кожаным ремешком. Папиных часов. Впрочем, они ему не нужны, по-настоящему он никогда в них не нуждался; когда он считал оставшееся время, часы всегда тикали у него внутри.
Тик. Жизни чуть меньше. Так. Жизни чуть меньше. Тик. Жизни чуть меньше.
Решетка прочных железных прутьев на окнах КПЗ. Отныне он не может и не должен делать то, что всегда, – думать временем. Он взаперти. И тот внутри, кто точно знает, сколько минуло секунд, сколько вдохов и выдохов, вообще потеряет способность дышать.
Без дней и сезонов ни одна сволочь до него не доберется.
Однажды он уже пробовал. И успешно. Если он не будет участвовать, откажется существовать с другими, запертая дверь станет просто дверью и он просто пройдет сквозь нее.
Люди в форме и тогда стояли снаружи. Дома. В квартире. Папа бросил бомбу, начался пожар, а мама и полиция ждали за дверью, которую он запер.
Феликс рядом с ним на кровати, Винсент у него на руках.
Мы пройдем прямо сквозь них. Прямо сквозь них.
Он и сквозь это пройдет. Сквозь дверь. Полицию. Допросы. Ничего не скажет, если не пожелает. Он взаперти, но сам решит, открывать рот или нет.
Каждый из них сидит за своей запертой дверью. Они не вместе. Но будут вместе, позднее. Так бывало всегда.
Если не думать временем и не считать его.
Если сейчас – это тогда, а тогда – сейчас.