ерти. А думает о шубе. О триумфальном возвращении со звезд. О демонстрации загара. О вздохах подруг. По принципу "с паршивой овцы хоть шерсти клок". Осуществляя заложенный природой инстинкт "муж и жена одна сатана".
Когда-то ее мужем был Гагарин. Тьфу-тьфу-тьфу, прошли те старозаветные времена. Тогда они казались одной сатаной. Или не казались? Олег так до конца и не понял. Или забыл. Осталось ощущение одиночества вдвоем, несмотря на то что спали под одним одеялом.
Четыре долгих года. Четыре нескончаемых! Тогда мнилось: лучшие годы жизни. Ан нет, после сорока открывается второе дыхние – прав курилка-сценарист культового советского фильма!
Так что можно ставить крест. Облобызать на прощание. Договориться о совместной встрече нового года.
– Пришлю самолет, обязательно.
– А визы?
– Ну конечно, помогу и с визами.
Помахать на прощание, когда моторы начинают набирать обороты, и уйти, не оборачиваясь. Не дождавшись, пока самолет оторвется от взлетно-посадочной.
Никаких виз, хватит баловать. Шубы достаточно.
Следующим в очереди на выбывание оказался оркестр "Виртуозы барокко" в полном составе. Новая программа сверстана и отрепетирована.
Впереди маячит большой гастрольный тур – Саратов, Харьков,
Челябинск, Кемерово, разумеется, Санкт-Петербург, и далее – Прага,
Берлин, Кельн, Франкфурт, Дюссельдорф, Брюссель… Амстердам, и, наконец, Бордо, где всемирно известный импресарио Войцеховский зарезервировал аутентистам репетиционные залы, гостиницу и запись первой зарубежной пластинки…
Мало не покажется. Все только начинается. Таня – на первых ролях, соответственно. Ведущая солистка оперы и балета. На прощание она пафосно обещает посвятить программу памяти Маню.
– Ах, что за чудо был ребенок, какие у него проклевывались чудо-способности, – говорит Таня, понимая, что бередит незаживающие раны. Но делает это специально, смачно, с необъяснимым удовольствием. – Ему бы консерваторию закончить… Мы с Мелкиной пророчили ему большое будущее.
Мелкина тут же, кивает челкой в знак согласия.
В сад! В сад! Подите прочь уже, надоели.
За Таней, естественно, потянулся и Миша Самохин, куда ж он без солистки? На прощание Олег "испытал" его, предложил задержаться во осуществление незапланированного, но предначертанного, высказался высокопарно, как раньше только по пьяни умел…
Ничего не поделаешь, любит Олег Гагарин высокопарность, надувает многозначительные, многозначные фразы одному ему понятным. Всегда у него возникали "проблемы" с "пониманием". Всегда ему казалось, что говорит на каком-то ином, своем языке. Не вполне осознанный эксперимент по нахождению родственных душ – если понял о чем разговор, если за понятными словами услышал-разглядел суть сообщения
– значит, быть тебе "навеки вместе", так как "Гагарины своих никогда не бросают".
Вот и сегодня затеял "следственный эксперимент", заговорил с
Самохиным "отвлеченными" фразами, поймет ли, прочухает? Оставил парню шанс. Но Миша слишком увлечен своим. Не понял. Замялся, мол, в гостях хорошо, а дома лучше. Ну что ж, езжай, скатертью дорога.
Задерживать не станем.
Вместе с оркестром и Самохиным улетел и Королев. Принцессе его срочно понадобилось ввестись в какой-то там спектакль театра комедии и драмы. Поняла, видимо, что ничего ей более не обломится. Что Олег ее насквозь видит.
– Приглашайте еще, обязательно приедем.
– Ага, нам без дураков скучно, – не сдержался, ведь, выплюнул.
Как и положено, проглотила. Только на лбу загорелась лампочка с надписью: "Сам дурак". "Самодур"…
Вот и правильно, баба с возу. Хотя и Королева искушал Гагарин, зная, что все равно не доверит главной тайны. Тем не менее и ему задавал загадку про светлое будущее. Отвел немного в сторонку, пока Дана делилась с Катей нарядами из гардероба. Мол, так, мол, и так, Санчо
Панса, оставайся на паритетных началах. Саша смотрел на Олега большими коровьими глазами, понять пытался, к чему клонит. К чему?
Да к осуществлению всех твоих желаний, дурилка картонная.
Замялся Королев, затоптался на месте, забасил фразы с многоточиями… Работа, кандидатская, людей лечить… Полезное дело, важное. Кому как не Гагарину знать. Эх, молодо-зелено, жизни ты,
Королев, не знаешь. Жениться на театре – последнее дело. Плавали, знаем.
– Если, не дай бог, конечно, возникнет вопрос выбора, Королев или театр, неужели ж ты думаешь, что Катя твоя чумная выберет скромного педиатра?
В общем, провел воспитательную беседу. Благо, положение и возраст позволяют. Уже давно Олег ощущает себя Крестным Отцом, главой семейства, наставником беспутных братьев своих меньших. Он-то ведь всего добился. Имеет право. Не тварь дрожащая.
Хотя и понимает, отлично понимает – у каждого свой путь. Свой рисунок роли. Скольким людям театр жизнь поломал, но запрещать грех.
Еще вернешься. Набьешь шишки. Все всегда возвращаются. На круги своя. Туда, где было хорошо. Где знали, ждали.
Олег припоминает песенку про зеленоглазое такси ("так отвези меня туда, где будут рады мне всегда…"), раньше слезы на глаза наворачивались, когда слышал. Ныне изменилось все.
Другой совсем стал.
Сам за собой наблюдает, подглядывает. Разделился и смотрит, что его двойник вытворяет. Шизофрения, однако.
Расставался, словно навсегда. Словно ножом по сердцу. Потому как отпускал навсегда, отрезал по куску старой жизни и отправлял в одиночное плаванье. Без поддержки своей просвещенной. Или сам уйти в одиночное плаванье собирался?
Ведь не такие уж и большие расстояния, всегда позвонить можно, приехать. На худой конец, вызвать. Не откажут, конечно. Прибегут.
Как не прибежать. По радио играет заглавная песенка "Innuendo" с последней форматной пластинки "Queen", голос Меркури побеждает время и складки пространства, струится откуда-то сверху на райский остров из прошлой жизни, в которой, казалось, остался навсегда.
Ан нет.
Вот и Гагарину взгрустнулось. Вспомнил студенческие годы, слепые, темные ночи, сирень у общежития, романтик, однако. Какой же простой и незамысловатой кажется та безвозвратно минувшая жизнь. Жизнь прошла, а голос Меркури остался. Хотя волнует теперь не силой и изяществом, но тем, что напоминает, намекает о том, чего не вернешь.
Да было бы о чем жалеть.
Так отчего ж душа ворочается, точно от бессонницы, точно уснуть не может? Разумеется, дальше в радиоприемнике возникает Бьорк – знаком границы между прошлым и прошлым, "я дерево, плодоносящее сердцами… одно на все забранные тобой…"
Как по заказу.
Гагарин чувствует, как сжимается его сердце, его единственное сердце, как же странно порой чувствовать себя живым. Живым и невредимым. Освобожденным от проблем.
"Ветка, ударяющая по руке…"
Олег стоит на берегу, смотрит вдаль, бормочет под нос: "Море волнуется – раз, море волнуется – два, море волнуется – три… На месте фигура замри…" Заклинает, что ли.
Главное – не тяготиться бездельем. Природа не терпит пустоты, сердце и извилины постоянно должны быть заполнены. Чем-нибудь. Чем-нибудь, да.
Глава пятая
Как перестать беспокоиться и начать жить
Гостей на Церере почти не осталось. Ты, да я, да мы с тобой. Самое время переименовывать Цереру в Беловодье.
– Ну что, Денисенко, и ты меня покидаешь?
– Олег, ну что за трагедия? Покидаю. Но, во-первых, ненадолго.
Во-вторых, ты же знаешь мою ситуацию.
– Знаю-знаю.
– Ну и вот. Значит, понимать должен. Хотя, все равно, я тебе дико благодарен за все, что ты для меня сделал.
– Если бы, Генка, ты все знал. Все как есть.
– А мне хватило и того, что знаю. Когда ты про вирус узнал, то не отказался, не бросил прокаженного… А это дорогого стоит. Твоя поддержка и вера… Честное слово.
– Да я знаю, знаю. А что повторные анализы показали?
– Исчез вирус, рассосался, будто бы его и не было вовсе. Чудеса в решете.
– Действительно, чудесное излечение. Хотя все не так прямолинейно, как ты тут думаешь.
– Олег, ты все время делаешь мне какие-то намеки, кружишь вокруг да около некоей тайны. Но как доходит до сути, ты всегда уходишь в сторону. Напускаешь тумана и уходишь…
– Ладно ты ворчать, не ворчи.
– Нет, Олег, я серьезно. Если есть что сказать, говори. Если просто так многозначительности нагоняешь, то заканчивай. Христом Богом тебя прошу, хватит тебе уже меня мучить.
– Да не мучаю я тебя, не мучаю.
– Мучаешь, играешь в добродетеля. Если сделал хорошее дело, то не надо портить его послевкусием…
– Хорошо, Геннадий, скажу тебе все, как есть. Как на духу. Никто моей тайны не знает.
– Даже Дана?
– Даже Дана. Ей ни к чему. Пока что. Может быть, когда-нибудь и скажу.
– Хорошо. Только подумай перед тем, как это сделать. Хорошенько подумай… А?!
– Да я же все время об этом и думаю. Можно сказать, голову уже сломал.
– Ну, так и в чем тут дело?
– В волшебстве, Гена, в волшебстве. Которое очень многое объясняет.
И то, что я так быстро и практически беспроблемно поднялся.
– Поднялся?
– Ну, разбогател.
– А-а-а-а-а-а-а…
– И то, что у тебя в крови вирус испарился, будто бы его и не было.
– Какое-такое волшебство, не понимаю. Палочка у тебя, что ли, волшебная? Или спички волшебные? Помнишь, в детстве был фильм такой про волшебные спички.
– Помню, Гена, помню… Но в моем, данном-конкретном, случае, все выглядит несколько иначе. Но тоже связано с исполнением желаний.
Тоже связано, да.
– Ну и как же ты умудряешься исполнять то, что задумал? В каком аквариуме держишь свою золотую рыбку?
– Все очень просто, приятель. У меня есть тайна. Это не волшебные спички и не золотая рыбка. Все намного проще.