Проходит еще секунда.
— Я тобой горжусь, — шепчет одними губами. — Ты правда лучший.
— Алекс, — меня отвлекает хлопком по спине один из стюардов. Время же, еще много процедур, которые нужно пройти.
Отхожу от Марты, так и не сказав, что благодарен ей. Мне никогда и никто не говорил, что гордится мной. Раньше был уверен, что не заслужил еще эту желанную «гордость».
Глазами сканирую ребят из команды. Черные футболки с белыми надписями титульных спонсоров, Марта выделяется своим «голым пупком». Смотрит на меня, как на божество.
Серены нет. Она ушла, и сегодня я больше ее не увижу. Ей нестерпимо больно, возможно, даже плачет. И вкус победы меркнет и кислит во рту.
Зависимость. Больная зависимость, что проще будет удавиться. Или выпить тот же антифриз.
Глава 18Марта
Праздничный ужин после победы Алекса на Гран-при Майами назначен на девять вечера в одном из самых презентабельных ресторанов города.
Менеджер уже предупредил, что будет большое количество прессы и нужно быть осторожной.
«Эти проныры чувствуют всегда, в какой момент появиться».
— Надеюсь, твой бунт закончился на фиолетовом топе?
Алекс проходит в квартиру, как хозяин. Вроде и расслабленный, радостный, но внутреннее напряжение ощущается по невидимым для всех, кроме меня, волнам.
— Я могу сказать «нет»? — кричу из гардеробной.
Нужно быстро найти те вещи, которые должна надеть. Здесь черт ногу сломит после поиска образа для сегодняшних гонок.
— Нет, — отвечает близко.
Алекс в дверях. Я чувствую это кожей, которую резко орошает кипятком.
— Фиолетовый под запретом, Марта.
— Могу хотя бы узнать почему? — не поворачиваюсь. Если сделаю это, Эдер увидит мое смущение.
Я в одном нижнем белье, и, как джентльмен, Алекс должен отвернуться. Ну, или вообще не заходить. Но он здесь, рядом.
— Или мне и белье снимать? — глупо провоцирую.
И трусы, и лифчик «любимого» цвета Алекса. Это уже неспециально было надето, так вышло.
— В контракте ничего не сказано об этом, — продолжаю быстро перебирать вешалки. Где же то синее платье?
Поворачиваюсь. Алекса нет. А я в смутных чувствах. Иногда мне кажется, Эдер преднамеренно возводит высокую и толстую стену между нами. Да и вообще между собой и всеми остальными людьми.
Синего платья согласно какому-то там пункту договора нет. Дело плохо.
Взглядом скольжу по тому, что имеется, и выбираю красное. Длинное, струящееся, с открытой спиной.
Быстро меняю нижнее белье, лифчик заменяю на специальные накладки для груди. Ныряю в платье, как рыба в воду, а ноги сую в туфли.
К Алексу выхожу снова бунтаркой. Но не прогонит же? Не разорвет контракт? С его слов, мы уже в крепкой связке.
— Ты решила совсем игнорировать пункты договора?
Алекс убирает руки в карманы классических брюк. Рассматривает каждый сантиметр моего образа придирчиво и несколько недовольно.
— Ты разве помнишь все пункты?
— Я — да, — отвечает и глубоко вздыхает.
Прищуривается и делает шаги в мою сторону.
— Теперь готова?
Улыбаюсь. Его вопрос как разрешение пойти в красном. Прекрасно понимаю, что бредовее не придумаешь — ждать разрешения на выбранный наряд, но у нас сделка, и я обязана подчиняться дурацким пунктам.
— Сумочку еще возьму!
Эдер может быть терпелив. Целых полчаса подбираю сумочку. Пару раз он посмеивался. Вероятно, я его веселю, и пока не определю, как к этому относиться.
В ресторан мы приезжаем, прилично опоздав. Заходим самыми последними.
Придерживаю Алекса за предплечье и стараюсь не упасть от бьющего внутри волнения.
Столько камер, столько людей! И все смотрят на нас. Для всех мы пара, настоящая и любящая, Алекс — победитель последней гонки. Еще и номинация эта…
— Разрешите? — один из фотографов подбегает и уже смотрит в объектив.
В панике на Алекса гляжу. Что нам делать? Обняться? Улыбнуться? Меня же ничего не будут спрашивать?
— Алекс, прижмите Марту к себе, — просит.
В легких застаивается кислород и начинает травить до помутнения перед глазами.
Когда столько глаз направлены на нас, любой бы растерялся. После гонок проще. Там адреналина в крови столько, что затопить города можно. А сейчас… Я бы выпила бокал вина.
— А поцеловаться можете?
Алекс прочищает горло, на меня косится и, гад, улыбается. Чертяка обворожительный в белой рубашке, которая оттеняет загорелый цвет кожи.
— Это ради дела, Марта, — шепчет на ухо, заправляя прядь моих волос за ухо.
— В договоре об этом ничего не сказано.
— А то, что сказано, нарушается, да?
Стою, громом пораженная. Да, после гонок значительно легче и логично для той же сделки между нами.
— На счет три, Вавилова.
«Три» не наступает. Мы одновременно касаемся губ другого на счет «один». Целуемся довольно скромно и нежно.
Без адреналина я чувствую все иначе. Его губы другие, движения другие. И вновь это чувство защищенности, которое накрывает плотным куполом. А, казалось бы, какой-то подростковый поцелуй. Даже без языка…
— Не все так страшно, правда? — гонщик еще и издевается.
Фотограф делает еще пару фоток, хвалит нас и поздравляет с номинацией. Награждение победителей пройдет в декабре после завершения Чемпионата.
— Ты «съел» мою помаду, — ворчу. При этом плевать на нее.
— Еще оброс к вечеру. Не только же тебе нарушать правила.
Ну! Говорила же, Эдер в душе тот еще бунтарь.
В момент Алекс меняется и в лице, и в поведении. Вытягивается по струнке и выпускает мою руку. Взглядом устремляюсь в зал, где не узнаю никого.
В нашу сторону идет высокий, солидный мужчина. На вид ему лет пятьдесят, и он копия Алекса. Точнее, наоборот.
— Поздравляю с победой, сын, — незнакомец пожимает руку и по-отечески бьет Алекса по плечу. Брови мужчины с густой проседью сходятся в переносице.
— Пап, это Марта. Моя девушка. Мой отец — Генрих Эдер.
Оба смотрят на меня. Книксон ждут? Так, я не умею.
— Рада встрече, — протягиваю ладонь, но господин Эдер отказывается ее пожимать.
М-да.
— Наслышан, — строгий взгляд на Алекса высушивает горло. Если бы на меня так посмотрели, я бы лишилась чувств. — Вы голодны, Марта? — обращается, оставляя свою массивную руку на плече сына.
Киваю. Но максимум — съем креветку.
— На том столе довольно вкусные маленькие бутербродики. Принесешь? — обращается к Алексу.
Мой Эдер не сразу соглашается. Недовольно напрягает скулы и прочесывает зубами нижнюю губу.
— Марту только не обижай, okay?
— Ты сейчас этим вопросом обидел меня, — разводит руки в стороны.
Мы все улыбаемся. Но улыбка Эдера-старшего тяжелая, да и взгляд острый, кожу вскрывает и в голову устремляется.
Странные впечатления. Знаю о Генрихе только со слов его сына и должна испытывать страх перед таким властным, жестоким человеком. Но он очень напоминает мне Алекса.
— Вы очень красивая, Марта, — говорит, покачиваясь. Генрих рядом и смотрит на танцующие пары.
— Спасибо.
— Мой сын очень умный, талантливый и целеустремленный. Я всю жизнь учил его холодному расчету, здоровому эгоизму и умению брать выгоду от всего, но в душе он любит помогать и спасать всех. В детстве самолично открыл приют для покалеченных собак, два года назад открыл школу для детей, чьи родители не в силах дать образование своим же детям. Пару месяцев назад решил помочь незнакомой эскортнице, попавшей в беду…
Генрих отпивает алкоголь янтарного цвета из своего бокала. Слышу, как Эдер-старший проглатывает, и только потом с осторожностью разворачиваюсь к нему лицом.
— Я не эск…
— Рано или поздно эта черта характера моего сына выйдет ему боком, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то воспользовался его, с позволения сказать, слабостью. Я могу положиться на Вас в этом вопросе?
Меня жарят на углях, и огонь больно ласкает все конечности, пытаясь добраться до сердца, чтобы спалить его на хрен.
Генрих знает все: об Омаре бин Махфузе, о нашей сделке с Алексом, обо мне. Ну конечно, такой человек будет знать обо всем, что касается его сына. Обвинять Эдера-старшего в этом бессмысленно.
В чем-то даже рада, что у Алекса такой отец. Своеобразный, но за сына он будет заступаться горой. Гонщик никогда не будет одинок, в отличие от меня…
— Да, Вы можете положиться, — отвечаю сдавленным голосом.
Вино становится жизненно необходимым.
— Я рад, что мы познакомились, Марта, и нашли общий язык, — тихо и быстро говорит.
— Бутерброды разобрали, — Алекс с подозрением косится на Генриха, затем на меня.
Вот, снова играть, что превосходно себя чувствую.
— Потанцуем? — спрашивает мой гонщик и даже ответа не ждет.
Алекс тянет меня в центр зала и кладет ладонь на поясницу. Та голая. Влажная от волнения кожа покрывается мурашками против всех законов.
Значит, этот говнюк бедным детишкам помогает? И приют для собак открыл? А так смотришь — и не веришь. Высокомерный, холодный муд…
— Что? — мой любопытный взгляд подхватывает Алекс. — Тебе же отец ничего не сказал, из-за чего ты могла бы расстроиться и, например, решить сменить весь гардероб на фиолетовый?
— Нет. Он был милым.
— Иногда ты очень плохая актриса, Марта.
После танца мы еще примерно полчаса проводим в ресторане. Нас фотографируют, Алекс раздает интервью, отвечает на вопросы о будущем и своих ожиданиях о звании «Чемпиона». С замиранием сердца слушаю.
Наверное, я двинулась умом, раз искренне хочу победы Алекса. Нас же ничего, кроме сухого контракта, не связывает.
Домой возвращаемся к полуночи. Устала, но спать не хочу. Мыслей в голове, как муравьев в муравейнике. И с закатом солнца они как раз копошатся внутри, не выгнать наружу проветриться.
Переступив порог квартиры, заваливаюсь на розовый, ненавистный мне диван.
Эскортница… Черт! И Алекс… Он думает так же? Наверное. Одно слово, а так безжалостно потрошит внутренности.