почему она?
— Ну? — спрашивает у моих губ.
— Что «ну»?
— Будешь вырывать?
— Значит, целовался? — в голове шумит в ожидании ответа. Я вцепилась в Алекса мертвой хваткой.
— А если и так?
Пуля от беззвучного выстрела застревает в горле. Я не могу расценивать поведение Алекса как предательство, так? Не могу же? Но именно это чувство разворачивается в груди.
Мне хочется дать ему пощечину, наговорить кучу гадостей, раскрошить все вокруг, будто мы в песочном домике.
— Надеюсь, понравилось, — шиплю зло.
В глазах застывают слезы, но они от обиды и какой-то жалости к себе.
В это время Алекс трогает мои оголенные бедра, путешествует по коже подушечками пальцев, вырисовывает круги.
У меня нет понимания: любить одну, мечтать о ней, хранить в сердце ее образ, и… Трахать другую. И несмотря на все, я жду его ответных чувств.
— Ты забавно ревнуешь, Марта, — подавляет усмешку, но я успеваю ее увидеть.
Забавно…
Алекс кладет руку на мою шею сзади и притягивает меня к своим губам. Меняет нас местами, что теперь я облокачиваюсь на низкий подоконник, а Эдер наклоняется надо мной, не прерывая поцелуя.
Крепко хватаюсь за его запястья.
Его губы сегодня мягкие. Нежность бьется со страстью. С каждой секундой напор Алекса усиливается, все ускоряется. Движения губ, языка.
Он совершает произвольный толчок, я крепче обнимаю.
Алекс спускается вдоль подбородка к шее и ключице. Целует, пробует вкус моей кожи. Я хватаю воздух ртом. Нервы оголились, все ощущения обострились.
— Ты же не думаешь, что я здесь с тобой… В больнице? Сюда могут войти в любую минуту.
— Конечно же нет, — шепчет в районе пупка. Мои ноги уже на его плечах, а губы Алекса жалят кожу живота.
— Тогда отойди.
— Я имел в виду, что сюда никто не войдет.
— Ты после аварии, дурак! — посмеиваюсь.
Такой абсурд! Гонщик как с ума сошел. Удар был невероятной силы, получается.
— Я вообще на тебя обиделась, — останавливаю наглого Алекса, слегка оттолкнув.
Эдер прекращает поползновения. Его пальцы уже были на молнии моих шорт.
Смеяться больше не хочется. Вмиг стало душно, пусть и работает кондиционер на девятнадцать градусов.
Мне хочется попросить Алекса вернуться вниз, к моим ногам, которые он клялся никогда не целовать, а я говорила, что не люблю этого. Все совсем наоборот. Но если я это скажу, то будто бы сдамся. Стану безликой.
А еще признаний хочется. Самых простых, человеческих. Что не целовался он ни с какой Сереной, что не любит он ее, а и что ему нужна лишь я.
— Поревнуй меня еще, — просит искренне.
Теряюсь и взглядом прыгаю от его губ к глазам, взлохмаченным волосам, скулам, подбородку.
— Ты сильно ударился, да?
Вместо ответа Алекс целует. И в этот раз ловко расстегивает шорты и стягивает их по ногам. Ладонями сжимает открытые ягодицы с рыком прямо в мой рот.
Сжимает, разжимает. Лижет шею, стоило запрокинуть голову.
Я подхватываю края футболки Алекса и тяну ее вверх.
— Было больно?
Вижу крошечные отметины на сосках после пирсинга.
— Не советую делать, — отвечает, наблюдая за мной.
— Давно снял?
— Когда в болид сел. Комбинезон натирал, — отвечает.
— Значит, ты еще тот бунтарь? — поднимаюсь с подоконника.
Из-за скинутых туфель я вновь ниже Алекса.
Эдер, ожидаемо не отвечает. И я осторожно касаюсь губами его широкой груди. Один поцелуй, второй. Мне нравится это делать. Нравится его запах, вкус кожи, голос, который становится ниже, вибрация сердца. Сама растворяюсь в этих простых действиях.
Мы оба покрываемся мурашками.
Алекс цепляет мой подбородок и врывается языком в рот. Приподнимаюсь и обхватываю его за шею. Мы медленно пятимся к кровати, где валяется смятое одеяло.
Притворяюсь, что мои мысли не вьются вокруг его закрытого от меня сердца.
Движения его бедер между моих ног вызывают щекотку. Алекс проводит зубами по нижней губе, чуть оттягивает на себя и тут же зализывает. Влажный поцелуй, постоянные толчки, и я уже готова раскрыться в чувствах снова и снова. Меня расщепляет от ощущений постоянного трения тела о тело, смешивания наших запахов, перекрещивания горячего дыхания.
Мои стринги выкинуты, как тряпка. Топ стянут через голову. Я без лифчика, и на лице Алекса явное недовольство.
— Что?
— Твои соски…
— Они не проколоты. Извини, — втягиваю губы, чтобы не засмеяться.
— Их видно. Через ткань дурацкого топа.
— Не нравится? — сглатываю.
Зрачки Алекса заполоняют радужку.
— Нет. Ты мне вся не нравишься, — с долей злости говорит и целует глубоко.
— Потому что не как она?
Толчок внутрь меня без защиты сначала заставляет сжаться. Между ног горячо и мокро.
— Потому что не как она, — отвечает. Целует. Трахает. — Непослушная, — двигается с яростью. — Болтливая. Упрямая. Доставучая. Выскочка. Проблемная…
На каждое слово — глубокий чувственный удар внутрь меня.
Берет жестко, высасывает каждую каплю моей любви к нему. Алекс пригвождает спиной к матрасу, что и не пошевелиться. Дышать нечем под тяжестью его тела.
— Шантажистка, — говорит последнее, и оргазм крутой лавиной вбивается из его тела в мое и обратно. Покачивает от энергии, обрушенной на нас. Будто потолок падает, стены рушатся. Все маячит перед глазами, лишенные точки опоры.
Его взгляд прикован к моим глазам. Он стеклянный, кромсающий. Двигается замедленно к волосам, бровям, губам. Озадаченность перекручивается с непониманием. Алекс после такого оргазма выглядит потерянным.
— Ты прав. Я не она. У меня другие глаза, другие волосы и другие губы…
Алекс утыкается носом в основание моей шеи, а я обнимаю его, представляя, что мои руки — это крылья.
Как и в прошлый раз, Эдер первым идет в ванную. Протираю внутреннюю часть бедер одноразовыми салфетками, которые лежат на столике, и быстро надеваю сначала стринги, а затем шорты. Топ в последнюю очередь.
Сумочка лежит на подоконнике. Остается ее взять, и можно идти.
Вода в душе прекращает литься, и меньше, чем через минуту, я вижу Алекса в тех же спортивных штанах, в каких он и был.
Переминаюсь с ноги на ногу. Чувства поутихли. Даже стыдно за свое поведение…
«Доставучая, болтливая…»
— Если после сегодняшнего какие-то последствия будут… Имею в виду, — Алекс уводит взгляд и возвращается уже более сосредоточенный и серьезный, — я в тебя кончил, Марта.
Слова сбивают с ног. Я пошатываюсь, но сохраняю улыбку на лице.
— Не беспокойся. Никакой неожиданной беременности.
Мне показалось, или Алекс слегка выдохнул? Огонь в животе еще не успел потухнуть, мышцы продолжают расслабленно покалывать, а мы обсуждаем то, что причиняет мне очередную боль.
— Ты на таблетках?
— Нет.
— Тогда, — глубокий выдох. Тема и впрямь очень личная, — что-то не так?
Щеки сводит от натянутой улыбки. И нужно еще говорить ровно, без надрыва.
— Все в порядке. Просто никаких сюрпризов не будет.
По-любому его идеальная Серена может родить ребенка, а я… Нет. Никогда.
— Понял, — идет к кровати и быстрым движением надевает футболку. Между нами молчание, — кофе принести? Хотел пройтись до автомата.
Киваю, не в силах больше говорить из-за вставшего поперек горла кома. Улыбаюсь только с безумной горечью.
Около двери Эдер решает остановиться. К моему сожалению, тема не закрыта. А это единственное, что я не хочу обсуждать с ним. Ощущение собственной никчемности на вкус, как сухой песок. Во рту противно.
— Никаких сюрпризов сейчас или вообще?
Закатываю глаза от отчаяния и разворачиваюсь спиной. Истерика захлестывает волной от солнечного сплетения до макушки.
Проход воздуха в легкие перекрыт заслонкой из слез.
— Вообще.
— Если нужно помочь, врач или кто в таких случаях необходим, ты…
— Мне ничего не нужно, — сдавленно говорю. — Только кофе. И бутылка воды, если не затруднит.
Обхватываю себя руками. На поиски пульта от кондиционера уходит много времени, но Эдер продолжает стоять у закрытой двери и в наглую изучать меня.
— Что? — не выдерживаю. — Еще раз хочешь трахнуть?
Да, я звучу грубо. Но это всего лишь защита от той раны, которую Алекс разбередил. Не думала становиться мамой так рано, но в восемнадцать лет, когда тебе сообщают о том, что ты не сможешь иметь детей, все равно звучит мрачно. Как смертный приговор.
— Рассказать секрет? — неожиданно для меня спрашивает.
Вместо ответа сажусь на подоконник и с твердостью во взгляде смотрю на чуть улыбающегося Алекса.
— Я мечтаю, чтобы однажды у меня родилась дочь. Знаю, что ее будут звать Оливией, и она будет очень славной.
— Как мне это должно помочь? — с грубостью в голосе интересуюсь.
— Обычно о ребенке мечтают девушки. Ты нет?
— Какое это имеет значение?
— Большое. Поделишься? — Алекс облокачивается на косяк. Зная упертость Эдера, он ни за каким кофе не уйдет, пока не отвечу.
Веду левым плечом и чувствую себя неловко. Голой не была такой уязвимой и раненой, как сейчас, полностью одетой. Я даже скрыла торчащие соски за скрещенными руками.
— Ну, допустим, я бы тоже хотела девочку, — лениво говорю.
Не представляю, как закончить разговор.
— И какое бы у нее было имя?
— Вероника. Амелия. Катерина… Не знаю, — распсиховавшись, вскидываю руки.
— Вот и представь, что через несколько лет ты выходишь замуж, у вас рождается девочка, и ты называешь ее, например, Амелия. Главное — не думать о плохом. Двигаться вперед, что-то делать, чтобы твоя мечта осуществилась. Ничего не имеют только те, кто отчаялся.
Алекс подмигивает. Обиженным после моих слов и поведения не выглядит.
— Когда-нибудь ты станешь классным папой, — говорю, стоило Алексу, наконец, оторваться от стены и открыть дверь.
— А ты мамой.
После того как дверь за Алексом закрывается, начинаю представлять Оливию Эдер. Славная девчушка. Уверена, и эта мечта моего гонщика сбудется.