Обладатель тулупа попятился, запнулся о порожек, с грохотом распахнул спиной дверь и вывалился на улицу. Двое парней мгновенно, не сговариваясь, ускорили шаг, подхватили тело за ноги и втянули в предбанник.
— Жив? — спросил Сулимо.
— Дышит.
— Отлично.
Спокойно, словно ничего не произошло, группа вышла на улицу. На пороге капитан обернулся, осмотрел разгромленное отделение опытным взглядом, усмехнулся и… бросил «ПМ» на кафельный пол, рядом с телом третьего милиционера. Стоявший у магазина парень тотчас отлип от стены и зашагал через площадь.
Сулимо повернулся к шагающим за ним боевикам:
— Вы двое, — ткнул он пальцем, — ты и ты. Посмотрите на улицах.
Названные не ответили ничего. Ни «есть», ни «так точно». Просто молча повернулись и так же молча разошлись: один нырнул в переулок слева от здания милиции, другой зашагал по узенькой улочке, уходящей вправо.
— Остальные, — Сулимо махнул рукой, — за мной, к вертолету. Ничего, никуда он не денется.
Алексей продолжал бежать вдоль бесконечно длинного ряда заборов. Штакетник сменялся глухими дощатыми стенами, те снова штакетником. Раз ему попалось даже сооружение, выполненное из настоящих бетонных плит, более похожее на фортификации, чем на забор. И везде, в каждом дворе, заливались лаем собаки.
Тот, кто планировал этот поселок, не утруждал себя особой фантазией. Улочки расчерчивали трехкилометровый пятачок с севера на юг и с запада на восток. Сейчас Алексей отдалялся от центра, все больше углубляясь в мир крохотных двориков, одноэтажных избушек, печных труб и сторожевых псов. Десяток пятиэтажных «высоток» и один восьмиэтажный «небоскреб» — краса и гордость поселка — остались у него за спиной.
Алексей искал кого-нибудь, кого не надо выдергивать из дома и кто мог бы указать ему путь к станции, в то же время пытаясь запутывать следы. Постепенно он перешел с бега на быстрый шаг. Следовало поберечь силы. Неизвестно, какие сюрпризы заготовила ему фортуна впереди. Пересекая перпендикулярные улочки, Алексей поглядывал вправо и влево, но рабочий контингент поселка еще нес трудовую вахту, а остальные, те, у кого сегодня выдался выходной день, отсыпались дома после новогодних праздников. Или же старательно продолжали праздновать. Словом, улицы были идеально пусты. По ним как будто прошлись пылесосом. На глаза беглецу не попадались даже вездесущие бродячие собаки.
Пару раз Алексей останавливался и прислушивался, не идет ли электричка. Но вместо долгожданного тягучего, однообразного перестука колес слышал лишь лай собак да редкие завывания ветра. Но, что было куда хуже, Алексей давно перестал ориентироваться в узеньких улочках поселка и теперь никак не мог сообразить, в какой же стороне вообще находится станция. Возможно, он, сам того не желая, уходил от нее все дальше.
Наконец в одном из переулков появился первый прохожий, помятый мужичок лет сорока пяти в болоньевой темно-фиолетовой куртке, ватных штанах и кепке. Алексей заметил его метров за пятьдесят. Старательно пыхтя и потея, мужик вытаскивал со двора на улицу старенький двухколесный велосипед, тот никак не хотел проходить в узкую калитку, цепляясь то рулем, то педалями. «Велосипедист» матерился, громко, со смаком, и периодически пинал железного коня коленом. Алексей свернул в переулок и торопливо зашагал к мужику, молясь лишь об одном: чтобы тот не вытянул, наконец, своего раздолбанного «минскача», не сел на него и не укатил в противоположном направлении.
Когда их разделяло метров пятнадцать, велосипедиста вдруг осенило. Витиевато матернувшись, забулдыга поднял двухколесное чудо и попросту перетащил через забор. Судя по улыбке, он был очень доволен собственной сообразительностью. Освободив велосипед, забулдыга вывел его на неровную замерзшую дорогу. Алексей вдруг представил, как этот небритый «спортсмен» сейчас лихо вскочит в седло, даст старенькому «Минску» шпоры, велосипед заржет, словно лошадь, и, встав на заднее колесо, унесет ездока прочь. Он уже открыл было рот, чтобы произнести заготовленное заранее: «Будьте любезны, не подскажете ли вы мне…», но тут же осекся, сообразив, что общаться с помятым владельцем велосипеда подобным образом все равно, что слепому разговаривать с глухим.
Алексей бегом преодолел разделявшее их расстояние и, схватив мужика за плечо, буркнул:
— Слышь, кореш, до станции далеко туг?
Помятый вздрогнул, обернулся, увидел истерзанного, перепачканного чердачной пылью Алексея и осклабился полусгнившими зубами, среди которых рукотворным памятником отечественной стоматологии торчала пара похабных металлических фикс.
— Гы, братан, — с невообразимым полублатным придыханием произнес помятый. — Ну ты, в натуре, шугнул мя.
— Станция-то где? — упрямо повторил вопрос Алексей, глядя в тусклые, бесцветные глаза велосипедиста.
— Ты заблудился, что ли, братан? — хмыкнул тот. — Ну вот дальше по улке пойдешь, как увидишь кирпичный дом с красными ставнями, сразу налево, через речушку, по мостку. А там еще четыре двора и ровнячком к кассе выйдешь. Там и станция.
— Ага. Слышь, а до Ростова далеко? — задал новый вопрос Алексей.
— Эвон ты куда хватил, — заржал помятый. — До Ростова. Да до Ростова, братан, верст эдак девяносто будет.
— А какой тут ближайший город покрупнее есть?
Велосипедист нахмурился:
— Да ты че, братан, не здешний, что ли? Правда, что ли, заплутал?
— Правда, правда, — теряя пришибленно-развязный тон поторопил Алексей. — Какой здесь город-то?
— Ну, город… Шахтинск город. Но это пятнадцать верст. А хочешь, садись, я тебя за «чирик» на багажнике довезу, — сострил помятый и заржал хрипло.
— Шахтинск, говоришь?
— А в другую сторону — Гуково, но тот поменьше. И Каменск. Тоже верст девяносто.
— И скоро электричка на этот Шахтинск?
— Электричка? Кто же ее знает? Кабы ты время сказал…
Алексей посмотрел на часы:
— Пять минут пятого.
Глаза помятого внезапно загорелись странным, живым, осмысленным блеском.
— Классные часики у тебя, братан, — восторженно проворчал он. — Слушай, на хрен тебе этот Шахтинск? Давай твои тикалки пихнем, возьмем пару фуфырей, вмажемся. Пойдем ко мне, посидим. Да ты не дрейфь, — принялся уговаривать он, мгновенно оценив выражение лица собеседника. — Есть у меня тут один кореш, он, гадом буду, за твои часики семидесятник отстегнет. Как с куста. Возьмем парочку белянского, по литрушке, вмажем, посидим, за жизнь побазарим.
— Не, братан, побегу я, — ответил Алексей и торопливо зашагал в указанном направлении.
— Ты че, жмот, что ли? — беззлобно поинтересовался велосипедист. — Да ладно, кореш, погоди.
— Все, отец, некогда, — Алексей обернулся.
— Ну, как знаешь, братан! — гаркнул ему в спину помятый. — Ты беги, беги, электричка-то через четыре минуты. Если поторопишься, успеешь.
«Два квартала до поворота да там еще четыре дома», — прикинул Алексей. Времени действительно оставалось впритирку. Он ускорил шаг, а затем и вовсе перешел на бег. Проскочил первый перекресток, за ним второй, и, повернувшись вправо, увидел вдруг метрах в ста пятидесяти знакомую плечистую фигуру. Убийца всматривался в заросли кустарника в чьем-то саду. Ждать было некогда. Алексей метнулся, наплевав на осторожность, через перекресток, задыхаясь от быстрого бега и волнения.
«Заметит, — билось в голове. — Сейчас повернет голову и заметит».
Плечистый еще некоторое время наблюдал за маячащей во дворе за кустами фигурой, пока та не
вышла на свет и не оказалась восемнадцатилетним парнем, одетым в джинсы, высокие кроссовки и кожаную куртку. С Алексеем мальчишка не имел абсолютно ничего общего.
Убийца вздохнул, оглянулся через плечо назад, затем посмотрел вперед. Проделал он это как раз в тот момент, когда Алексей нырнул за штакетник на противоположной стороне улицы. Неторопливо, внимательно оглядывая дворы, здоровяк пошел дальше, а Алексей, за десять секунд долетев до описанного велосипедистом дома с красными ставнями, повернул направо.
И тут услышал далеко за спиной полный надежды вопль:
— Эй, братан, а может, все-таки передумаешь?
Убийца тоже услышал крик и ускорил шаг. У перекрестка они столкнулись: высокий плечистый парень в темном пальто и пробуксовывающий на каждой колдобине велосипедист.
— Стоять, — скомандовал плечистый.
«Спортсмен» моментально остановился. Спроси его сейчас, почему, не смог бы ответить. Но категоричность тона мгновенно навела его на мысль о том, что с этим амбалом лучше не шутить. Можно и по морде схлопотать.
— Да запросто. Чего такое, братан? — озадаченно поинтересовался велосипедист. — Чего случилось? Пожар, что ли?
— Я ищу человека в старом пальто и старых брюках. Высокий, вот такой, — убийца поднял руку, показывая примерный рост Алексея.
— А на руке часы классные такие, да? — осклабился велосипедист. — Командирские?
— Возможно, — коротко ответил убийца. — Ты видел его? Куда он пошел?
Велосипедист смерил амбала взглядом, решая, говорить тому правду или нет. Уж больно собеседник на мента похож. А с ментами, естественно, дел у его брата быть не может. Какие, в натуре, могут быть дела, если эти волчары поймают и палками лупят? Да все, суки, побольнее норовят. По почкам да по голове. Тварюги позорные.
Заметив сомнение в глазах велосипедиста, убийца вдруг протянул руку и неожиданно цепко впился крепкими пальцами в худое, жилистое горло. Наклонился к пахнущему перегаром и луком лицу «спортсмена» и выдохнул тихо и жутко:
— Куда он пошел?
— Ну, так знамо куда, — прохрипел забулдыга, чувствуя, как вылезают из орбит глаза. — На станцию, — хватка немного ослабла, и «спортсмен» задышал жадно, широко открывая рот, но все же не преминул спросить: — А чего такое-то, начальник?
— Где станция? — не ответив на вопрос, тем же тоном поинтересовался плечистый.
Велосипедист ощутил, как вдоль хребта у него побежал холодок. «Глаза у мента — не дай божок», — решил он. Страшные какие-то, пустые, будто и нет в них ничего. Нечеловеческие глаза.