Проскурин быстро выдохнул, вышел из-за угла и зашагал в сторону наблюдателя. Теперь тот не выглядел настороженным, он, казалось, успокоился.
«Вероятнее всего, получил указания от координатора», — решил Проскурин, подходя все ближе и ближе.
От наблюдателя его отделяло четыре метра — пара шагов, три метра, еще пара, два, еще пара… Проскурин, не замедляя шага, резко сунул руку под пиджак, выхватил из кобуры «Макарова» и наотмашь, с хрустом опустил рукоять пистолета на коротко бритый массивный затылок. «Особист» даже не успел ничего предпринять, только хрюкнул странно и мешком осел в грязь, перемолотую, должно быть, десятком тысяч разъеденных солью подошв. Стоящий рядом старик в кепочке, седобородый, держащий огромный рюкзак с картошкой, удивленно взглянул на Проскурина, и тот жестко улыбнулся.
— Спокойно, отец, спокойно. Я из милиции.
Дед ничего не сказал. Из милиции так из милиции. А хоть и нет? Не ему тут Права качать.
Проскурин подхватил обмякшее тело под мышки и оттащил в тень, за вокзал. Опустившись на корточки, он быстро и деловито обшарил карманы, извлек из кобуры широкоплечего короткий автомат, из специального чехла — глушитель и, не разглядывая особо, сунул под пальто. Потом достал рацию, обычную, милицейскую, достаточно обшарпанную, но отчетливо хрустящую атмосферными помехами. Рацию зашвырнул подальше в снег. Не понадобится. Своя есть. Затем на свет появились пачка сигарет, зажигалка и красная книжица. Развернув ее, Проскурин присвистнул. Все правильно, сержант Леша не ошибся. Могучее ведомство, до которого ему, Проскурину, плыть бы да плыть, но никто не звал. Больше в карманах ничего не было. Зато на поясном ремне висел небольшой подсумок с двумя короткими обоймами и чехольчик — нож. Проскурин повертел гладкую рукоять в руках и тоже сунул в карман пальто.
Наблюдатель слабо захрипел.
— Ничего, друг, в следующий раз внимательнее будешь, — буркнул себе под нос майор и поднялся.
Ну что же, он увидел все, что хотел. Надо отправляться в обратный путь. За наблюдателя Проскурин не беспокоился. Полежит минут десять-пятнадцать, придет в себя. Ничего страшного. По роду службы этому парню, наверное, не раз и не два доводилось получать по затылку, так что еще один удар он как-нибудь переживет.
Через пару минут он уже поднимался на третий этаж желтого здания, отметив по дороге, что двоих, стоявших в кустарнике, уже не видно. То ли они ретировались, что маловероятно, то ли поняли, что обнаружены. Об этом думать не очень хотелось, потому что если правильным был второй вариант, значит, эти ребята — настоящие профессионалы. Он ведь даже не повернул голову в их сторону, так, посмотрел искоса. Однако заметили.
«Странно тогда, что наблюдатель у вокзала оказался таким лохом, — подумал Проскурин. — Ну да ладно, странно, не странно, разберемся потом».
Впрочем, на то, что они профессионалы, указывало и оружие, и качество документов, которые, впрочем, могли быть фальшивкой, но фальшивкой отменной, не кустарной, выполненной отличным мастером и, конечно же, для конкретного заказчика. Такие фальшивки порой могут сказать о владельце побольше всяких документов.
Проскурин быстро прошагал по коридору, толк-[ул дверь и вошел в кабинет. Включив свет, он посмотрел на приготовившегося к броску Бориса, на Алексея и хмыкнул:
— Ну что, ребята-октябрята, здесь наши соседи.
— Вы о чем, товарищ майор? — не понял дежурный.
— Да так, Боря, о своем, — Майор повернулся к Алексею, спросил легко, почти весело: — Ну что, Твардовский, закончил поэму?
— Какой закончил? — буркнул Алексей неприязненно. — В темноте сидели.
— Ладно, давай сюда листы. Так, Борис, распишись на каждом.
— Зачем это? — спросил тот.
— Расписывайся, я тебе говорю. И побыстрее. Не задавай вопросов, некогда сейчас. — Проскурин грохнул на стол автомат и, увидев, как сразу вытянулись лица Бориса и Алексея, коротко хохотнул. — Что, орлы, оружия никогда не видели? — Он наклонился над столом, плечистый, подтянутый, живой, бормочущий скорее для себя, чем для окружающих. — Хорошее оружие, хорошее. Пистолет-пулемет «кипарис», стоит на вооружении в некоторых подразделениях МВД и ОМОНа. Рассчитан на штатный патрон девять на восемнадцать, с магазином на тридцать патронов. Оснащен креплением для глушителя. Это вам, друзья мои, не пукалка, которую на любом базаре за сотню баксов купить можно. Тут дело серьезное. — Он повернулся к Борису: — Ну, чего сто-ишь-то? Расписывайся, я тебе говорю.
— Валерий Викторович, — немного смущенно и в то же время с вызовом ответил Борис, — я не могу расписываться на пустых листах.
— Расписывайся, я тебе говорю, — рявкнул Проскурин. — Ты не волнуйся, уж я прослежу, чтобы тут все было правильно. Давай, ответственность беру на себя.
Борис нехотя выудил из кармана пиджака ручку, бегло просмотрел написанное Алексеем и, вздохнув, поставил внизу листа невнятную закорючку.
— Так, теперь проставь число, время и свои инициалы. Фамилию написать не забудь, — быстро распоряжался Проскурин. — Давай-давай. На последнем листе еще подпиши: «Написано в моем присутствии гражданином»… Как бишь тебя, мил человек? — посмотрел он на Алексея.
— Семенов Алексей Николаевич, — ответил тот.
— Вот-вот, «гражданином Семеновым Алексеем Николаевичем». Молодец. Теперь вот что, друзья мои. Не знаю, чего нам ждать в ближайшее время, а посему поступим следующим образом. Ты, Боря, давай вызывай поддержку из УВД, а мы пока с этим деятелем спустимся в бомбоубежище. Кстати, не забудь запереть дверь на ключ, а то могут гости пожаловать. Как только вызовешь группу, сразу спускайся к нам. Понял?
— Понял, Валерий Викторович, — кивнул Борис и шарахнулся из кабинета.
Проскурин поднял автомат, выщелкнул обойму, спрятал ее в карман пальто, а затем засунул «кипарис» за брючный ремень.
— Теперь, — бормотнул он, схватил со стола листки с историей Алексея, тщательно свернул их и спрятал во внутренний карман пиджака. — Ну-ка, пошли, мил человек. — Не гася свет, они вышли из кабинета, и Проскурин быстро запер дверь на ключ. — Давай, давай, — приговаривал он, — бегать — это тебе не на самолете летать. Ножками нужно работать, ножками. Времени-то у нас и так в обрез, сдается мне. — Они скатились на первый этаж, и фээскашник указал на лестницу, ведущую в подвал. Давай, двигай туда.
Борис уже запер входную дверь и торопливо набирал номер, прижимая телефонную трубку плечом к уху.
— Валерий Викторович, что им сказать-то?
— Скажи, нехай летят сюда и посмотрят: вокруг здания пасутся какие-то ухари в пальто. Пусть всеми правдами и неправдами выяснят: кто эти хлопчики, откуда, ну и все такое. Не мне их учить. Да, и еще скажи, чтобы поосторожнее были, оружия у этих ребят — на все УВД за глаза хватит. Давай, действуй.
— Хорошо.
Проскурин и Алексей спустились в бомбоубежище и остановились. Через несколько минут появился дежурный.
— Все в порядке, — сообщил он. — Группа скоро будет.
— Скоро, — передразнил Проскурин. — Надо было сказать, чтобы мухой летели.
— Они мухой и полетят, — хмыкнул Борис. — Ну, теперь-то скажете мне, что случилось?
— Да ну, — криво ухмыльнулся майор, закрывая массивную стальную дверь и запирая ее на все засовы. — В общем, ничего страшного. Может, мне только показалось. Будем надеяться, что старого волка чутье подвело, — он подмигнул дежурному.
Тот осклабился, но улыбка получилась больше похожей на брезгливую гримасу.
Через несколько секунд до них донеслись отдаленные глухие удары.
— Это, наверное, из УВД, — дернулся было Борис, но Проскурин остановил его.
— Погоди-ка, друг ситный. Еще не известно, кто это. Я лично выяснять не собираюсь и тебе не советую.
Они шли через бомбоубежище, и Алексей удивленно смотрел по сторонам. Здесь действительно было на что посмотреть. Вместо привычных нар, какие он видел у себя в части во время учений, стояли застеленные кровати с толстыми матрасами и деревянными спинками. В соседнем помещении возвышались стеллажи с консервами, в запечатанных целлофановых мешках лежало что-то, напоминающее копченое мясо, продукты выстроились на полках, словно в магазине, а стеллажи тянулись до самого потолка. В следующей комнате, крохотной, как собачья конура, возвышались два странных агрегата.
— Система фильтрации воздуха, — пояснил Проскурин. — В общем, так, друзья мои. Отсюда есть два выхода: один — проход в бывший горсовет, но там скорее всего заперто. Им на гражданскую оборону чихать, поэтому на двери может оказаться замок; второй — запасной выход. Предлагаю воспользоваться именно этим вторым путем. Что скажете? — Он обвел спутников совершенно серьезным взглядом и добавил: — Поскольку возражений не замечаю, считаю, что предложение принято.
Алексей пожал плечами. Собственно говоря, он мало что понимал в бомбоубежищах. Знал только, что они спасают от бомбежек. И, наверное, этому рыжему фээскашнику действительно было видней, куда им лучше идти.
«Интересно, — вдруг подумал Алексей, — откуда этот тип раздобыл автомат? Неужели грохнул по голове одного из широкоплечих молодцев? Молоток парень. Неприятный, конечно, наглый, но молоток».
Он взглянул на Проскурина с уважением.
Проскурин распахнул еще одну дверь, за которой оказалась низенькая металлическая решетка, ведущая в длинный, без малейших признаков просвета, узкий тоннель, высота которого едва доходила до метра.
— Ну, друзья мои, прошу, — гостеприимно-ернически предложил майор, отпирая загудевшую решетку.
— Я не могу, — сказал Алексей.
— Что, костюмчик боитесь запачкать, товарищ летчик? Ну, тогда возвращайтесь назад, там вас с нетерпением ждут.
Алексей промолчал о ране. Он смотрел, как майор, по-гусиному скрючившись, лезет в тоннель, и, заскрипев зубами, пополз следом. Борис шел замыкающим.
Наверху, где-то над самыми головами, гулко прогрохотала электричка. Создавалось ощущение, что бетонный потолок сейчас не выдержит и обвалится вниз. В полной темноте пробираться приходилось на ощупь, и это, естественно, тоже не вселяло большого оптимизма. Вскоре потолок стал еще ниже, и если поначалу беглецы могли идти, просто согнувшись в три погибели, то теперь им пришлось встать на четвереньки и ползти.