Вот уж на это даю стопроцентную гарантию. Мне этот кобель теперь даром не сдался.
Вновь сталкиваемся с генеральным взглядами. Проскакивает мысль, что он делает это специально. Только зачем?
— Мне нравятся Ваши здравые суждения, Вера…
Игнатов выдерживает паузу вместо того, чтобы назвать мое отчество, и этот факт мне очень и очень не нравится.
Сделать замечание?
Нет, потерплю.
Хотя продолжение настораживает. Как и то, что Сергей Сергеевич выходит из-за стола, останавливается у меня за спиной и, положив ладони мне на плечи, произносит на ухо:
— И Вы нравитесь.
Сжимает плечи сильнее.
Что, мля?
Хочется вскочить и выкрикнуть распоясавшемуся нахалу свою претензию в лицо, но посильнее вжав ногти в кожаный перелет ежедневника, остаюсь на месте.
— Зато Вы мне — нет, — произношу ровно, но щеки от возмущения пылают.
Уши тоже горят.
Мысленно я уже беру в руки тесак… и все лишние запчасти у оборзевшего старого пердуна отрубаю.
— Хм, смелая, — довольно усмехается Игнатов и, слава богу, оставляет меня в покое. — Теперь понимаю, чем Вы, Верочка, так привлекли моего сына. Даже завидую ему немного. Хотя… — гендиректор возвращается в свое кресло и смотрит на меня в упор, — у нас же с вами все еще может только начинаться… в то время, как с Иваном у вас всё уже закончилось.
Сижу. Молчу. Киплю. Расчленяю.
Внешне же — удав удавом и хвост не шевелится. Но придушить мерзавца, из которого уже песок сыпется, так и подмывает. Зверски.
А ведь я тихая, добрая и светлая девочка всегда у мамы с папой была.
— Сергей Сергеевич, я не совсем понимаю суть нашего разговора, — делаю паузу, не отводя взгляда. Приходится очень сложно. Всё-таки энергетика у Ванюшиного папки бешеная. — Но то, что слышу, простите, мне не нравится.
— А Вы, Вера Владимировна, не торопитесь с выводами. На досуге подумайте получше. Вдруг что-то да изменится. Мне будет очень жаль терять такого хорошего специалиста, как Вы, — улыбается мерзавец и кивает на выход. — А пока можете быть свободны.
Не отвечаю. Да и что тут говорить, если свою позицию каждый успел обозначить.
Поднимаюсь со стула и иду к выходу. Спину вновь прожигает тяжелый и теперь однозначно неприятный взгляд. Но я заставляю себя не сгибаться и держать осанку.
— Орлова, — раздается, когда я берусь за ручку двери. — Три недели. За это время примите правильное решение.
— Непременно, Сергей Сергеевич, — отвечаю, обернувшись и улыбнувшись.
Прям вижу, как душу старого козла.
Вот же паразит, специально такой срок выставил, чтобы к приезду любимого чада либо меня из фирмы убрать, либо под себя подложить. И нетрудно догадаться, какой вариант прельщает его больше.
Кипя, как готовый взлететь на воздух чайник без воды, прощаюсь с секретаршей царя-самодура и иду в приемную его наследного принца-паршивца. Если Синюхина только попытается меня обидеть, не сдержусь. Эту точно по стене размажу.
Но удивленно застываю перед запертой дверью.
— А Валентина Игоревна уехала по срочному делу, Вера Владимировна, — сообщает Мельникова, начальник кадровой службы, занимающая соседний кабинет. — Просила Вам передать, что с документами вопрос закроет сама. Наверное, Вы понимаете, о чем речь?
— Понимаю, Татьяна Витальевна, — отвечаю, чтобы не развивать тему с любящей поболтать и посплетничать дамой. — Спасибо.
К себе в кабинет возвращаюсь, нахмурившись.
Не нравится мне послание Вальки, ох, и не нравится.
Глава 17
До дома доползаю в состоянии полутрупика, у которого ножки идут сами по себе и глазик дергается.
Понедельник, чтоб его, действительно оказывается тяжелым. А все потому, что, вернувшись с променада по двум приемным подряд, не успеваю я вдохнуть, как попадаю в лапы Мамаева.
Начальник, охая, ахая и причитая, что сроки горят, внимательно выслушивает причины моего отсутствия на рабочем месте, кивает и отправляет доделывать документы, которые остались с первой половины дня. А спустя час притаскивает еще одну пачку. Свеженьких.
— С пылу, с жару.
Шутник, ёшкин кот.
В итоге даже ласковое майское солнышко хоть и радует в семь вечера, но не так чтобы сильно. Однако, пару раз голову вверх все же запрокидываю и под яркими лучами жмурюсь.
— Верочка, здравствуй, — приветствует меня Клавдия Ильинична, стоит подойти к подъезду.
Ее нездоровый ажиотаж мгновенно бросается в глаза.
Еще бы. Обычно соседка и все ее подружки — внештатные сотрудники КГБ, не иначе, а с виду — самые обыкновенные бабульки, заметив приближение любого живого существа замирают и жадно, будто сканеры в едином порыве, отслеживают все до последнего действия «объекта».
Как идет, куда смотрит, что несет, во что одет, как широко улыбается, пока здоровается, отводит или не отводит глаза, насколько подробно отвечает на заданные между делом вопросы, замалчивает ли правду, как быстро сбегает. Дальше объекту наблюдения улыбаются, желают здоровья и всего хорошего, дают секунд десять, чтобы ретировался, и приступают к обсуждению отмеченных «косяков» в поведении и внешнем виде.
Хорошо, если успеваешь за те самые десять секунд сбежать. Я пару раз опоздала. Сначала «таблетка» домофона не сработала, после тормознула, чтобы грязь с ботинок отряхнуть.
Узнала много нового.
О себе, об Иване, о том сколько раз за последний месяц пользовалась услугами такси, что папа у меня — настоящий полковник, и усы ему идут, а мама — интеллигентнейшая женщина, но каблуки для ее возраста все же нужно выбирать пониже.
В целом, познавательно.
Но сегодня все идет не по плану. Выполняющая важную миссию по отслеживанию всех входящих, выходящих и мимо проходящих жителей нашего и соседних подъездов Клавдия Ильинична Шапочкина не дожидается моего приветствия и открывает рот первой.
Странно?
Еще как. Учитывая, что на моей памяти это происходит всего лишь второй раз. Про первый и вспоминать не хочется.
— Добрый вечер, — здороваюсь сразу со всеми старушками, каждую одаривая улыбкой.
Нет, всё же прикольные они божьи одуванчики. У нас в городе, где я родилась и жила до переезда в Питер, тоже такие были. В накрахмаленных беретках и шифоновых платках на голове. Кто-то с белыми воротничками и брошами на платьях. Моя бабуля среди них верховодила. Но властью не спекулировала и мне спуску не давала, если слишком короткую юбку замечала или ярко накрашенные глаза.
— Клавдия Ильинична, — своей соседке улыбаюсь чуть шире, еще и киваю. Даю понять, что ее поступок заметила и оценила, — помощь нужна? Поднять Вам сумку до квартиры? — смотрю на битком набитую авоську на колесиках, что стоит у нее в ногах.
Та руки потирает, но отказывается.
— Спасибо, Верочка, не нужно. Она не тяжелая. У меня там только буханка хлеба. Да Ваське пачку сухого корма купила. Ах, забыла, я ж еще сухарей с изюмом взяла, — это уже товаркам, что внимательно разговор мониторят. — На них в «Пятерочке» акция, девочки. Сорок восемь процентов.
«Девочки» кивают, переглядываются. Одна из компании порывается пойти прикупить нужный товар, пока скидку не отменили. Остальные поддерживают. Советы дают, что две пачки даже лучше. Сухари же. Не испортятся.
Я тяну улыбку, тоже киваю, но в сторону подъездной двери посматриваю. Может, желание Клавдии Ильиничны пообщаться мне показалось? Всякое бывает. Мысленно уже стол к ужину накрываю. Пусть Игнатов-старший нервы накрутил, но есть всё равно хочется.
А дома у меня котлетки. Куриные. Ага, из той же самой «Пятерочки». Я их как раз перед тем как коробки у Людочки взять, прикупила.
— Что ж, тогда всем хорошего вечера, — обращаюсь к божьим одуванчикам, отвлекшимся на «подружку», что уже рванула в сторону магазина. — Пойду я. Устала с работы, — добавляю значимости. — Весь день договора проверяла.
— О, да это такое дело…
«Пища», подкинутая для обсуждения, бабулькам нравится. Они резво принимаются обсуждать… повысившуюся квартплату. Где логика — не догоняю, но им виднее.
Зато Клавдия Ильинична с лавочки соскакивает и порывается меня проводить.
Ясно. Значит, не показалось.
— Вер, а у тебя подружка сегодня после обеда была, — выдает она заговорщическим шепотом и вместо меня вынимает из кармана брелок с ключами, чтобы открыть домофон, когда мы останавливаемся под железной дверью. — Блондинка в синем платье. На каблучищах.
— А, это Валентина, — киваю, делая вид, что так и должно быть. Попробуй я показать испуг, тут же и МЧС, и полицию, и скорую помощь до кучи вызовут. — После двух где-то? Так?
— Да, верно, как раз новости по первому закончились, — кивает Шапочкина и следом кривится. — Ох, и неприятная особа. Даже не поздоровалась, когда я выглянула.
Интересненько. Обычно Клавдия Ильинична не настолько любопытна.
— Неужели шумела? — кидаю предположение, тыкая пальцем в небо.
Но… угадываю.
— Ве-е-ера, она матюгалась!
— Да Вы что?
— Вот те крест! Громко. И несколько раз.
— Паразитка какая, — качаю головой, поражаясь наглости Синюхиной.
Эта мымра вообще страх потеряла, сунувшись в мой дом? Про ключи догадаться несложно. Игнатов дал.
Но когда и зачем?
Неужели документы настолько важны, что забрать их у меня — подгорает? И пути решения задачи, пусть и преступные, не останавливают? Подозрительно.
— Ой, Верочка, паразитка, как есть, — соглашается со мной соседка и сразу дает совет. — Уж ты бы себе какую другую подружку поискала, девонька. А знаешь, что? Обрати внимание, у Серафимы Михайловны из семьдесят пятой квартиры Зойка неплохая… — Клавдия Ильинична задирает голову, тыкая пальцем в одно из окон, явно рассчитывая, что я мгновенно пойму о ком идет речь.
Угукаю, но интересует меня другое.
— Странно, что она так некрасиво себя вела. Вроде ж культурная.
— Ну так злилась. Ключом-то вертела-вертела, а дверь открыть не смогла. Уж и пинала ее, и ругалась, а все одно — ушла ни с чем.