Когда я села в кресло и обозначила фронт работ, мастер впала в ступор. Она минут двадцать вместо того чтобы приступать к делу, всячески отговаривала меня от такой кардинальной смены имиджа. Убеждала, что натуральная блондинка с густыми слегка вьющимися волосами, не достающими до талии всего сантиметров пятнадцать, это очуметь как круто. И ни одна сволочь в этом мире не стоит того, чтобы ради него портили такой шедевр.
Честное слово, хохотала.
В голос.
И попутно удивлялась, как много интересного пропустила в жизни. До встречи с этой Василиной я обходила салоны стороной. Без предубеждений. Просто не задумываясь. Есть они, есть я. Но нам хорошо и по отдельности. Тем более, природа, как говорится, не обделила дарами.
Теперь же взглянула на них иначе.
С предвкушением.
Вот уж где реально можно расслабиться и оттянуться на славу. Мало того, что несколько часов к ряду в твоих волосах копошатся, заставляя млеть и балдеть от удовольствия, так еще и душу позволяют отвести, когда с тобой же на пару перемывают кости козлам конкретным и мифическим, бывшим, настоящим и будущим.
После слов мастера поднимаю голову и знакомлюсь с обновленной собой.
Легко.
Ярко.
Непривычно.
— Мне нравится, — выдаю вердикт минуты через две, внимательно рассмотрев со всех сторон удлиненное каре с челкой. — И цвет веселенький.
Медно-рыжий с отдельными более светлыми и более темными прядками. На весну и под солнышко — само оно. Буду сиять и искриться.
— Вот пусть и жизнь теперь такая же станет, — желает Василина, сверкая ямочками на щеках. — Веселенькая.
Да куда уж радостней? Хмыкаю, вспоминая цирк последних десяти дней.
Но за пожелание благодарю. А когда расплачиваюсь и разворачиваюсь, чтобы уйти, вслед несется пожелание.
— Вера, когда надумаете возвращать свою природную красоту, позвоните мне. Я сделаю все в лучшем виде и постараюсь сократить ущерб, причиненный волосам, до минимума.
Странно, но мастер будто не сомневается, что такой момент наступит. Я же…
Я же пропускаю шелковистые пряди сквозь пальцы, встряхиваю «полегчавшей» головой и с улыбкой покидаю салон.
Звонок от абонента «АВА» раздается в субботу в десять.
Минута в минуту.
— Ты пунктуален, — выдыхаю в трубку вместо приветствия.
В душе разливается предвкушение от не до конца понятного отдыха. Но то, что Арский постарается сделать его запоминающимся, уверена на все сто.
— Зарабатываю очки, чтобы ты не нашла повода отказаться, — отбивает он подачу. — Привет. Я внизу. За тобой подняться, чтобы помочь спустить вещи?
Предупредительность Виктора Алексеевича приятно радует. Когда мужчина остается мужчиной, даже если предлагает дружбу — это мило.
— Нет, спасибо. Я налегке, пятьдесят платьев и шпильки оставляю дома. Если ты решишь сделать сюрприз и повезешь меня на званый ужин, сочувствую, я буду в джинсах и бейсболке.
— Не повезу, — бархатные переливы в низком тембре пускают мурашки по коже. — Но выходные уже предвкушаю. Надеюсь, купальник влез в твой «налегке»?
Зараза!
Подкалывает он также легко, как налаживает связи.
Кстати…
— Ты мясо не забыл? Я же в основном из-за него еду, — выдаю, не скрывая шкодных ноток.
Боже, как легко жить на свете, когда рядом присутствуют приятные личности, а не те, что «я — царь всея Руси, челом бей, смерд».
— Не переживай, болтушка, голодной не оставлю. Спускайся, жду.
Улыбаюсь и сбрасываю вызов.
Натягиваю на заколотые в хвост волосы кепку, подхватываю небольшую спортивную сумку, рюкзачок и покидаю квартиру.
Настроение… веселенькое.
А там посмотрим.
Глава 22
— Вера?
— Я.
— Вижу, что ты.
Арский встречает, не сидя в машине, а возле нее. Стоит, прислонившись к бамперу и сложив руки на груди. И всё то время, что я пружинящей походкой приближаюсь к нему, внимательно сканирует меня взглядом.
Отвечаю тем же.
Руководитель «Балтстройинвест» не в строгом костюме, что само по себе для меня ново, а в джинсах и футболке. Привыкшая видеть его преимущественно в темных тонах, теперь с интересом изучаю в светлых.
Белая футболка обрисовывает мускулистые руки и плоский живот, светло-голубые брюки — крепкие ноги. Сглатываю. Конечно, я догадывалась что под официальными костюмами прячется высокое широкоплечее тело, но, чтобы настолько мощное и спортивное…
Моя ж ты прелесть.
Нет, я не адептка фетиша силы, но какая нормальная баба устоит, увидев прекрасное?
— Тебя не узнать…
А это мы выдаем практически хором, что сразу сбивает небольшое нервное напряжение, мелкими мурашками покалывающее позвоночник.
— Ты такая маленькая без каблуков.
Ухмыляясь, он озвучивает мои мысли с точностью наоборот, и еще раз пробегается оценивающим взглядом с головы до мысков спортивных тапок, и обратно.
— Не маленькая, а хрупкая, — фыркаю, останавливаясь в шаге от него, и задираю голову вверх. — И кто виноват, что ты в детстве морковки переел, и еще чего-то не в детстве?
Поднимаю руку и пальцами пытаюсь обхватить бицепс.
Куда там? Две ладони, дай бог, справятся.
— Громила, — выдаю вердикт.
— Малявка, — прилетает следом и тут же, — стоп! Вера… а это что?
Арский, как куклу, разворачивает меня спиной к себе и дотрагивается до медных волос, продетых через отверстие в кепке.
— Апгрейд, — выдаю с улыбкой, — надоело быть тупой блондинкой.
— И кто ты теперь? Рыжая стерва?
Мало того, что за словом в карман не лезет, так и метко бьет в цель. Вскидываю подбородок и прищуриваюсь, смело проваливаясь в глаза со стальным отливом.
— А хоть бы и так, — заявляю дерзко, — главное же, что? Себе нравиться! И сейчас я нравлюсь себе такой.
Чего не ожидаю, так это того, что Виктор Алексеевич обнимет меня за талию и, будто успокаивая, проведет широкой ладонью по спине вверх-вниз, а затем склонится ниже, к самому уху, обдаст горячим дыханием скулу и шею и тихо, слегка касаясь губами краешка уха, шепнет:
— И мне нравишься, Вер. Убирай колючки.
Уффф…
Мощная волна адреналина прокатывается вдоль всего тела и прошивает насквозь. Вот как он так может одной фразой взбодрить сильнее пяти чашек крепкого кофе?
Кажется, будто во мне салюты взрываются. Или это те самые пресловутые бабочки, которым надоело окукливаться, и они вышли из сумрака, устроив внутри меня танцы с переподвыподвертом?
— Виктор…
— Верочка, здравствуй!
Знакомый голос заставляет прерваться на полуслове и обернуться.
— Я тебя не сразу признала в кепке и с другими волосами, — Клавдия Ильинична подходит еще ближе и внимательно изучает мой внешний вид, затем переводит взгляд на Арского, осматривает его и кивает в сторону сумки, которую, не помню в какой момент, Виктор Алексеевич успел перехватить. — Уезжаете, дети?
Дети?
Кошу в сторону стоящего рядом мужчины и с трудом сдерживаю веселый смех. Не хилый такой ребятенок, однако. Акселерат, ёшкин кот.
— Да, погода хорошая, решили выбраться на природу, — киваю соседке, поздоровавшись. — А Вам, может, помочь? — обращаю внимание на коробку, которую та держит в руках, явно направляясь в сторону мусорных контейнеров.
— Нет, не надо, я сама прогуляюсь, да и она пустая, — отмахивается Шапочкина и с довольной улыбкой огорошивает, — мне твой друг уже подсобил, когда я в первый раз тяжесть несла, — не успеваю удивиться на прыткость Арского, как меня благословляют, — езжай-езжай, Верочка, отдыхай, а за квартиру не волнуйся, я присмотрю.
Решаю не спорить с всевидящим оком нашего подъезда и прощаюсь. Виктор Алексеевич за компанию тоже.
В черный сверкающий глянцевыми боками большой автомобиль утрамбовываемся быстро и, понимающе переглядываясь, покидаем двор.
— Нам далеко? — уточняю, когда машина, покинув КАД, сворачивает в сторону Мурманского шоссе.
— До Сям-озера.
Замираю, оборачиваюсь.
— Но это же…
Только сейчас понимаю, что главный вопрос вчера не подумала задать, зато теперь в шоке.
— Верно, Карелия, — кивает Арский. — Шесть часов по идеально ровному асфальту мимо изумительно шикарных мест. Не заметишь, как доберемся.
— Ты уверен, что оно того стоит? — приподнимаю бровь, поудобнее устраиваясь в кресле.
Честно?
Ничего не имею против дальних поездок. Тем более в надежном авто и в хорошей компании…
Конечно, на счет последнего, это только мои догадки, все-таки мы с Виктором Алексеевичем — еще совсем-совсем малознакомые «друзья»… но уже сейчас этот мужчина не оставляет сомнений, что если за что-то берётся, то делает хорошо.
— Уверен, — бросает он на меня быстрый, но внимательный взгляд, — потом сама еще просить вернуться будешь.
Что могу сказать?
Слову Арского верить можно. Я влюбляюсь в Карелию.
Нет, не так.
Я влюбляюсь в природу Карелии. Постепенно, но все более глубоко и безудержно.
Километры и километры смешанных лесов, огромные площади чистейших сосновников, когда лишь усилием воли я не прошу Виктора Алексеевича остановиться и выпустить меня побегать по усыпанной хвоей песчаной почве, крутые спуски и подъемы, резкие зигзаги и повороты дорожного полотна, когда не то что обгон запрещен, а не успеваешь моргнуть глазом, как двухэтажный автобус, едущий впереди, вдруг «хоп!», и исчезает, будто проваливаясь под землю, а затем появляется вновь.
А озера!
Мамочка родная, какие ж там озера! Писк, визг и эмоции.
Десятки, сотни, тысячи водных объектов, спрятанных то тут, то там.
— Смотри-смотри, еще одно будет, — тыкаю пальцем в прикрепленный на панели телефон Арского, где гугл-карта выдает синюю разметку с правой стороны. — А вон оно живое! — это уже любуюсь мелькающей среди деревьев темной гладью, растянутой замысловатой кляксой, через опущенное тонированное стекло.
И так на протяжении практически всей дороги.