– Вы должны понимать, что при сложившихся обстоятельствах я не могу здесь работать.
Резким жестом он отмел ее доводы.
– Достаточно вашего слова, что вы не имеете отношения к этой утечке, и забудем обо всем.
Элери уставилась на него вне себя от ярости.
– Забудем обо всем? – вспылила она, перестав сдерживать себя. – Вы обвиняете меня, чуть ли не в шпионаже и после этого рассчитываете, что я буду себя вести, как будто ничего не случилось?! Конечно, – ядовито добавила она, – если мне удастся убедить вас, что я ни в чем не виновата.
Он нетерпеливо нахмурился.
– Не порите чушь, Элери. Как я полагаю, вы попытались связаться с вашим приятелем?
– Да.
– И?
– Он больше не работает в «Реншо».
– Это было неизбежно. – Его серые глаза, не дрогнув, встретили ее взгляд. – Раз вы утверждаете, что не говорили с Мейнардом на эту тему, значит, он раздобыл информацию где-нибудь еще.
– Он больше никого не знает в «Нортволде», – с несчастным видом сообщила Элери.
– Тогда вы должны понимать, что у меня не оставалось выбора. Я был вынужден, задать, вам этот вопрос.
– Разумеется. Поэтому, в сложившейся ситуации, мистер Кинкейд, у меня тоже нет выбора. Я должна уйти немедленно. Кто-нибудь из девушек сможет выполнять мои обязанности, пока вы не подыщете замену. – Элери холодно улыбнулась. – В конце концов, едва ли меня можно оставить в должности, требующей какого-либо доверия. Мне и в голову не приходило поделиться с кем-нибудь информацией ради выгоды, пока вы не подали мне такую блестящую идею. Как я могу поручиться за себя на будущее?
– Чепуха, – отрывисто бросил он. – Послушайте, Элери. Ваше слово – не пустой звук для меня. Я верю, что вы не имеете к этой истории никакого отношения. И могу понять вашу реакцию. Но не надо ничего делать сгоряча. Прошу вас, подумайте.
На секунду Элери заколебалась. Но гнев и горькая обида укрепили ее в своем намерении. Она отрицательно покачала головой.
– Боюсь, что это не подлежит обсуждению.
Джеймс Кинкейд стремительно обошел вокруг стола и схватил ее за руку. Вздрогнув, она отшатнулась, и он, словно обжегшись, выпустил ее ладонь.
– Надеюсь, вы не сочли меня сексуально озабоченным, – холодно заметил он.
Элери вспыхнула.
– Конечно, нет. Просто я… на пределе.
– Я всего лишь хотел заверить вас, что вы получите любые рекомендации, какие пожелаете, если уж так решительно настроились на увольнение.
Но все же настоятельно советую вам изменить свое решение. Ну а теперь отправляйтесь домой, и обдумайте все еще раз за эти выходные.
– Разумеется, я намерена выяснить, что произошло на самом деле, но не рассчитывайте, что передумаю. И мне не нужны рекомендации, – заявила она.
Его глаза сузились.
– Вот как?
– Мне предложили работу, и дело только за моим согласием. Работу с людьми, которые никогда не усомнятся в моей порядочности, – добавила Элери, не удержавшись от мстительной улыбочки.
– Элери, я никогда не подвергал сомнению вашу порядочность, – с расстановкой проговорил он. – И не меньше вас сожалею о случившемся.
– Не уверена, – с горечью сказала она и вышла, прикрыв за собой дверь.
Брюс Гордон поманил ее в свой кабинет.
– Джеймс рассказал мне, что произошло. Строго между нами, разумеется, – сообщил он. – Отправляйся-ка к своему приятелю, выбей из него всю правду, затем возвращайся сюда и продолжай спокойно работать, дорогая.
– Первое я, несомненно, сделаю, но не вернусь, мистер Гордон. – Элери пожала плечами, сохраняя упрямое выражение лица. – Если даже мне удастся полностью доказать, что я никому не рассказывала о захвате, я не смогу здесь работать. Но все равно благодарю вас за доверие, – тепло добавила она при виде входящего Джеймса, Кинкейда.
– Элери, зайдите, пожалуйста, в мой кабинет перед уходом.
– Разумеется.
Элери собрала свои личные вещи, привела в порядок стол, передав утреннюю почту одной из секретарш, и вошла к Джеймсу Кинкейду, который стоял у окна, задумчиво глядя на разбушевавшуюся метель.
– Вы проработали здесь четыре года, Элери, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Должно быть, чертовски неприятно вот так уходить.
– Не стану отрицать, – согласилась она.
– Когда мой предшественник передал мне эстафету, он сказал, что может посоветовать мне только одно: «Полагайся во всем на Элери. Она – на вес золота». – Джеймс криво улыбнулся. – Черт возьми, как хорошо, что его здесь нет.
– Мы ладили с мистером Ридером.
– Это означает, что вам было тяжело работать со мной?
– Нет. – Она отвела взгляд. – Думаю, у нас тоже были неплохие отношения, мистер Кинкейд. До сегодняшнего дня.
– Были и есть. Я категорически отказываюсь считать, что они закончились. Узнайте, в чем там дело, – приказал он, – и возвращайтесь на работу в понедельник.
Элери чуть было не сдалась, сразу и бесповоротно. Ей нравилась работа. Кроме того, она испытывала теплые чувства к Джеймсу Кинкейду. Но его подозрения ранили ее как удар ножом. И все же у Элери были причины благодарить судьбу. Она решилась уволиться, и это было единственным способом излечиться от растущей привязанности к человеку, который видел в ней всего лишь эффективный элемент конторского оборудования.
– Я не собираюсь это делать, мистер Кинкейд, – вымолвила, наконец, Элери. – Именно необходимость официального объяснения не позволяет мне остаться.
Он раздраженно затряс головой.
– Но объяснение требуется только для меня. Я никому, кроме Брюса Гордона, ничего не говорил, а ему признался лишь потому, что он чуть не кинулся на меня с кулаками из-за того, что я, видите ли, позволил себе вас расстроить. – Он бросил на нее унылый взгляд. – Если бы вы не упомянули о друге, работающем в «Реншо», у меня вообще не возникло бы подозрений.
Элери с недоумением смотрела на него.
– Но я говорила о подруге, Виктории Ментл. Мы выросли вместе.
Он нахмурился.
– Тогда, черт побери, при чем здесь Мейнард?
– Вики познакомила меня с ним несколько месяцев назад на вечеринке. – Элери в упор взглянула на Джеймса. – Тоби всего лишь мой приятель, и я не подозревала, что вы его знаете.
– Не я. Муж моей сестры, Сэм Картрайт, рассказал мне, что Мейнард сознался, что получил информацию от кого-то на пивоваренном заводе, но отказался назвать имя. Я просто перемножил дважды два и… получил пять, – добавил он, сжав челюсти.
– Что ж, я могу понять, почему вы решили, что это я, – бесцветным голосом проговорила Элери.
– Я верю вам, Элери. Тем не менее, был вынужден обратиться к вам за разъяснениями.
– Мне тоже нужно кое-что выяснить, – сумрачно заметила она. – Поэтому я завтра же отправлюсь в Лондон.
– У меня нет слов, чтобы выразить, как я сожалею, Элери. – Он тяжело вздохнул. – Вас действительно ждут на другой работе?
– О да, – проговорила она, окончательно смирившись. – С распростертыми объятиями.
– И без всяких рекомендаций. – Он выгнул бровь. – Интересно. Конечно, вы говорите по-итальянски. Ваша новая работа требует знания двух языков?
– В какой-то степени. – Телефонный звонок прервал их разговор, и Элери автоматически сняла трубку. – Приемная мистера Кинкейда.
– Это Камилла Теннент, – произнес беззаботный женский голос, к которому Элери успела привыкнуть за последний год. – Джеймс у себя?
Элери протянула ему трубку.
– Мисс Теннент, – сообщила она и вышла из кабинета, чтобы продолжить сборы. Она чувствовала себя глубоко подавленной. Умный и честолюбивый Джеймс Кинкейд занимал весьма солидный для своего возраста пост и не скрывал намерения со временем возглавить правление «Нортволда». За год он сумел настолько повысить эффективность работы пивоварни, что обошел все другие Нортволдские предприятия. Элери была бы рада остаться и разделить его успех. Но Тоби Мейнарду хватило нескольких минут, чтобы развеять в прах все ее надежды.
Перед уходом она позвонила матери.
– Завтра утром я еду в Лондон.
– Может, не стоит в такую погоду? – с беспокойством проговорил родной жизнерадостный голос. – Когда ты собираешься вернуться?
– Пока не знаю. Но я позвоню и обязательно сообщу.
– Только не забудь. Ты же знаешь своего отца.
– Да уж, лучше, чем кто-нибудь другой, – сухо заметила Элери. – Ну, я побежала. Постараюсь не задерживаться. Пока.
Затем она позвонила Вики, приведя подругу в ужас своими новостями. Наконец, окинув последним взглядом свое рабочее место, Элери направилась к выходу, прощаясь по пути с коллегами, и двинулась к станции, сгорая от нетерпения поскорее встретиться лицом к лицу с Тоби Мейнардом. В поезде она не переставала размышлять о его предательстве, проклиная тот день, когда он попался ей на глаза. Постигшая ее беда с юных лет приучила Элери придерживаться строго платонических отношений с немногими знакомыми мужчинами. Тоби был молод, с ним было весело, и иногда, оставаясь на выходные в Лондоне у Вики, Элери принимала его приглашения, но всегда спала в комнате для гостей в квартире Вики. Ее отношения с Тоби были приятными, но, ни к чему не обязывающими. Однако, как это ни невероятно, они стоили ей работы в «Нортволде».
Выйдя из поезда в Лондоне, Элери взяла такси. Она надеялась, что Тоби сможет предложить ей горячий кофе. В его модной квартире в Челси проще было найти вино, чем стакан молока. Тоби предпочитал, есть вне дома. Даже свой утренний капуччино с тостом он покупал en route[1] в «Реншо» и завтракал за рабочим столом.
Дома Тоби не оказалось. Стиснув от досады зубы, Элери поплелась к метро, собираясь поехать к Вики, когда на полпути увидела шагавшего вприпрыжку Тоби, нагруженного пакетами с продуктами. Он загорел и отлично смотрелся в лыжной куртке с капюшоном, в спортивных брюках, заправленных в дорогие кожаные ботинки. Как и у большинства молодых людей его профессии, обычно у него был довольно утомленный вид, но отпуск явно пошел ему на пользу. Увидев Элери, Тоби радостно заулыбался и попытался поцеловать ее в щеку.