ока я изучаю получившуюся смесь, в голову приходит еще одна мысль.
«Снова галлюцинации», – сказал он. Харроу по-прежнему висит мешком. Если он в ближайшее время не примет снадобье, то растечется лужей по полу. И, возможно, мертвой лужей.
Я не знаю, что принял принц, но бегу обратно и осторожно отрываю лист сердцекорня. Уиллоу говорил, что он усиливает свойства противоядия. Если в организме есть что-то подозрительное, надеюсь, сердцекорень поможет.
Зажав в левом кулаке пучок базилика, я опускаю другую руку на котелок. Глубоко вздохнув, я собираюсь с силами.
«Я отдаю жизнь, чтобы смесь получилась более действенной», – произношу я про себя.
Базилик увядает по мере того, как я тяну из него жизнь. Внутри меня струится сила. Она смешивается с присущей мне магией, и вскоре та наполняет меня. Через ладонь я направляю ее в котелок, прямо в созданное мною снадобье.
«Укрепи травы», – приказываю я, и под воздействием магии цвет смеси меняется с темного на ярко-зеленый. Я осторожно принюхиваюсь. Пахнет правильно. И вообще все, кажется, в порядке.
Но могу ли я доверять своему чутью, когда дело касается магии?
Я оглядываюсь на Харроу. Он быстро угасает. Сейчас уже кажется, что он вряд ли доживет до возвращения Уиллоу.
Я должна попытаться.
Я медленно выливаю в кружку приличную порцию снадобья. И добавляю немного воды, ровно столько, чтобы его можно было пить. Когда я показываю кружку Харроу, он смотрит на меня с недоверием.
– Ты хочешь убить меня сейчас? – шепчет он. – Ударить, пока я слаб, чтобы расквитаться за тот мой поступок?
– Прошу тебя. У меня есть дела поважнее, чем твое убийство. – Я подношу кружку к его губам. – Пей. И не смей жаловаться на вкус. Тебе повезло, что я добавила мед.
На самом деле мед отлично борется с воспалением и предотвращает инфекцию. Но вряд ли Харроу об этом знает. Пусть лучше думает, что я оказала ему услугу.
Харроу медленно пьет. Я вижу, как дергается горло. На щеки постепенно возвращается румянец. Лихорадка почти осязаемо спадает. Он садится ровнее и вытирает лоб.
Я возвращаюсь к котелку, чтобы налить еще одну кружку. Я только что совершенно спокойно пользовалась магией. Прошлой ночью, сегодня утром… Мне не удалось вырастить ветвь возле Грани, но сейчас получается лучше. Возможно, я все еще могу надеяться. Когда я не слишком много думаю и мыслю трезво, руки, кажется, сами знают, что делать.
Я понимаю, что глупо надеяться так просто покорить трон из секвойи. Но все же приятно, когда хоть что-то идет как надо.
Вторую кружку Харроу воспринимает гораздо недоверчивей, чем первую. Похоже, он вновь становится таким же мерзким, как прежде. И пусть мне это вовсе не нравится, подобную смену поведения следует считать хорошим знаком.
– Что в ней? – нюхая кружку, спрашивает он.
– Ты видел все, что я туда положила. Сомневаюсь, что ты поймешь зачем. Да и не нужно. Просто выпей. Чем больше снадобья ты примешь, тем лучше.
– Какая гадость. – Скривившись, Харроу делает глоток.
– Но оно явно помогает. – Я складываю руки на груди.
Он больше не спорит, лишь молча потягивает напиток. Я поворачиваюсь спиной к принцу и возвращаюсь к дневникам. Делаю вид, что просматриваю их. Но присутствие Харроу заставляет меня нервничать, и сосредоточиться не получается. Время от времени я поглядываю на него, дабы убедиться, что моя магия внезапно его не убьет.
– Почему ты меня исцелила? – вторгается в мысли вопрос принца, и я поднимаю взгляд на эльфа. Без злобной ухмылки, которой Харроу одаривал меня с момента первой встречи, он выглядит намного моложе.
– Потому что так правильно, – наконец, произношу я. – И это моя работа.
– Полагаю, в отношении «работы» старший братец с тобой бы не согласился.
– Старший? – Я вскидываю брови, охотно цепляясь за это слово, вовсе не желая обсуждать Эльдаса и его участие в ситуации с моей силой. Я не позволю Харроу, и особенно ему, поколебать тот фундамент, на котором строятся сейчас наши отношения с королем. – А есть еще?
– Хотя бы попытайся скрыть, как ты этим разочарована. – Он закатывает глаза. – Эльдас самый старший, потом Дрэстин, а после я.
– У вас одни родители?
– Что за вопрос? Да, у всех нас общие мать и отец.
– Я знаю, что вашей матерью была не предыдущая Людская королева. – Я мягко кладу руку на дневник Элис. Похоже, их с бывшим королем эльфов связывали… странные отношения.
– О, ты изучаешь нашу родословную? Хочешь знать, не придется ли тебе рожать Эльдасу мелкое кричащее отродье? Не волнуйся, для наследников король эльфов заводит любовниц.
На подобное высказывание я не обращаю внимания. Я не собираюсь оставаться здесь настолько долго, чтобы возник вопрос по поводу наследников. К счастью, ни в разговорах, ни в прочтенных мною дневниках не поднималась тема консуммации брака. Приятно знать, что в историях, которые я читала в детстве, участие людей в ночных развлечениях правителей было изрядно преувеличено.
– А где Дрэстин?
– Он в Западном Страже. – Харроу делает еще глоток снадобья. – О, верно, ты ведь ничего о нас не знаешь. Давай-ка объясню.
– Я могу узнать сама, – резко бросаю я.
– Западным Стражем называют крепость возле большой стены, граничащую с лесами фейри, – все равно продолжает он. – Ее построили несколько столетий назад, чтобы помешать им затевать распри на наших землях. Весьма почетное место для благородного Дрэстина. – Харроу злится на что-то, но я не понимаю причин. Он не сводит взгляда с угла комнаты.
Тихо рассмеявшись, я качаю головой.
– Что тут смешного?
– Ты напоминаешь мне подругу, только и всего. У нее есть две сестры, и драки, в которые они ввязывались, стали просто легендой. – Интересно, как там Эмма. Надеюсь, ее сердце достаточно сильно и Рут не станет все время сходить с ума от беспокойства. У нее должно быть достаточно зелья в запасе, чтобы немного продержаться. Но когда оно закончится, ей придется ехать на пароме в Лэнтон, чтобы раздобыть еще. При этой мысли сердце начинает ныть.
– Не сравнивай меня с людьми, человечка. Ох уж эти жалкие плебейские проблемы.
Я громко смеюсь.
– Простите, о могущественный эльфийский принц. Ты ведь кажешься настолько выше нас, простых людей, хотя на деле просто-напросто завидуешь своим братьям.
– Ты ничего обо мне не знаешь. – Харроу швыряет кружку через комнату. То немногое, что в ней еще оставалось, расплескивается по полу. Сама же кружка, упав, разлетается вдребезги.
Я вздрагиваю, но тут же пытаюсь взять себя в руки.
– Убери здесь, человечка, – тычет эльф пальцем в устроенный беспорядок и бросается к двери.
Рычание Крюка внезапно сменяется злым лаем. Харроу застывает, потом поворачивается. Он ловит взгляд волка, и Крюк тут же бросается вперед.
– Крюк, нет! – кричу я.
Во мне гудит магия. Я вижу, как приготовленное для Харроу снадобье испаряется с пола и исчезает. Силе, чтоб исполнить инстинктивное требование, нужно взамен нечто равновесное. Зелье в обмен на преграду.
Невероятным образом из деревянных половиц появляется свежая поросль. Крюк резко останавливается, облаивая стену молодых побегов, которую я воздвигла между ним и Харроу. Волк оборачивается, окидывая меня взглядом золотистых глаз. Харроу смотрит то на меня, то на зверя.
– Крюк, нет, – повторяю я. Несмотря на только что сотворенную магию, мне удается заставить голос не дрожать.
«Как я все это сделала?»
К счастью, Крюк отступает.
– Ты… – Сейчас глаза Харроу стали, пожалуй, размером с эльфийские уши.
– Сегодня я уже второй раз спасла тебе жизнь. «Спасибо» пришлось бы весьма кстати, – прищурившись, сообщаю я.
Но Харроу лишь окидывает меня свирепым взглядом и поспешно уходит. Я же остаюсь, потрясенная, ощущая трепет перед магией, от которой до сих пор покалывает кончики пальцев.
Восемнадцать
Я не тороплюсь рассказывать Уиллоу о случае с Харроу. И даже не знаю почему. Несомненно, целитель занял бы мою сторону. И возможно, даже гордился бы мною, ведь я так умело использовала магию.
Но в этой перепалке ощущается нечто личное. Я каким-то образом понимаю, что Харроу вовсе не стремится показать свою уязвимость окружающим. И как бы ни хотелось, отмахнуться от этого ощущения не удается. И в Природных Землях, и в Срединном Мире тайны пациентов остаются для меня священны.
Так что, когда я ухожу от Уиллоу, он ни о чем не догадывается. Испорченные половицы эльф починил при помощи дикой магии, а чтобы объяснить, откуда взялись повреждения, мне пришлось отговориться неудачной попыткой приготовить зелье.
В эту ночь я жгу свечи до полуночи и встаю с рассветом. Я листаю взятые из лаборатории дневники, ища в них хоть какие-то зацепки. Мне хочется понять, как создается равновесие между королевой, троном из секвойи и временами года.
Я начинаю с дневника Элис. Но чем дальше читаю, тем хуже выглядят записи. Похоже, постепенно сказывается возраст. Почерк становится неровным, слова будто выведены дрожащей рукой. Некогда искусные рисунки сменяются грубыми, кривыми, а порой и трудноразличимыми набросками. Потом и они исчезают.
В груди возникает глубокая боль, подобной которой я прежде не чувствовала. Я почти вижу, как Элис сидит в лаборатории, заставляя пальцы двигаться, пока в них остаются еще хоть крохи силы. У нее непроизвольно дрожат руки, и в конце концов она уже не может держать перо. Одинокая, она тоскует по брату и семейному уюту, мечтая еще хоть раз вдохнуть соленый воздух Кэптона.
Я представляю, как через девяносто лет увядаю в этом стылом замке и дни мои наполнены лишь муками трона из секвойи. Холодная и мрачная мысль. Попытавшись ее прогнать, я закрываю дневник.
Я начинаю читать записи других королев, правивших до Элис. С ними у меня нет никакой личной связи, и написанные перед самой кончиной страницы листать намного легче. После третьего дневника, того самого, содержащего любовные заметки о розах, мне вполне удается справиться с эмоциями.