— Ух ты, — плотоядная улыбка расцветает на порочных губах. — А наша скромница Арина умеет удивлять. Любишь арт-искусство в стиле ню, шалунья?
Осознание, куда я только что зазывала и кого, обрушивается лавиной.
Черт-черт-черт! Ну, кто меня за язык тянул?! Стыд-то какой!
— Я-а-а... не то хотела сказать.
Попытка исправить ситуацию меркнет в зародыше. Кому нужны мои оправдания, когда настроение Руслана Германовича от уровня «мне всё до звезды» подскакивает до отметки «мне всё до звезды, но есть над кем поржать»? К тому же не проходит и минуты, как рядом возникает любезный официант с подносом.
— На самом деле мы же и не собирались к ним подходить? Верно? — проясняю у Сатаны догадку, косясь на Измайловых.
Они стоят в компании молодой пары, о чем-то переговариваются, но то и дело посматривают в нашу сторону. Кира удивленно и задумчиво. Владислав откровенно недовольно.
— Верно, — легко соглашается Арбатов, направляя меня к переходу в новый зал. —Это ж их заботят наши персоны, а не наоборот.
В течение часа мы неспешно гуляем то тут, то там. В отсек с обнаженкой тоже забредаем. Пропустить такое дело для Руслана Германовича — да упаси боже! Он еще и в обсуждение меня втянуть умудряется. При этом явно наслаждается не профессионализмом фотографа и не плавностью линий запечатленных в моменте моделей, а моими пунцовыми щеками и косноязычием.
От злой кары его спасают другие посетители «Манежа». Периодически-постоянно к нам кто-то из них подходит пообщаться. В один из таких моментов четко улавливаю необходимость отойти и не мешать. То ли тон разговора у собеседников меняется с легкого на напряженный, то ли так действует пара взглядов, брошенных вскользь в мою сторону незнакомцами.
— Я прогуляюсь немного, — почти невесомым касанием пробегаюсь по мужской кисти от пальцев до запястья и, не дожидаясь ответа Арбатова, ухожу в сторону огромного полотна почти в треть стены.
Это первая фотовыставка, которую мне доводится посетить, и я вполне четко для себя осознаю, что мне здесь нравится. Очарования добавляет музыкальное оформление. Пусть я не люблю оперу, но приглашенная дива в общую концепцию подачи вписывается идеально. Ее сильный голос не перетягивает внимание, но словно заряжает адреналином и подталкивает не просто любоваться снимками, а проникаться философией Гаревича, делавшего кадр за кадром.
Не спешно прогуливаясь и рассматривая работы, замечаю, как при этом рассматривают меня. Особо дурные даже пытаются сфотографировать. При этом так неуклюже стараются скрыть свои порывы, что помимо воли веселят.
Желая добиться максимального эффекта разорвавшейся бомбы, достаю телефон и, будто с моста в реку прыгаю, выкладываю на своей страничке в соцсети фотографию, где мы сидим в обнимку с Русланом Германовичем.
Заботит ли меня в этот момент моя репутация?
Нет.
Тот, чьим мнением я всегда дорожила, дедушка умер. Единственный после дяди близкий человек — муж — предал. А остальные... не нашла я среди знакомых супруга тех, к кому бы прониклась симпатией или дружескими чувствами, чье мнение бы меня волновало. А коллеги — вот уж кому все равно на мою личную жизнь. Главное, чтобы я вовремя выполняла свою работу и не сгружала ничего на них. Так, о чем печалиться?
Волнует ли меня репутация Романа?
Дважды нет.
Он сам себя измарал, выбрав вместо семьи любовницу.
Переживаю ли я за Руслана Германовича?
Тут правильней будет переживать за смертников, которые осмелятся сказать ему в лицо хоть слово против. Уверена, таких не найдется.
— Нравится?
Раздавшийся справа голос заставляет сосредоточится на фотографии, у которой я замираю, задумавшись.
— Да. Потрясающе, — отвечаю чистую правду, поворачиваясь к незнакомцу.
Да так и застываю, забывая закрыть рот Молодой мужчина, начавший со мной разговор, один в один похож на изображенного на фото. Хотя что там видно, на снимке?
Всего лишь глаза. Но такие выразительные. Восторг Ярко-синие, опушенные черными-черными густыми ресницами. Остальное закрыто арафаткой.
— Это же вы?
Тыкаю пальцем в полотно.
— Я. Хотя кроме вас никто не догадался, — признается модель, по-доброму усмехаясь. — Глеб вынудил, давай да давай сниматься, пришлось соглашаться.
— Глеб... это Гаревич?
— Да, мой двоюродный брат фотограф и организатор этого всего. А я — Раф. Рафат.
Сама не замечаю, как пожимаю протянутую руку и без труда поддерживаю беседу с еще пять минут назад незнакомым человеком. Шучу про звездность, выпытываю про желание повторить опыт съемки. После отходим к другой фотографии, где изображена мужская спина и большая татуировка скорпиона на плече.
— Тоже вы?
— Да. Могу подтвердить, — темная бровь вопросительно-игриво взлетает вверх, а под белоснежной рубашкой перекатываются литые мускулы.
— Спасибо, не надо, поверю на слово, — смеюсь, качая головой.
— Арина, тебе пора прощаться. Мы уходим, — голос, от которого по спине пробегает ледяная поземка, заставляет застыть, а потом медленно развернуться.
— Добрый вечер, Владислав, — смело встречаю злой темный взгляд. — Мне кажется вы что-то путаете. Я никуда не спешу. Тем более, с вами.
Отступаю на шаг, когда Измайлов сокращает расстояние и предпринимает попытку взять меня за плечо.
— Ц-ц-ц, — щелкаю языком и предупреждаю сощурившись, — не нужно меня хватать.
Я разрешение не давала.
— Нам нужно поговорить, — звучит в приказном тоне.
Самомнение Владислава зашкаливает. Хотя и мое не отстает.
— Я так не думаю.
— Арина, неужели это тот, из-за кого я только что получил отказ обнажиться? — Раф Гаревич, уловив общее напряжение, безобидной шуткой пытается его сбить, но тем самым лишь элит Измайлова.
— Ты. Еще Кто. Такой? - переключается компаньон моего мужа на загораживающего меня плечом парня. — Исчезни отсюда.
От Измайлова полыхает такой лютой злобой, что хочется отшатнуться. Но новый знакомый оказывается стойким и смелым.
— Нет.
Произносит он одновременно с моим.
— Рафат никуда не пойдет, пока.
— Пока я с ним не познакомлюсь, — заканчивает фразу четвертый голос. Тот самый который по большей части язвительно-ленивый и насмешливый.
Но в этот момент иной... не скрывающий угрожающих вкрадчивых ноток.
— Руслан, — имя без отчества получается выдохнуть очень легко, как и не издать ни одного протестующего звука, когда наглая пятерня в четвертый по счету раз за вечер по-хозяйски ложится на мою талию, а потом сползает ниже.
— Ариш, тебя ни на минуту нельзя одну оставить, — сетует как ни в чем не бывало Арбатов, но при этом смотрит жутко.
На Измайлова так, будто примеряется, с чего начнет его расчленять.
Гаревичу, как ни странно, тоже перепадает внимательный прищур. Хотя, нет, еще короткое, но крепкое рукопожатие.
А вот дальше внимание достается мне. Тяжелое. Как и рука, которая перехватывает мою ладонь и утягивает за собой.
— Арина, мы с тобой о чем договаривались? Помнишь ещё или уже забыла? —порыкивает Руслан Германович.
При этом мы идем прогулочным шагом, создавая видимость милой беседы.
Тело прошивает нервной дрожью. Рано я радовалась, что пережила самое дурное, когда отделалась от Измайлова. Кипящий злобой Арбатов — вот что на самом деле жутко.
— Помню. Во всем слушаться, — выдаю без запинки, желая не рисковать быть прошитой насквозь молнией графитовых глаз. — И я слушаюсь.
— Уверена? — перебивает Сатана, не позволяя договорить. И столько всего кипит в его голосе. раздражение, злорадство, пренебрежение, сарказм, что дурно становится. — Запомни, Арина, если хоть намек где-то проскочит, будто мне изменяет моя же любовница, я разозлюсь... сильно... так сильно, что тебе не понравится, — Арбатов поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей скуле. — Запомнила?
На губах улыбка, а в глазах стылый лед. От жуткого напряжения появляется стук в висках, давление скачет, головная боль нарастает.
— Да, запомнила, — отвечаю, стараясь не показывать, что творится в душе.
— Надеюсь, твоя память длиннее, чем у рыбки, - язвит, прижимая к своему литому телу. - Больше ни на шаг от меня не отходишь.
Сжимаю зубы до скрипа и киваю, старательно выдавливая из себя приветливость и счастье.
Честное слово, стараюсь. Но Арбатову, кажется, снова что-то не нравится, потому что напряжение его так и не отпускает.
26.
— Что случилось?
Не знаю, каким радаром Руслан Германович улавливает, что мне нехорошо, но действительно этот момент просекает.
— Голова болит, — юлить в таком вопросе не вижу смысла. Тем более по опыту знаю, что пережидать — не вариант, нужны таблетки.
— У тебя есть обезболивающее?
— Да, в сумочке, — взмахиваю клатчем.
— Хорошее?
— Мне помогает.
— Так в чем дело? Прими. Воды сейчас принесут.
Не успеваю отказаться, как расторопный официант выслушивает пожелание моего спутника, кивает и растворяется в толпе.
— Помнится, вы велели не отлипать и улыбаться, всё это время я четко выполняла распоряжение.
Мигрень отключает страхи и включает язвительность. И даже сверкающие искры в темных провалах радужки ничего не меняют.
— Это не повод доходить до маразма, — парирует Сатана, вглядывается в мое лицо и сердито добавляет. — Ненормальная, у тебя сосуды в глазах полопались.
— Знаю. Капли тоже есть.
Еще раз взмахиваю спасительной сумочкой и с затаившейся в уголках губ улыбкой наблюдаю за злобно пыхтящим господином Арбатовым. Это он не в курсе, что мигрень — моя вечная спутница, вот и злобствует, тем самым маскируя тревогу.
Интересно, если б знал, что такая проблемная, еще бы в начале вечера придушил?
— Сейчас таблетку примешь и домой поедем, — рыкает мужчина, поглаживая по спине.
Странное сочетание язвительности и заботы подмывает держать злого монстра в тонусе.
— В санузел-то можно одной сходить? — подкалываю, наблюдая, как официант со стаканом воды на подносе сайгаком несется в нашу сторону.