И чего она так торопится? Могла бы задержаться дольше, пыль протереть, цветы полить. Я вот совсем не против.
— Угощайся, Арина.
Руслан сам придвигает мне чашку. Кладет кусочек рафинада, размешивает.
— С-спасибо.
Киваю. Делаю глоток. Арбатов присоединяется.
Снова бесконечная пауза и…
— Почему ты сбросила мой звонок? — вопрошает ленивым голосом, когда немного расслабляюсь.
Как оказывается — зря. Именно от этой его мнимой легкости становится жутковато.
Медленно возвращаю чашку на блюдце. Радуюсь, что не грохаю и не проливаю.
А ведь могу. Еще как.
— Потому что была занята на тот момент, — объясняю, шкурой ощущая волну недовольства, исходящую от него.
— Не делай так больше.
От удушающе тяжелого тона моментально становится не по себе.
В Груди разрастается ком горечи. Что тут скажешь — неприятно. Одна фраза — но какая выверенная подача. Отчитывает словно ребенка. Хотя, нет, как любовницу, которая должна беспрекословно слушаться и выполнять все, ВСЕ, его пожелания:
— Хорошо, — отвечаю, чувствуя, как начинает тянуть в шее и плечах.
Отчетливая мышечная боль сковывает и ведет. У меня всегда возникает такая странная реакция, когда боюсь или сильно нервничаю.
— Извини. Я.. — слова подобрать не выходит Деревенею. Мысли путаются, а потому повторяю. — Извини.
На самом деле смахнула входящий автоматически, хотелось немного побыть одной совсем одной, переварить эмоции после встречи с Романом, и я совершенно не задумалась о том, что с такими как Руслан этого делать нельзя. Он — не тот человек, от которого можно отмахнуться. И вряд ли вообще перезванивает кому-либо.
Да. Моя ошибка. Глупо было относиться к нему как к обычному. Расслабилась, дурочка.
— Арина, посмотри на меня, — когда и как он оказывается рядом, не замечаю.
Непроизвольное отторжение ситуации в целом отключает восприятие.
Психологический контрастный душ загоняет внутрь себя. Хочется исчезнуть.
Слишком много энергозатрат, чтобы просто находиться рядом.
Сижу не двигаюсь. Смотрю в чашку, на чашку, на блюдечко, на каемочку.
— Я переживал.
Что?
Медленно поворачиваюсь и взираю на Руслана круглыми от удивления глазами.
Галлюцинации?
Изощренные игры подсознания?
Арбатов больше ничего не произносит, но протягивает руку.
— Пойдем ужинать, — выдает блекло.
Не подчиняюсь, не реагирую, не касаюсь.
— Почему переживал? — хмурю брови, вновь присаживаясь на эмоциональные качели, когда тебя то резко подкидывает вверх, то камнем обрушивает вниз.
Где я сейчас? Да кто ж его разберет.
Задираю голову, пытливо ищу ответ в глазах.
— Там же, в больнице, безопасно. Охраны больше, чем у президента, — выпаливаю, нащупывая нить.
Ухмыляется и молчит.
— Сергей был рядом всегда, — продолжаю подбирать нужный паззл, чтобы дособирать картину.
Снова тишина, только ухмылка чуть ядовитее.
Чё-о-орт, доходит. В палате у Ромы Савин со мной не был. Оставался в коридоре.
Неужто доложил шефу?
Неверяще вскидываю брови. Это же Арбатов. Да ладно? Неужели Железного Феликса тоже можно пробить? Нереально.
Или…
— Руслан Германович, ты что, ревнуешь? — выдыхаю самую нелогичную логичность, не скрывая удивления.
Раздувает ноздри, прищуривается.
— Арина.
Пипец! Попала.
— Я сказала ему «нет», — выпаливаю, не желая играть на нервах и держать мужика дольше необходимого в подвешенном состоянии.
Не знаю, как повела бы себя в аналогичной ситуации, не будь за спиной пережитой измены. Может, решила бы подшутить, пофлиртовать. Но она, измена, есть и навсегда останется на задворках памяти, как напоминание, что самую сильную боль причиняют те, кто дорог.
Урок усвоен, и делать больно Арбатову ради того, чтобы потешить собственное самолюбие, считаю мерзким. Так же как несколько часов назад осознала неправильность — давать Роману надежду.
У меня для него её нет.
Когда в палате муж взял меня за руку, заглянул в глаза и попросил не спешить с разводом, а подарить ему один-единственный шанс, чтобы завоевать меня вновь.
Поняла: «Нет, не хочу. С ним больше не хочу».
И это говорила не гордость, не обида и не желание укусить в ответ.
Отказ произносила новая я. Та, которая отпустила прошлое и приняла действительность, что человека любила, но именно вот так... лю-би-ла в прошедшем времени... а теперь все... воспринимает исключительно как чужака, с которым общего будущего не видит, не мыслит, да и не хочет.
Позже, гуляя в парке, анализируя последний месяц и его события, я всё думала, как так быстро сумела перегореть и переключиться? И нащупала ниточку — всё дело в химии.
Между нами с Романом она полностью исчезла в ту ночь, когда он не сдержался.
Когда использовал силу, не чтобы меня защитить, а чтобы продавить под свои потребности. Когда сделал выбор в пользу себя любимого.
А Арбатов, как яркий контраст, не позволил сломаться. Зажег своим огнем, напитал своей энергетикой, внушил уверенность. Он не отказался, не отступил, а неустанно направлял и подсказывал, руководил и защищал. Пусть порой жестко и непонятно, без объяснений, без жалости и сюсюканий, но всё это время он был рядом и старался для меня.
— Твоё «нет» для Зотова — окончательное? — хрипло интересуется Руслан.
Не знала бы его бесподобное умение манипулировать другими, подумала, что волнуется.
— Окончательное, — киваю, поддаваясь гипнозу графитовых глаз.
И делаю то, что совершенно не планировала изначально. Наплевав на риск, сокращаю дистанцию. Подаюсь вперед, привстаю на носочки, опираюсь ладонью на крепкое плечо, тянусь.
— Я развожусь, — шепчу ему в губы и нагло задеваю нижнюю языком.
Прыть Руслана обескураживает. Как-никак почти месяц держался... а тут буквально сотая доля секунды, искра от соприкосновения моих губ и его рта — и он включается, захватывает в ловушку сильных рук, окутывает собой, забирает власть.
Прыть Руслана обескураживает. Как-никак почти месяц держался... а тут буквально сотая доля секунды, искра от соприкосновения моих губ и его рта — и он включается, захватывает в ловушку сильных рук, окутывает собой, забирает власть.
А я пропадаю. Да-да, я, неприступная крепость, добровольно сдаюсь.
Происходящее дальше смешивается в безумную палитру эмоций на грани.
Как же он целуется! Порочный танец и блуд в чистом виде. Это ни разу не прелюдия, это отдельный секс... губами и языком.
Чувства захлестывают. Сердце колотится как бешенное. Перед глазами звездочки мелькают Легкие просят пощады. А в голове взрывается сверхновая. В меня вливается рычание: откровенное, мужское, голодное, стонущее тем призывом, который сметает все барьеры и укрепления. Слыша его, подчиняюсь безоговорочно.
В ощущения окунаюсь с головой. Несколько минут полной отключки и безумства.
Руслан отрывается первым, но не отпускает. Смотрит своими невыносимыми глазами непрерывно и тяжело дышит.
Чувствую, как его пальцы поглаживают затылок, вижу, как мерно поднимается и опускается грудь, и пребываю в непонятной прострации. Кажется, будто мое сердце огромное-огромное и пульсирует в каждой клеточке тела — в груди, в крови, набатом в ушах.
— Я дождусь этого чертова развода, Ариша, — тянет хрипло.
Прихватывает зубами мою нижнюю губу и слегка оттягивает к ювелирно тонкой кромке боли.
— А потом я тебя раскатаю, — обещает, усмехаясь, мазнув языком по укусу.
56.
Ужин
Ох, уж этот ужин.
Хочется сказать, что протекает он в теплой дружеской обстановке, хотя... так он по сути и протекает. Просто первое время я чувствую себя немного не в своей тарелке.
Стесняюсь ребенка. М-да.
За столом мы присутствуем втроем. Я, Руслан и Зося. Макс отзванивается, что продолжит тусовку в гостях у друга и будет позже. Папа дает добро.
И вот Дюймовочка смотрит прямо на меня, а я, как школьница робею. При этом четко осознаю: даже под пыткой не стану стараться быть лучше, чем есть на самом деле, и набиваться в подружки этой милой барышне тоже не стану.
Не смогу.
А почему?
Ведь я действительно люблю детей, мне нравится с ними заниматься, играть, общаться. Я в педагогический институт пошла целенаправленно, по призванию, кипя горячим желанием — посвятить себя работе с ребятней. А не потому, что баллов на «нормальное» не хватило. Хватало... с лихвой.
Так почему же?
А потому, что боюсь. Многого. Боюсь быть навязчивой, боюсь не оправдать собственных надежд, боюсь не понравиться девочке, боюсь что-то сделать не так боюсь быть отвергнутой или услышать, что через дружбу с ребенком пытаюсь манипулировать ее отцом.
Один сплошной комплекс неполноценности?!
И пусть.
Строить воздушные замки не хочу и не буду. Слишком больно ранят осколки, когда те разбиваются.
Вот только Арбатова-младшая, куколка и конфетка, не подозревая о мысленных стенаниях, заскоках и прочей тараканьей ерунде взрослой тёти, легко пробивает броню своей любознательностью и прямолинейностью.
— Арина, а ты, правда, помогаешь больным деткам? — интересуется, закидывая мягкого игрушечного зайца на стул и удобно располагаясь поверх него.
— Да, стараюсь.
Бросаю мимолетный взгляд в сторону Руслана, понимая, откуда растут ноги. Но тот делает вид, что очень увлечен стейком.
— И мальчикам, и девочкам?
— Именно так.
— А ты с ними дружишь?
— Почти со всеми, — признаюсь с улыбкой
— А с папой почему не хочешь?
Фух.
Смотрю на искривленные в улыбке губы Арбатова, ловлю хитринку во взгляде и, прищурившись, обещаю глазами обязательную ответку. Потом возвращаю внимание любознательной Дюймовочке.
— Я не то, чтобы не хочу... э-м-м... Зось... как бы тебе объяснить... — чувствуя, что начинаю краснеть от смущения, тру пальцами губы. — Понимаешь... когда мальчик или девочка маленькие — с ними легко общаться, а когда вырастают и становятся взрослыми... в общем, чем старше люди становятся, тем сложнее... подружиться.