– Нет, но все-таки…
– К черту, – сказал Белов. – Мы точно знаем, что они не спасают. Лично я не собираюсь подчиняться идиотским инструкциям, откуда бы они ни исходили. Разумеется, запретить другим нацепить на себя эту резину не могу. К тому же как видите, наши друзья без костюмов. И живы.
Через полминуты все, кроме Марочкина, стояли возле «Проходимца» на твердом бетоне. Костюмы биозащиты остались в вездеходе.
Первым к Френкелю и Татьяне шагнули Шадрин и Максимчук. Остановились у крыльца, глядя снизу вверх.
– Здравствуй, Исаак Давидович, дорогой, – произнес негромко Шадрин.
– Привет, Изя! – весело помахал рукой Максимчук. – Танюшка, салют! Отлично выглядите оба! У вас тут что, секретный молодильный центр? Можете нас с Гордеем записать по старой дружбе?
Френкель снял очки, протер, снова надел.
– Ваня… – выдохнул он растерянно. – Леня… Не может быть…
На объятья, слезы (Таня и немножко Изя) и взаимные представления ушло несколько минут.
– Вы готовы ехать с нами? – спросил Белов. Он до сих пор не верил, что все так удачно вышло.
– Куда? – спросил Френкель.
– На нашу сторону, в Москву. Вы нам нужны, Исаак Давидович. И вы, Татьяна Сергеевна, тоже.
– Вам – это кому? – немедленно поинтересовалась Татьяна и взяла Изю под руку. – Комитету государственной безопасности?
– Нет, – сказал Шадрин. – Родине, Изя. И всему миру. Мы снова гибнем, и нужна ваша помощь, ребята.
– А КГБ давно не существует, – добавил Белов. – Теперь у нас ФСБ.
– Федеральная служба безопасности, – пояснил Максимчук, поймав вопросительный взгляд Татьяны.
– Федеральная? – поднял кустистые, наполовину седые брови Изя. – Какой же федерации, позвольте спросить?
– Российской, знамо, – сказал Шадрин. – Или просто России, как тебе будет удобнее. Вы не поверите, но Советского Союза тоже уже нет.
«Если бы я хотел получить фото до крайности изумленных и ошеломленных людей, надо было его делать сейчас», – подумал Белов, глядя на Френкеля и его спутницу.
– Н-не может быть, – выдавил из себя старый ученый (хотя назвать его старым тот же Белов вряд ли бы решился. Это же относилось и к Шадрину, Максимчуку и тем более Татьяне Лютой. Чувствовалась в этих людях какая-то особая закалка, словно в их жилах текла кровь, несколько отличающаяся по составу от крови обычных людей). – Как… как это случилось? Может, скажете, что и коммунистической партии нет?
– Это уж слишком, – сказал Шадрин. – Партия есть. Только она уже ничего не решает. Бросили мы строить коммунизм, Изя. Надоело. Теперь строим капитализм.
– И тоже криво, – добавил Максимчук и захохотал. Чувствовал он себя превосходно и даже где-то бесшабашно. Такое с ним бывало, особенно перед серьезными и опасными заданиями. То ли генетический подарочек от предков – лихих запорожских казаков, то ли просто свойство натуры. Как бы то ни было, свойство это Перепелице не мешало. Наоборот. Еще ни разу не было случая, чтобы в таком состоянии у него что-то не получилось. То есть хорошая примета как минимум.
– Напомню, что чем больше мы тут стоим, тем больше вероятность, что домой не вернемся, – ровным голосом заметил Дубровин. – Или вернемся не все.
– Вы имеете в виду Вирус? – спросил Френкель.
– Его.
– Молодой человек прав, – сказала Татьяна. – Разговор нам предстоит долгий. Лучше вести его в другом месте.
– Пошли в вездеход, – предложил Белов.
– Нет, – покачал головой Френкель. – Если я правильно догадываюсь о цели вашего визита, а я наверняка догадываюсь правильно, нам еще необходимо кое-что показать и объяснить. И чем раньше, тем лучше.
– Что показать? – спросил Белов.
– Это находится внизу, на Балконе.
– Заинтриговали, – сказал Белов. – Что ж, пошли. Мы все равно собирались туда спуститься.
– Э, – напомнил Загоруйко. – А связь?
– Черт, – сказал Белов. – Проклятая кабинетная работа. Теряю форму. Поправляйте меня, если видите, что явно лажаю. На то мы и команда.
– Что – связь? – спросила Татьяна.
– Как вы связывались с поверхностью? – спросил Загоруйко.
– Мы же объясняли, – терпеливо сказал Шадрин. – По телефону.
– Думаю, кабель в рабочем состоянии, – подтвердила Татьяна. – Еще рация есть, тоже здесь, в башне. Довольно мощная. Но мы уже почти не слушаем эфир.
– Почему? – спросил Белов.
– Последняя радиостанция прекратила вещание одиннадцать лет назад, – пояснил Френкель. – Это были чилийцы.
– У них кончилась еда, отказали солнечные батареи, и они вышли на поверхность, – добавила Татьяна. – С тех пор мы их не слышали и не знаем, что с ними.
– Скорее всего, погибли, – сказал Френкель. – Возможно, еще кто-то где-то выжил, но нам об этом ничего не известно.
– Это если не считать лунной и марсианской колоний, – сказала Татьяна. – Вы же знаете о них?
Белов молча наклонил голову.
– Еще до недавнего времени мы ловили обрывки их передач через спутник. Но потом спутник умер. А наших мощностей не хватает, чтобы с ними связаться.
Свистнули Марочкина. Неунывающий Миша с удовольствием выскочил из кабины, радостно познакомился с Татьяной и Френкелем (первой даже поцеловал ручку, чем привел ее в изумление и смущение) и при помощи все той же Татьяны принялся налаживать связь. На все у них ушло меньше часа.
К ПЛКОНу спустились двумя группами.
Первая, в которую вошли Френкель, Шадрин, Максимчук и Белов, – на лифте. Вторая, в составе Татьяны Лютой, Дубровина и Загоруйко, отправилась пешком.
– Для страховки, – пояснила Татьяна. – Я уверена в лифте, но вдруг застрянет? Тогда я починю. А мальчики мне помогут. Правда, мальчики?
Здоровенные «мальчики» дружно и энергично кивнули.
– А может, все-таки… – начал было Изя и замолчал.
– Что? – спросила ласково Татьяна.
– Нет, ничего, все нормально. Ты права.
– То-то же, – сказала она и звонко чмокнула Изю в щеку. – Не ворчи и не беспокойся. Все будет хорошо.
Все и впрямь прошло хорошо, и через час с минутами группы воссоединились на глубине двух километров от уровня моря. Связались с поверхностью, сообщили Марочкину о прибытии, получили ответ, что все в порядке. Затем собрались в библиотеке. Самой настоящей – с бумажными книгами на полках из настоящего дерева от пола до потолка, широкими, изрядно потертыми, но все еще годными к пользованию кожаными диванами и креслами, низкими журнальными столиками и удобными читальными столами с настольными лампами, а также кафе-баром с холодильником, музейного вида кофеваркой и внушительной коллекцией пустых бутылок из-под спиртного. Расселись по креслам и диванам под светом люминесцентных ламп, часть которых уже не горела.
– Да, – сказал Френкель, проследив за взглядом Шадрина, скользнувшим по неисправным лампам и пустым бутылкам. – И лампочки совсем закончились, и выпито все. Так что, Ваня, вы очень вовремя появились.
– Так уж и все? – прищурил левый глаз Максимчук. – Никогда не поверю. Давай, Изя, не жлобься, тащи заначку. Бухать не будем, но не отметить такую встречу – грех. И вообще, ты хозяин, а мы твои гости.
– Хорошие гости с собой выпить приносят, – проворчал Френкель, поднимаясь. – А хозяин только закуску выставляет.
– Плохо ты обо мне думаешь, Изя, – вздохнул Леня, вытаскивая из кармана и кладя на стол плоскую металлическую фляжку. – Коньяк. Но здесь нам и по глотку не хватит.
– Так, – сказал Белов полковничьим голосом. – Не хочу показаться сатрапом и деспотом, но максимум по пятьдесят. Нам еще серьезно работать.
Изя исчез на две минуты, вернулся тоже с коньяком. Поставил бутылку на столик.
– Можно? – спросил Белов и, не дожидаясь ответа, взял бутылку в руки.
– «Наири», – прочитал вслух. – Ноль пять литра. Армянская ССР, Ереванский коньячный завод. Одна тысяча девятьсот восемьдесят третий год. С ума сойти, – аккуратно поставил бутылку обратно. – А почему нет звездочек? Какая у него выдержка?
Френкель, Шадрин и Максимчук переглянулись, рассмеялись.
– Слишком много бы рисовать пришлось, – усмехнулся Шадрин. – Там внизу, справа, должно быть написано.
Белов снова взял бутылку, глянул, присвистнул.
– Двадцать лет! Однако. Я такой даже на картинках не видел.
– Спасибо, Изя, – растроганно произнес Максимчук. – Уважил.
– Не за что, Леня. Я рад, что вы вернулись и все тогда у нас получилось.
– Как видишь, опять началось, – сказал Шадрин.
– Что ж, посмотрим, что можно с этим сделать.
Физик Загоруйко и биолог Дубровин, как самые молодые, под руководством Татьяны сделали всем растворимый кофе, который по просьбе Изи прихватили из вездехода, принесли из бара рюмки.
Френкель разлил.
– Говорят, коньяк нужно пить из бокалов, – сказала Татьяна. – Но они где-то на складе. Мы привыкли из рюмок. Ничего?
– Все отлично, Татьяна Сергеевна, – сказал Белов, взял рюмку и поднялся. – Позвольте мне…
– Что это? – Татьяна быстро огляделась. – Извините. Изя, ты слышал?
– Что, Лютик? – Френкель заботливо коснулся ее руки?
– Н-не знаю. Показалось, загудело что-то. Как будто далеко-далеко в колокол ударили. И даже вроде как голова закружилась.
– Я ничего не слышал, – сказал Френкель и вопросительно посмотрел на остальных.
Остальные подтвердили, что тоже ничего не слышали.
– Нервы, наверное, – сказала Татьяна. – Пора наверх. Слишком долго мы тут просидели. Извините, Егор… товарищ полковник, перебила я вас.
– Ничего. И да, можно просто Егор.
– Вы тост хотели сказать? Говорите. Без тоста пить, что без ласки любить.
– Ух ты! – воскликнул Шадрин. – Первый раз такую пословицу слышу.
– А я ее только что придумала, – сказала Татьяна.
– Вот! – поднял рюмку Белов. – Вот за это я и хотел выпить. За талант и здоровье наших дорогих хозяев – Татьяны Сергеевны и Исаака Давидовича. Они выжили в казалось бы невозможных условиях. Преодолели все. И теперь у всех нас появилась надежда на жизнь. Я ведь прав, Исаак Давидович, есть надежда?