Взгляд был именно таким, на какой он рассчитывал. Однако проблема заключалась вовсе не в одежде Мельхиора, его поведении, словах и вообще в нем как таковом. Мельхиор видел то же выражение на лицах бесчисленных противников маршей за гражданские права на фотографиях в газетах, которые он читал с тех пор, как вернулся. Это было лицо нарядной белой девочки, которая бросала помидором в чернокожего мальчишку, посмевшего прийти в ее школу в Джорджии. Это было лицо белого полицейского, который натравливал немецкую овчарку на чернокожего, пытавшегося войти в кафе с надписью «Только для белых». Это было лицо Джорджа Уоллеса, дававшего клятву в качестве вновь избранного губернатора Алабамы: «Сегрегация сейчас, сегрегация завтра, сегрегация навсегда!» Несмотря на прозвище Негритенок Умник, которым, как он знал, наградил его шеф, Мельхиор всегда честно исполнял долг перед Конторой и страной, но, даже чувствуя себя время от времени второсортным, никогда не ощущал себя черным. Но теперь он знал точно: что касается ЦРУ, для него он был черномазым, как и Эдгар Эверс[12].
Нога с полуснятой сандалией застыла в воздухе. Мельхиор мгновение поколебался и опустил ногу на пол.
Эвертон облегченно выдохнул, и побелевшее от напряжения лицо его начало розоветь.
— Буду с вами предельно откровенен. Заместитель директора Хелмс не встретился с вами сегодня вовсе не потому, что оказался занят. Он не стал встречаться, потому что не хочет тратить на вас время. Вы продукт неудачного эксперимента его предшественника. То же самое относится и к другим «волхвам».
— Их зовут Каспар и Бальтазар, — тихо, но зловеще произнес Мельхиор.
— Мне нет дела, как их зовут: Хьюи, Дьюи или Лу. Заместитель директора Хелмс считает, что управлению давно пора распрощаться с научной фантастикой и тайными войнами и заняться своим непосредственным делом, а именно — сбором разведданных. Вы были самым первым из заумных экспериментов ЦРУ, за которыми появились «Блюберд», «Артишок», «Ультра»[13], а теперь еще и «Орфей». И было бы вполне логично и даже символично, если первый проект зачистит последний.
Глаза Мельхиора сузились.
— «Орфей»?
Помолчав, Эвертон поинтересовался:
— Вам приходилось встречаться с бывшей женой Корда Мейера Мэри?
— Вы шутите? Я никогда не встречался с Кордом.
— Да, верно. Умник старался держать вас в тени. А возможно, кто знает, вы и сами предпочитали там оставаться.
— Кто знает? — переспросил Мельхиор. — А что с этой миссис Мейер?
— Она спит с президентом.
Мельхиор пожал плечами:
— Как я слышал, за время пребывания в Белом доме Джек Кеннеди затащил в постель девиц больше, чем танцует в ансамбле «Рокеттс».
— Может, и так, — не стал возражать Эвертон, — только никто из других не пичкают его ЛСД.
Мельхиор отреагировал не сразу. Затем наклонился вперед, забрал шляпу и водрузил ее на голову.
— Никто из других не пичкает его ЛСД, — поправил он, улыбаясь под полями шляпы. — Никто — единственное число.
Кембридж, штат Массачусетс
1 ноября 1963 года
Чандлеру не хотелось общаться с Эдди Логаном. Последний раз, когда он видел младшего брата Перси Логана, тот ростом и худобой напоминал ходячую палку. Однако теперь он по крайней мере был похож на мужчину.
Логан пытался изобразить равнодушие, но в уголках губ все равно угадывалась самодовольная ухмылка.
— Так, так, так, — произнес он, оглядывая заваленную книгами берлогу Чандлера. — Как же низко пали сильные миры сего.
Чандлер уже давно забыл, когда причислял себя к «сильным мира сего», поэтому слова Логана задели его не особенно. Но сам тон и что его позволил себе некто, кого он продолжал считать ничтожеством, его больно кольнули.
— Наверное, ты чувствуешь себя очень умным, — сказал Чандлер. — И реабилитированным. Сколько прошло времени? Одиннадцать лет три месяца девятнадцать дней? — Наступила неловкая пауза. Что-то подсказало Чандлеру, как надо закончить: — Три часа тринадцать минут.
Брови Логана изумленно поползли вверх.
— Господи Боже, Чандлер, мы же были детьми! Ты ведь не думаешь, что я держал зуб на тебя… сколько? Одиннадцать лет три месяца восемнадцать…
— Девятнадцать…
Логан озадаченно улыбнулся и медленно покачал головой:
— Если хочешь знать правду, я готовил почву для Наз, когда увидел тебя сильно навеселе в «Королевской голове». Наверное, я не мог не поддаться искушению.
— «Готовил почву»? Да ты сводничал, вот и все!
— Назвался груздем…
Чандлер метнулся к Логану, схватил за лацканы, и хотя тот был на несколько дюймов выше, пригвоздил к стене.
— Сколько девушек ты заставляешь этим заниматься? И в скольких городах? И они прочесывают бары не только в центре Вашингтона, но и на окраинах? А может быть, подрабатывают и на Западном побережье?
— Большинство девушек вовсе не против, — сдавленным голосом ответил Логан.
— «Не против»? — Костяшки пальцев Чандлера на лацканах Логана побелели. — Да твое зелье тебе самому ударило в голову!
— Никто не заставлял Наз заниматься тем, чего она сама уже не делала. Я — тем более. Или она об этом умолчала?
— Отпусти его, Чандлер. — Наз положила руку ему на плечо, и ему показалось, что она имела в виду не только это. Какое-то время он еще продолжал смотреть на Эдди, затем убрал руки. Едва он отступил назад, на его месте оказалась Наз. Она не притрагивалась к Эдди, но по сравнению с ней Чандлер выглядел самим милосердием.
— Что ты сделал с нами, агент Логан? Мы имеем право знать!
Она излучала такую ярость, что Логан, казалось, вдавился в стенку.
— А вот это, — хрипло произнес он, — вопрос из вопросов.
Чандлер взял Наз под локоть и оттащил от стены. Логан облегченно выдохнул.
— Наз сказала, что в наших напитках был какой-то наркотик.
Логан одернул лацканы, и было видно, как у него дрожат руки.
— Диэтиламид d-лизергиновой кислоты. Сокращенно ЛСД. Или «кислота», как его начинают называть поклонники. Во всяком случае, основа была именно эта. Но ребята из Технической службы как шеф-повара — всегда добавят щепотку того или малость другого. Только им известен состав окончательной формулы. Наз должна была дать его одному тебе, однако решила проявить самодеятельность.
— Мне наплевать, как он называется или из чего его делают. Я хочу знать, какое действие он оказывает!
Логан покачал головой:
— Вопрос в том, что произошло с тобой и Наз. Я видел десятки самых разных реакций…
Чандлер фыркнул, и Логан покраснел.
— …но никогда не видел, чтобы люди почти пять часов кряду просто смотрели друг другу в глаза, будто читали мысли.
Шпионы из Наз и Чандлера получились бы никудышные: после последней фразы Логана они не удержались и обменялись взглядами, затем тут же отвели глаза в сторону. Логан впервые улыбнулся:
— Какие нежности!
Наз откашлялась.
— Там было…
— Наз, молчи! — остановил ее Чандлер. — Ты не знаешь этих людей. Если вцепятся, то уж ни за что не отпустят.
— Ты ошибаешься, Чандлер, я знаю! — В голосе Наз было столько горечи, что он невольно отступил назад. — Но узнать мы можем только от него.
Они долго смотрели друг на друга. Наконец Чандлер кивнул, и Наз повернулась к Логану:
— Там была… связь. На ментальном уровне.
— Ха! — отреагировал Логан. — В разведшколе нас учили, что свидетели, неохотно дающие показания, обычно недоговаривают, причем замалчивают до девяноста процентов информации. Если эта статистика верна, полагаю, у вас было нечто вроде полноценной телепатии. — Он хмыкнул над абсурдностью собственных слов, но ни Наз, ни Чандлер его не поддержали.
— А такое возможно? — ровным голосом поинтересовался Чандлер.
Логан посмотрел на него и покачал головой, будто пытаясь навести в мыслях порядок.
— Зависит от того, у кого вы спрашиваете. Если обратиться к Джо Шайдеру, он посоветует не сходить с ума и скажет, что мы просто пытаемся найти сыворотку правды, препарат, подавляющий волю, создать своего «Маньчжурского кандидата»[14]. Но если вы поговорите с поэтом Алленом Гинзбергом, Кеном Кейси и им подобными, они заверят, что пределов не существует. Телепатия, астральные уровни, голые стены колец Сатурна. — Он посмотрел между ними в пространство и снова покачал головой: — Если бы меня заставили сделать выбор, я бы, наверное, занял сторону Шайдера. Атам — кто знает… Иногда правыми могут оказаться даже битники.
Чандлер кивнул.
— Что такое «Врата Орфея»?
Логан вскинул глаза:
— Откуда ты…
— Я вытащил это из твоей головы, — холодно ответил Чандлер, — когда ты занимался онанизмом по другую сторону зеркала.
Щеки Логана стали пунцовыми. Его рот открылся и тут же закрылся.
— Господи Боже! — потрясенно пробормотал он. — Послушай, я только знаю, что…
Он снова запнулся, сообразив, что означало услышанное. Прошла почти минута, прежде чем ему удалось прийти в себя и, сделав глубокий вдох, продолжить:
— Я только знаю, что некоторые ученые выдвинули гипотезу о существовании в головном мозге определенного рецептора. Подобно тому, как некоторые люди обладают необычно острым обонянием, вкусом или чувством ритма, есть те, у кого могла сохраниться рудиментарная чувствительность к алкалоидам спорыньи, из которых и состоит ЛСД. Спорынья — это паразитический гриб, поражающий многие злаки. Как и алкоголь, эти алкалоиды настолько тесно переплетены с человеческой цивилизацией, что у большинства людей выработалась генетическая сопротивляемость к ним. Скажем, индейцы подвержены зависимости от алкоголя, потому что их развитие проходило без него. Так вот: согласно гипотезе должны быть и люди, пусть их всего лишь единицы, которые точно так же чувствительны к алкалоидам спорыньи. Даже самые ярые сторонники этой гипотезы считают, что вероятность этого ничтожно мала, но если это правда, то открываются такие безграничные возможности, которые Контора игнорировать просто не может. Мы знаем, что Советы проводят подобные исследования, и мы не можем позволить себе отстать.