— Бездомный Стив любит литературу не меньше, чем вы. Он горячий поклонник Кеннета Кизи.
Наркотик наполнил Чандлера нервной энергией, и он постарался унять дрожь в руках. Бороду Бездомного Стива разрезала розовая трещина, оказавшаяся улыбкой. Грязные пальцы рисовали в воздухе какие-то фигуры.
— «Пролетая над гнездом кукушки» является напыщенным образцом солипсистского, нигилистического американского роман… роман… романтизма, — еле выговорил Чандлер, стараясь воспрепятствовать проникновению в свое сознание безумных образов, исходящих от Бездомного Стива.
— Он утверждает, что принимал ЛСД более тысячи раз, — продолжал Келлер. — Ему поставили диагноз «шизофрения». Он давно утратил связь между реальностью и фантазиями, поэтому вам придется потрудиться, чтобы произвести на него впечатление. У него в сознании нет ничего, что могло бы его испугать. Поэтому вам придется вложить в него какие-то свои мысли.
Чандлер закрыл глаза, и образы, наполнявшие сознание Бездомного Стива, стали яснее. Вокруг него по комнате летало множество многокрасочных шариков. Когда он до них дотрагивался, они лопались, а на их месте возникали на редкость сладострастные и похотливые феи, которых он тщетно пытался поймать.
— А как насчет… вашего лица?
— Бездомный Стив — очень плохой человек. И заслуживает наказания.
Сознание Бездомного Стива напоминало проход между магнитом и металлическим песком. Казалось, Чандлера буквально затягивает в эту невероятную смесь из женских грудей и множества радуг. Он открыл глаза и долго смотрел на голую стену, стараясь освободить сознание от влияния Стива.
— Я… я не понимаю.
— Подобно тебе он предал свои сословие и страну. Я хочу, чтобы наказание было таким, какого, по твоему мнению, заслуживаешь ты сам. За это мисс Хаверман не сделают ничего плохого, пока она находится в заключении.
— Наз! — дернулся Чандлер, и в другой комнате Бездомный Стив отпрыгнул назад, будто увидел призрак. — Она жива?
Наступила пауза, и Чандлер готов был поклясться, что Келлер с досады выругался.
— Она жива? — переспросил Чандлер, тщетно пытаясь освободиться от ремней. — Где она? Вы должны мне сказать…
— Я хочу, чтобы ты показал Бездомному Стиву, каким плохим ты его считаешь. — Голос Келлера из динамика почти визжал. — Я хочу, чтобы ты придумал ему наказание. Ты меня понимаешь, Орфей? Ничего не бери у него из головы. Придумай сам и покажи ему!
— Где… Наз? — повторил Чандлер, и в другой комнате Бездомный Стив снова дернулся и, вертя головой, стал колотить руками воздух.
— Единственный способ увидеть мисс Хаверман — это выполнять мои указания. Накажи его, Чандлер! И пусть наказание будет таким, какого заслуживаешь ты сам! И тогда я позволю тебе увидеть мисс Хаверман.
— Пожалуйста, — прошептал Чандлер. — Не причиняйте ей боль! Я сделаю все, чего вы хотите.
В другой комнате Бездомный Стив бесновался, будто его атаковал пчелиный рой.
— Если мы причиним ей боль, то виноват в этом будешь только ты, — безжалостно продолжал Келлер. — Если бы ты вел себя как следует, то никогда бы не оказался здесь. И не вовлек бы во все это мисс Хаверман.
Лишенный выражения голос Келлера обрел эхо и очертания. Из динамика вылетали розовые клубы дыма, похожие на пестрые облака. В другой комнате Бездомный Стив бросался на стены, но оттуда не доносилось ни звука.
— Пожалуйста, — шептал Чандлер, — ничего ей не делайте!
— Но ей больно! — змеей шипел голос Келлера из динамика. — И во всем виноват ты! Теперь ты можешь спасти ее, только наказав Стива. Ввергни его в настоящий ад! Ну же, Чандлер, сделай это!
— Отпустите ее! — вне себя вскричал Чандлер, и эхо из другой комнаты ему ответило:
— Нет!
Но теперь уже было поздно. Он прошел через дверь камеры Бездомного Стива как пылающий призрак. Чандлер помнил его по Миллбруку. По маленькому домику, откуда забрали Наз. Мальчик из пламени. Но кем он был, и почему все время возвращался? Был ли он другом или врагом?
Но у видения не было времени на ответы. Он простер пылающие руки и, заключив Бездомного Стива в огненные объятия, погрузил в языки пламени. Несколько мгновений Бездомный Стив бился в конвульсиях, прежде чем рухнул на пол: его сознание стало похожим на только что вытертую классную доску. Слегка подрагивающие пальцы говорили о том, что он еще жив.
Но на этом все не кончилось. Пылающий мальчик повернулся к Чандлеру. Его темные глазницы были пусты, рот был открыт — он то ли хотел получить на что-то ответ, то ли что-то хотел сказать…
— Кто ты? — прошептал Чандлер.
Но мальчик продолжал просто смотреть на него и неожиданно стал удаляться, покачиваясь, как буферный фонарь, пока не исчез совсем.
Вашингтон, округ Колумбия
8 ноября 1963 года
Пол в пристанище Армии спасения был покрыт грязным линолеумом, грязь хрустела под ногами БК. Влажный воздух был насыщен запахом плесени; негромко звучащую церковную музыку заглушало гудение бесчисленных неоновых ламп.
БК, кому никогда прежде не доводилось бывать в благотворительном магазине, был потрясен его размерами: огромная площадь, похожая на спортивный зал, завалена видавшей виды одеждой. Не просто ношеной, а вконец заношенной. Хотя пожилая женщина в седом парике на кассе заверила его, что все вещи прошли химчистку, БК видел въевшиеся пятна пота на подмышках, пожелтевшие воротнички и даже непростиранные пятна крови. Он обнаружил целую секцию нижнего белья: бесформенные семейные трусы и боксеры с растянутыми резинками и обвислыми ширинками — наглядное свидетельство небрежной носки и одному Богу известно, чего еще. БК понимал, что нарушает одну из основных заповедей работы, что мелочей при изменении облика не бывает, но заставить себя надеть чужие трусы было выше его сил.
Таким образом, ему предстояло найти себе брюки, рубашку, пиджак и шляпу. Скорее всего дом Чарлза Джаррелла находился под наблюдением — во всяком случае, исключать этого было нельзя. Кроме того, он не знал, как отреагирует Джаррелл на появление на пороге своего дома агента ФБР, который и выглядел как типичный агент ФБР. Он может пуститься в бега, и БК тогда потеряет единственную ниточку, которая ведет к Мельхиору. Сначала БК предстояло заставить Джаррелла открыть ему дверь, а уж потом он решит, как заставить его говорить.
На многих рубашках — в основном для игры в боулинг, — а также на форменных сорочках механиков, газовщиков и техников слева были вышиты имена прежних владельцев. Толстые блестящие нитки подчеркивали потертость и изношенность ткани, на которой они красовались. Наличие имени на рубашке было частью американской системы безопасности и указывало на место работы. БК перебирал спецовки, вглядываясь в имена, мелькавшие как картотечные указатели, пока не наткнулся на инициалы «КБ», вышитые красным на зеленом фоне. Но главное заключалось в надписи, что шла ниже: «Пылесосы Гувера».
Как он мог устоять?
За двадцать минут он нашел брюки, подходившие по цвету рубашке, ремень и пару растоптанных ботинок — портить еще одну пару штиблет «Флоршайм» в его планы не входило. Но настоящей находкой оказалась бейсболка. Она не была фирменной от «Пылесосов Гувера», но зато была с надписью «Подчищаем все». Сделав ею несколько резких стряхивающих движений — если там были вши, — БК надел ее и посмотрелся в зеркало. Однако из зеркала, даже покрытого толстым слоем пыли, на него смотрел все тот же агент ФБР — в дурацкой бейсболке.
По какой-то необъяснимой причине кассирше требовалось занести все покупки в особую тетрадь.
— «Брю-ки, — бормотала она, записывая под собственную диктовку неровным почерком. — Двад-цать пять центов. Ру-баш-ка, двад-цать пять центов. Бо-тин-ки, пятьдесят. Бейс-бол-ка, пятнадцать».
БК чувствовал себя варваром перед римским сборщиком податей, оценивавшим никчемность его жизни.
Женщина взяла потертый, весь в трещинах ремень.
— А это вы можете взять бесплатно, — сказала она. — Еще что-нибудь?
БК уже собрался было отрицательно мотнуть головой, но тут его осенило.
— А где вы взяли свой парик?
Сан-Франциско, штат Калифорния
8 ноября 1963 года
В 22.36 Келлер сделал последнюю запись в журнале: «Оба испытуемых уснули».
Бездомный Стив изорвал в мелкие клочки сотни обувных коробок, наполнявших комнату, в которой он находился, и зарылся в них как хомяк или песчанка. Келлер отметил необычную активность тета-волн на ЭКГ Чандлера, означавшую, по его мнению, что тот глубоко спал: сновидение еще даже не было осознано и не фиксировалось мозгом. Завтра доктор постарается снять ЭКГ у Бездомного Стива и посмотреть, оправдается ли его надежда, что Чандлер не просто периферийно воздействовал на зрительный нерв другого человека, а сумел вызвать у него в мозгу свое собственное видение. Если это действительно так, противодействовать таким внушениям будет нельзя. Их невозможно будет ни видеть, ни слышать, ни вообще как-либо ощущать: это будут собственные мысли, и мозг не сможет ничего заподозрить и отличить их от реальности, какими бы фантастическими они ни казалась. Огонь будет обжигать, пуля — разрывать плоть. Чандлеру окажется вполне по силам лишить человека жизни силой своей мысли, точнее — силой чужой мысли, поскольку тело не сможет отличить вымышленный нож, проникающий в сердце, от настоящего. Как Мельхиору удалось выйти из всего этого целым и невредимым, оставалось только догадываться. «Я привык жить в мире фантазий», — объяснил он перед отъездом. Что ж, в конце концов, он был действующим агентом ЦРУ и, наверное, знал, о чем говорил.
Но все это — завтра. А сейчас мозг доктора напоминал вату. Проводить научные эксперименты под воздействием торазина было, мягко говоря, совсем не просто. Кроме того, ему пришлось ввести себе еще и амфетамины, чтобы немного нейтрализовать отупляющее действие торазина и повысить работоспособность. Сейчас он должен поспать, а завтра вернется к работе со свежей головой.
Чандлер чувствовал присутствие Келлера в соседнем помещении, но мозг доктора оставался для него непроницаемым, как будто он упирался пальцем в экран из прозрачного материала. Однако Чандлер знал, когда доктор был рядом и когда — нет.