Чандлер сгруппировался. Он услышал щелчок и увидел, как из ствола показалась игла дротика. Увернуться он уже не успевал. Ему придется…
Он махнул рукой и почувствовал, как что-то задел. Он не был уверен, что отбил дротик, пока не услышал, как тот воткнулся в стену.
На лице Мельхиора было написано изумление, смешанное с восторгом.
— Вот это класс!
Чандлер бросился на Мельхиора. Однако тот не растерялся и успел нанести ему удар по голове рукояткой пистолета. Оглушенный, Чандлер упал, Мельхиор ногой отбросил его тело к лестнице, и оно покатилось по узким ступенькам вниз.
— Да! — услышал он голос Мельхиора сверху. — Изменения точно затронули не один только мозг. Келлер с ума сойдет от радости, разбирая тебя на части.
Чандлер успел выскочить из двери в тот самый момент, когда в нее воткнулся очередной дротик. Он не знал, сколько их еще осталось у Мельхиора, но, судя по тому, как он их расходовал, нехватки в боеприпасах у него не было.
Он рванулся к бару и нырнул под стойку, когда перед ним выросла фигура с пистолетом в руке. Бармен. С ним все просто, и Чандлер успел нанести ему шесть ударов, прежде чем тот успел открыть рот. Однако он не чувствовал его сознания. Действие наркотика кончилось, и теперь он мог полагаться только на свои силы.
Он схватил пистолет и навел на дверной проем, ожидая появления Мельхиора. Но из двери никто не вышел, зато из-за полога послышался голос:
— Чандлер?
Полог отодвинулся… БК!
— Чандлер? Ты здесь?
— БК! Пригнись! — Но поздно. Каким-то образом Мельхиор оказался за спиной БК, и теперь дуло его пистолета упиралось тому в висок. Чандлер видел, что на этот раз пистолет был настоящим, а не тем, что стрелял дротиками с транквилизатором.
— Гип-гип-ура! Вся банда в сборе! Опусти пистолет, Чандлер!
— Чандлер, уходи! — спокойно, но твердо сказал БК. — Я разберусь с Мельхиором.
— Чандлер, останься! — сказал Мельхиор. — Или я разберусь с БК. — Он прижал дуло к виску детектива еще сильнее. — Должен признаться, Бо, своим появлением у Сонг ты меня удивил. Не думал, что ты так деятелен! Но потом прочитал твое досье. Да ты совсем как Мелвин Первис[42] в конце службы, а? Безупречный послужной список, прекрасные перспективы — и тут ошибка: фотография в газете! Гувер перевел тебя писать рецензии на книги. Ты прочитал роман мистера Дика?
— Уходи, Чанд…
Мельхиор стукнул БК пистолетом по голове.
— Опусти свой чертов пистолет, Чандлер, или мои слова станут его траурным панегириком.
Чандлер переводил взгляд с одного на другого и наконец положил оружие на стойку.
— Хороший мальчик! — похвалил Мельхиор и, сунув руку в карман, что-то оттуда вытащил и бросил Чандлеру.
Это был маленький футляр со шприцем и ампулой с прозрачной жидкостью.
— Наполни шприц и вколи себе.
— Не делай этого, Чандлер, — попросил БК. — Со мной все будет в порядке.
Чандлер наполнил шприц.
— Я делаю это не ради тебя, — сказал он, погружая иголку в вену. — Я делаю это ради Наз.
Он не стал сопротивляться действию препарата. Ноги его подкосились, перед глазами поплыло. Но перед тем как потерять сознание, он успел увидеть: БК резко развернулся и выбил пистолет из руки Мельхиора. Прежде чем тот успел его поднять, БК, петляя, ринулся к выходу, вслед ему раздались выстрелы. Последним, что он услышал, был звон стеклянной двери, снесенной вырвавшимся на улицу БК.
Провинция Камагуэй, Куба
20 ноября 1963 года
По закрытым каналам связи Ивелич переслал Сергею Майскому карту и строго-настрого запретил прибегать к чьей-либо помощи или рассказывать о цели поездки. Если кубинцам или — не дай Бог! — американцам станет известно, что советские офицеры крадут ядерные боеголовки, последствия будут катастрофическими. Инженер был вынужден отправиться в одиночку.
Господи, как же он ненавидел эту маленькую страну! Ее грязный народ с темным ромом и вонючими, похожими на отрезанные члены, сигарами. Спиртное — как и кожа — должно быть обязательно светлым, без запаха, а уж если курить, то лишь трубку, так он считал. Но особенно его бесила наивная вера крестьян в коммунистический вздор, который нес их диковатый лидер с бородой как у священника и его подельники — подобострастный брат Рауль и аргентинский разбойник Че Гевара. Каждый из этой умопомрачительной троицы воплощал в себе черты персонажей Достоевского: полублаженного Алеши, полубезумного Ивана и стопроцентного Мити. Тщеславные и бахвалистые любители выпить, вознамерившиеся прибрать к рукам карибский атолл размером чуть больше Васильевского острова в Ленинграде. Да пусть подавятся!
Майский любил Толстого, а тот терпеть не мог Достоевского.
И вот он добрался до деревушки, указанной Ивеличем: дюжину жалких лачуг вдоль грязной разбитой дороги нельзя было назвать даже поселком. Чтобы найти указанное на карте место, ему пришлось около двух часов плутать по проселкам, изрезанным колеями от гужевых повозок. Жители ели глазами машину как какого-то средневекового монстра, однако инженер не исключал, что их вниманию был обязан своей розовой лысине, похожей на новую змеиную кожу, когда змея сбросит старую. Все они казались ему больными или калеками, и их нездоровый вид можно было отнести на счет и нищеты, и революции, и радиации.
Здание стояло на отшибе и было обнесено высоким забором с облупившейся штукатуркой, но с заново вмурованным поверху битым стеклом. Открыв ворота ключом, который передал ему Ивелич вместе с картой, он заехал на территорию поместья. Его взгляду предстало сожженное здание гасиенды и несколько сохранившихся построек.
Перед тем как войти в старые конюшни, Майский переоделся в защитный комбинезон. Крыша у строения отсутствовала, но все дверные и оконные проемы за исключением одной двери оказались заложенными кирпичами, и было видно, что эти работы — как и латание битым стеклом забора — производились совсем недавно. Ключ, открывший ворота, подошел и к замку на единственной двери. Возясь с ним, он чувствовал, как по спине текут струйки пота, увлажняя трусы. Причиной была жара, а не нервы. Нервничать его заставляли только животные, размером превосходящие муравьев, пища, если она не была приготовлена в виде безвкусной бесцветной массы, люди в форме и женщины. Особенно женщины. Однако атомная бомба в его глазах была чем-то вроде шоколадного суфле для кондитера: набором ингредиентов, которые после добавления в нужной пропорции придавали блюду изысканный вкус. Атомные бомбы были даже лучше суфле: после изготовления их можно было разобрать на части и снова собрать, сделав усовершенствования.
Но не в данном случае. Боеголовка лежала на соломенной подстилке гигантским треснувшим металлическим яйцом, чья зеленая скорлупа обшивки расходилась по швам, сквозь которые сочился красноватый белок. Впечатление было такое, что кто-то вскрыл внутренности, вытащил их и потом засунул обратно. Будто бомбу пытались разобрать, а не украсть.
— Сукины дети! — выругался он.
Дело зашло далеко. Но эта проблема была не его, а Ивелича. В задачу Майского входило лишь приведение устройства в транспортабельный вид. Он осторожно спаял нарушенные контакты, скрепил отошедшие части и собрал все заново, после чего приварил на место кожух. Закончив работу, он снял защитный костюм и убрал в специальный ящик, непроницаемый для ионизирующего излучения. И тут он почувствовал на себе взгляд. Подняв глаза, он увидел стоявшего в дверях молодого человека. Одной рукой тот тяжело опирался на палку, в другой держал пистолет.
— Ивелич просил меня поблагодарить вас за устранение утечки, — произнес он на безукоризненном американском английском. — К сожалению, теперь я должен позаботиться об устранении своей утечки.
Прогремело два выстрела. Последнее, что увидел, падая, Майский, была надпись на ящике — на двух языках: русском и английском: «Не вскрывать: опасное вещество!»
Даллас, штат Техас
21 ноября 1963 года
Очнувшись и открыв глаза, он никак не мог понять, что происходит. Перед глазами все плыло, уши — будто забиты ватой, кожа напоминала просторный мешок, в котором свободно болталось тело. Руки и ноги не слушались, и сначала он даже решил, что опять привязан, и резко рванулся.
— Спокойно! — послышался голос. — С тобой все в порядке.
Он сел, чувствуя, как на шее болтается голова. Кровать. Комната с неприятным запахом. Грязные зеленые стены и мебель со следами затушенных об нее сигарет. Незнакомый мужчина на стуле с прямой спинкой и стаканом в руке. Его худое лицо выражает беспокойство. Сначала он решил, что оно связано с ним, но потом, сообразив, что тот собирается сделать, понял, что это не так: он беспокоится о себе.
— Чандлер, нет! Это БК! Я твой друг!
Человек на кровати сорвался с места — его руки взметнулись вверх, как змеи в броске. Удар в подбородок, в живот, и еще одна серия. Мужчина на стуле повалился на пол, и его обидчик рванулся к двери.
— Чандлер, стой! Я могу помочь тебе найти Наз.
Нападавший замер.
Наз!
Он повернулся.
— БК?
БК вытер кровь из разбитой губы.
— Чандлер? Ты пришел в себя?
Какое-то мгновение Чандлер продолжал стоять покачиваясь, затем принюхался.
— Когда ты пристрастился к виски?
БК подобрал свой стакан и налил выпить себе и Чандлеру.
— Я выяснил, что немного алкоголя позволяет снять напряжение.
Он передал стакан Чандлеру, который с благодарностью выпил содержимое залпом и налил себе еще.
— Ты уверен? — осторожно спросил БК, потягивая виски. — Как-никак ты сутки был без сознания.
— Двадцать пять часов. И одиннадцать минут. Как тебе удалось меня вытащить? Нет, подожди, как ты вообще меня нашел?
— Контора поставила прослушку на телефон Сонг. У меня там работает друг. Он передал мне записи разговоров. Выяснилось, что она звонила Джеку Руби через два дня после того, как сюда направили Мельхиора, и интересовалась, не нужно ли ему новых танцовщиц.