В четыре часа, припудренный, чисто выбритый и надушенный лучшим одеколоном, какой только могла произвести парфюмерная промышленность двадцать первого века, в новом марсианском костюме — черном с голубыми звездочками,— он вышел из дому с рукописью под мышкой и направился к стоянке реактивных такси, собираясь лететь в Санта-Монику к Патриции Вивер.
Зачем — он и сам не знал, однако был полон смутных надежд.
«А если у меня с ней ничего не выйдет? Что тогда?»
Он надеялся, что ему не придется отвечать на этот вопрос. Он уже и так потерял слишком много — привычный мир попал в некий безжалостный процесс усечения, словно туша под нож мясника. Система восприятия жизни нарушилась: по ночам он привык ощущать тело Мэри, а днем — дружески-деловой настрой работы в управлении. Теперь он оказался в пустоте. Нужно было немедленно заполнить ее чем-то — все его существо страстно желало этого.
Он сел в такси и сообщил водителю адрес Патриции, затем, устроившись поудобнее, стал просматривать отпечатанные страницы, внося незначительные исправления.
Час спустя, в начале шестого, машина снизилась над крышей старинного девятиэтажного дома, облицованного красной плиткой.
«Вот она, новая жизнь,— подумал Чак.— Начинаю дружить с хорошенькими пышногрудыми телекрасотками...»
Машина приземлилась. Чак дрожащими руками достал бумажник.
Глава 9
Патриция Вивер оказалась дома.
«Добрый знак»,— промелькнуло у него в голове.
Увидев его, она сказала:
— A-а, это уже автор с моей рукописью. Проходите. Не ждала вас так рано, вы же сказали...
— Я закончил раньше, чем предполагал.
Чак вошел, сразу обратив внимание на изысканную, по последней моде, обстановку квартиры. Мебель была в псевдоиндейском стиле, относящимся к периоду ацтеков доколумбовой эпохи. Такой стиль отражал последние археологические исследования, и мебель, конечно же, была изготовлена по индивидуальному заказу. На стенах висели «живые» картины, которые постоянно менялись, издавая легкий шум, напоминавший отдаленный гул океана. Или, скорее, жужжание эскалаторов в метро, решил Чак. Но этот звук не создавал ощущения уюта.
— Значит, вы принесли рукопись,— задумчиво проговорила Патриция.
На ней было модное парижское платье, что казалось странным в столь ранний час. Такие платья Чак видел только по телевизору или в журналах — конечно же, сотрудницы управления, с кем он привык ежедневно общаться, не носили таких. Платье было чрезвычайно сложным по конструкции: оно как бы состояло из гигантских лепестков неземного цветка, которые оставляли правую грудь девушки полностью открытой. Может быть, она ждет еще кого-нибудь? Банни Хентмэна, например?
— Я собиралась на коктейль,— объяснила Патриция,— Сейчас позвоню и отменю его.
Она направилась в соседнюю комнату, громко стуча длинными острыми каблуками по псевдогрязному синтетическому полу.
— Надеюсь, роль вам понравится,— сказал Чак ей вслед, неуверенно озираясь вокруг и чувствуя, что пришел не вовремя.
Атмосфера была чересчур изысканной для него: парижское платье, мебель ручной работы, движущиеся картины... Чак засмотрелся на одну из них, представлявшую быстро меняющиеся пейзажи неземных миров... Чак заметил, что изображения никогда не повторялись.
— Все в порядке, мне удалось застать его еще в студии.— Она не стала уточнять, кого именно, и Чак решил не спрашивать.— Может быть, выпьете что-нибудь?
Патриция направилась к «древнему» серванту, открыла дверцу бара и стала доставать разноцветные бутылки.
— Вот. Угощу вас венерианской настойкой. Если смешать ее с «Черным жуком»... У себя в Северной Калифорнии вы не найдете ничего подобного.
Она принялась смешивать напитки.
— Давайте я помогу вам,— проговорил Чак, подходя к девушке и ощущая себя серьезным и галантным кавалером.
— Нет, что вы.— Патриция протянула ему стакан,— Хотела узнать у вас одну вещь. Скажите, моя роль — большая?
— Как вам сказать... — Он постарался увеличить ее, насколько это было в его силах, однако... Роль все равно получилась незначительная. Ей была брошена только кость, а мясо — как и предполагалось — досталось Банни.
— Значит, снова одни эпизоды.— Патриция с озабоченнопрофессиональным видом уселась на кушетку, напоминавшую деревянную скамью; лепестки платья легли по сторонам, словно огромный распустившийся цветок.— Дайте я посмотрю...
Чак сел на стул напротив девушки и подал ей рукопись. Здесь была часть, которую он уже выслал Банни, а также последняя сцена с ее ролью, еще не виденная комиком. Возможно, он поступает не совсем правильно, показывая сценарий актрисе, когда тот еще не одобрен... Но Чак уже решился, и ему было все равно.
— А вот эта, другая героиня,— проговорила Патриция; у нее не заняло много времени, чтобы схватить суть,— жена Зигги. Зануда, которую он хочет убить. У нее роль гораздо больше моей: она появляется почти во всех эпизодах, а я только в одном, вот в этой сцене.— Она указала на страницу,— Когда Зигги сидит у себя на работе... в штабе ЦРУ и подруга приходит к нему...
Патриция была права. Он сделал все, что мог, но факт оставался фактом. Девушка была профессиональной актрисой, и ее было трудно обмануть.
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы увеличить вашу роль,— честно признался Чак.
— Это одна из тех ужасных ролей, где женщине нужно просто присутствовать и выглядеть сексуальной,— сказала Патриция.— Я не хочу появляться в кадре в облегающем платье с открытой грудью только для того, чтобы служить орнаментом. Это работа статиста. Я актриса, я хочу играть.
Патриция протянула Чаку рукопись.
— Пожалуйста, господин Риттерсдорф, я вас очень прошу: напишите для меня нормальную роль. Банни ведь еще не видел этого. Пусть эго будет нашей маленькой тайной. Может, мы вместе придумаем что-нибудь. Как насчет сцены в ресторане? Зигги встречается со своей девушкой — Шэрон — в маленьком уединенном ресторанчике, в это время появляется жена... Зигги специально встречается с подругой здесь, чтобы скрыться от жены... Следует эмоциональная сцена, в которой Шэрон — то есть я — и проявляет свое актерское дарование.
— Ммм...— Чак медленно потягивал напиток: странную сладковатую смесь, напоминавшую мед.
«Из чего же она состоит?» — подумал он.
Патриция уже выпила свою порцию и опять подошла к бару, чтобы приготовить себе новую.
Он тоже поднялся и встал рядом; маленькое обнаженное плечо касалось его рукава, и он ощущал необычный аромат приготовляемого напитка. Одним из ингредиентов являлось содержимое толстой бутылки черного цвета с изображенным на ней жуком.
— Эта бутылка с Альфы-один,— объяснила Патриция.— Банни подарил ее мне, она досталась ему от знакомых альфанцев. Банни знаком со многими существами с разных планет. Разве вы не знаете, что он некоторое время жил в Альфанской системе? — Она взяла стакан, повернулась к Чаку и медленно и задумчиво пригубила напиток,— Мне бы хотелось побывать в другой звездной системе... Там человек, наверное, чувствует себя гигантом...
Поставив свой стакан, Чак положил руки на плечи Патриции; парижское платье хрустнуло.
— Я мог бы сделать вашу роль побольше,— произнес он.
— Да.— Патриция положила голову ему на грудь и вздохнула,— Она так много значит для меня.
Ее каштановые волосы щекотали ему нос. Чак взял у нее из рук стакан, отхлебнул из него и поставил на сервант.
Потом они оказались в спальне.
«Выпивка,— подумал он.— Я же смешал спиртное с незаконным стимулятором ГБ-сорок, который мне дал этот чертов Боже Бегущий Студень».
В спальне было почти совсем темно, однако он смог различить, оторвав голову от подушки, что Патриция Вивер сидит на краю кровати и расстегивает какие-то замысловатые крючки на платье. Наконец платье упало с ее плеч, она встала и осторожно повесила его в шкаф. Потом он заметил, что она делает что-то со своими грудями. Приглядевшись, он понял, что она массировала грудную клетку. Очевидно, парижское платье имело внутри нечто вроде корсета, от которого она теперь с облегчением освободилась. Обе груди были идеальной формы и казались синтетическими. Когда она двигалась, они совершенно не колебались — левая, также как и ранее виденная им правая, была как будто набита чем-то плотным.
Как только Патриция упала на широкую кровать, как камень на поверхность озера, раздался звонок видеофона.
— Черт побери...— вздрогнув, сказала Патриция. Она соскочила с кровати и стала искать халат, а найдя его, бросилась босиком из комнаты, на ходу затягивая пояс.— Я сейчас вернусь, милый,— произнесла она обыденным тоном,— лежи-лежи, не вставай.
Чак лежал и смотрел на потолок, наслаждаясь мягкостью постели и свежестью белья. Ему казалось, прошло очень много времени. Он чувствовал себя очень счастливым, не хотелось ни о чем думать.
Вдруг он заметил на пороге спальни Патрицию, распущенные волосы свободно ниспадают по плечам. Чак ждал, однако она не приближалась. Внезапно он понял, что девушка и не собирается этого делать. Чак резко сел на кровати, все его сладостное чувство мгновенно испарилось.
— Кто это звонил? — спросил он.
— Банни.
— Ну и?..
— Все отменяется.— Она направилась к шкафу и достала простую юбку и блузку. Потом подобрала лифчик и трусики и удалилась, намереваясь, очевидно, одеваться где-нибудь в другом месте.
— Что отменяется? — Чак спрыгнул с кровати и начал лихорадочно одеваться.
Патриция скрылась, где-то рядом хлопнула дверь. Она не отвечала — вероятно, даже не расслышала вопроса.
Когда он, уже одетый, завязывал шнурки на ботинках, девушка снова появилась, тоже полностью одетая. Подойдя к зеркалу, она стала расчесывать волосы. На ее лице не отражалось никаких эмоций — казалось, она находилась за много световых лет отсюда.
— Скажите, что случилось? — повторил Чак.— Что сказал Банни?
— Ну, сказал, что не собирается использовать вашу рукопись, и если я звонила вам или вы звонили мне...— Она впервые с момента звонка осмысленно посмотрела на Чака, словно только что заметила его присутствие.— Я не стала говорить, что вы у меня. Но он сказал, что если я буду говорить с вами... В общем, ваша идея сценария ему абсолютно не понравилась, и он больше не хочет тратить на нее время.