Посоветовался я со своими заместителями подполковниками: Малаем – бывшим лихим кавалеристом, «комиссаром» Мелибаевым, он называл себя «русский татарин», и Тайлыбаевым, казахом, который со смехом рассказывал, как он кричал «Вперед, ребята!» и сам плыл на каком-то заборе при форсировании Днепра, называлось это «на подручных средствах». А о том, что он сын степей и плавать не умеет, совсем забыл, главное – всем вперед!
Прикинули мы, как приблизить наименование горно-стрелковый: послать на пик полковую команду альпинистов, сделать сборную роту из представителей всех подразделений полка или штурмовать Чимган побатальонно. Я решил – мелочиться не будем, полк горный, значит, каждый солдат должен иметь звание и значок альпиниста. Приказал разработать тактический фон, и будем проводить учения с обстановкой, как при боевых действиях по истреблению басмаческой банды, засевшей на пике.
В штабе округа, в управлении боевой подготовки мою инициативу одобрили, прислали специалистов-альпинистов во главе с мастером спорта и чемпионом какого-то трудного восхождения, помню и сейчас фамилию этого бравого старшего лейтенанта – Нагель.
Начались обучение и подготовка. Короче говоря, в назначенный день поднялся полк по тревоге, совершил марш, разбил лагерь у подножия Чимгана, отдохнули, надели горные ботинки, взяли альпенштоки, канаты и прочее. Сказал я перед строем пламенную речь и «За мной, вперед!» Я впереди, за мной заместители и работники штаба и далее поротно весь полк. Затея так всем понравилась, что даже повара и рабочие кухни попросились участвовать в восхождении.
Все было прекрасно до тех высот, где нас ожидали почти вертикальные стены. Здесь пришлось вбивать в лед скобы, обвязываться веревками и подниматься со всеми мерами страховки. Когда я оглянулся, достигнув только середины этого почти вертикального подъема, у меня закружилась голова. И я вспомнил советы инструкторов – вниз не смотреть. Только вперед. И еще я вспомнил рассказ начальника штаба Мелибаева, сына степей, который, не умея плавать, кричал при форсировании Днепра на заборе «Только вперед, ребята!» Вот и я крикнул «Только вперед!», а сам подумал: какой же я глупец, что затеял это восхождение! Несколько солдат уже сорвались и спаслись благодаря веревкам и помощи соседей. Наверняка кто-нибудь свернет себе шею или разобьется. И не один! И оторвут за ЧП старшие начальники мою буйну голову за эту затею! Сидел бы тихо в своем Чирчике, занимался боевой подготовкой, как положено. Нет, в альпинисты решил вылезти! Снимут меня, как пить дать!
Но на вершину все же взошли благополучно. Дали победный салют. Оставили записку, как положено у альпинистов. И водрузили небольшой бюст Ленина, который несли по очереди, да еще воду и цемент для закрепления бюста.
Ну, думал, назад будет легче. Но оказалось назад страшнее. Когда лезешь вверх, взор упирается в каменную твердь, а пошли вниз – тут перед глазами распахнулось пространство, которое так и тянет к полету. А полет здесь после неосторожного шага такой, что внизу, как шутили солдаты, «от тебя только каблуки и сопли останутся!»
Признаюсь, очень я боялся и за себя, и за подчиненных, и за свою судьбу в случае каких-нибудь ЧП.
Но все, слава Богу, обошлось благополучно, было несколько срывов, небольшие ушибы. Но в целом все мы стояли в строю уже в новом качестве «Альпинисты 1-й степени». Весь полк, даже повара!
С чем я при построении и поздравил своих подчиненных. Они без команды закричали «Ура!» и, если бы не дисциплина, наверное, кинулись бы меня качать.
Устали все страшно. Восхождение длилось весь день. Попили чайку. Поели кашу. И завалились все спать богатырским сном.
Я все это подробно рассказываю не напрасно. Это не отступление от темы о генерале Конинском, потому что, когда я спустился с пика Чимган, внизу ожидал генерал Конинский! Он просто сиял, разделяя со мной радость благополучного восхождения. Он знал, я ему рассказывал о своей затее. И вот приехал в горы старый хромой служака. Приехал к другу на случай горя или радости. Не оставил без внимания при любом исходе. Все могло быть.
Мы пошли в мою палатку, выпили не только чайку, но и бутылку беленькой, которую привез Василий Алексеевич. Как он сказал: «Подкрепиться с устатку!» (от русского слова «усталость»).
Подкрепились. И сидел я у откинутого полога палатки, разомлевший, счастливый и до смерти утомленный.
Вдруг увидел – несет что-то старшина в термосе. Я подумал – свежий чай. Окликнул:
– Заверни к нам, попотчуй горяченьким чайком.
А он отвечает:
– У меня кумыс, товарищ полковник. В соседнем ауле местные жители подарили.
– Ну, давай кумысом полакомимся…
Налил он нам полный котелок и ушел. Пили мы с Василием Алексеевичем холодный, ядреный кумыс, крякая от удовольствия. А через десять минут ругал меня генерал во всю Ивановскую:
– Черти тебя видели с твоим кумысом! Отрезвел я, стал как стеклышко. Весь заряд пропал, к чертям. Ни в одном глазу!
Я тоже отрезвел от кумыса начисто, будто и не пил водки. А ругался Конинский потому, что восстановить, как он сказал, «душевное состояние» нечем. Он привез всего одну бутылку. А магазинов в горах нет. Да и ночь уже наваливается.
Так и легли мы спать чистые и безгрешные, как ангелы. А Василий Алексеевич еще долго ворчал на своей раскладушке.
Позднее я получал назначения в другие далекие гарнизоны: на Памир, в Каракумы и, наконец, в Кушку, дальше которой, как известно, уже не пошлют – это самая южная точка. В ней я прослужил почти пять лет и уволился в запас, отслужив 25 календарных, получив пенсию и право носить военную форму пожизненно.
Не соблюл я аттестацию и пожелания генерала Конинского, не получился из меня «крупный военачальник Советской армии». Литература взяла верх, пошел я в бурную писательскую жизнь.
Но мы не теряли связь друг с другом, изредка обменивались письмами.
Я знал: постигла в 1958 году генерала большая служебная беда – его уволили в запас, хотя было ему 57 лет, и он мог бы, по положению о прохождении службы, оставаться в армии до 60 лет.
Но какие-то подлецы состряпали подлый донос «наверх», якобы генерал Конинский организовал «черную кассу» и распоряжается ею по своему усмотрению. В действительности Конинский задумал воздвигнуть перед фасадом училища мраморный обелиск с именами бывших курсантов, отдавших жизнь за Родину. На сооружение этого памятника и накапливались деньги. При проверке все взносы оказались целы. Ни копейки не было израсходовано. Однако с этим не посчитались и уволили заслуженного генерала, блестящего воспитателя и педагога, который мог бы принести армии еще много пользы.
Правда, уволили не в дисциплинарном порядке, а по состоянию здоровья и по возрасту.
Помощник командующего войсками ТуркВО по вузам, генерал-майор Шевченко написал Конинскому такую последнюю аттестацию:
…Дисциплинированный, требовательный к себе и к подчиненным, инициативный, энергичен. В достижении поставленной цели настойчив.
Обладает организаторскими способностями. Благодаря наличию большого практического и боевого опыта сумел организовать офицерский коллектив училища и направить их знания на правильное обучение и воспитание будущих офицеров и привитие им практических навыков.
За период пребывания в училище проделал значительную работу по улучшению учебно-методического процесса, полевой выучки курсантов и наведению внутреннего порядка в подразделениях.
Политически развит. В своей работе постоянно опирается на партийно-политический аппарат, умело направляя их на выполнение задач, стоящих перед личным составом училища.
Основы организации и ведения общевойскового боя в масштабе дивизии, а также тактику противника знает хорошо.
В тактической обстановке ориентируется быстро, решение принимает правильно и настойчиво проводит его в жизнь.
Проводимые в течение 2 лет выпускные экзамены показали, что молодые офицеры-выпускники имеют достаточную теоретическую и методическую подготовку. И в этом большая заслуга принадлежит лично генералу тов. Конинскому.
Характер общительный, в быту скромен, пользуется деловым авторитетом среди всего личного состава…
Имеет тяжелое ранение, для службы в строю не годен.
Делу Коммунистической партии и социалистической Родине предан.
Вывод: Должности начальника училища вполне соответствует.
– По выслуге лет в Советской армии, по состоянию здоровья, по возрасту целесообразно уволить в запас.
– В военное время может быть использован в должности помощника командующего войсками по ВУЗам.
Помощник командующего войсками
ТуркВО по ВУЗам
Генерал-майор Шевченко
23.4.58 г.
Последний раз мы встретились с Василием Алексеевичем в 1975 году в Москве. Я уже был гражданским, работал заместителем главного редактора журнала «Октябрь», имел несколько изданных книг.
Конинский приехал ко мне из Пятигорска, где он поселился с семьей после увольнения из армии. В столице у него никаких дел не было. Жил он неделю в моей квартире, мы отвели ему нашу гостиную. Многое мы вспоминали за эти дни: первую нашу встречу, как он женил меня на Евгении Васильевне, как мы отрезвели от кумыса под Чимганом. Теперь он беседовал с моими детьми Васей и Олей, как я когда-то с его маленькими Наташей и Светой.
Днем я уходил на работу, а генерал отправлялся «побродить» по столице. Вечерами опять начинались приятные воспоминания.
Однажды, возвратясь с работы, я застал Василия Алексеевича за читкой газеты, в которой была напечатана моя рецензия на новый роман Юрия Бондарева. Генерал, как бы размышляя, сказал:
– Чтобы так анализировать – и кого, самого Бондарева! – нужна огромная эрудиция. И она у тебя есть. Очень убедительно ты написал и о достоинствах, и о недостатках. Молодец!
Это была последняя мне аттестация генерала Конинского.
Говорят, человек предчувствует свой конец. Даже будучи вполне здоровым, Василий Алексеевич почему-то приехал ко мне повидаться. Почти двадцать лет не виделись, и вдруг что-то его подтолкнуло встретиться со мной. А может быть, попрощаться… В начале 1978 года он скончался.