« Здравствуй, батя! Привет из Индонезии! На этот раз плыли долго, аж за экватор. На корабле хорошо, но постоять на твердой земле иногда, оказывается, тоже приятно. Порт, в котором я пишу это письмо, находится на Суматре и называется Палембанг – вроде нашего Баку, здесь добывают нефть. Нефть добывают индонезийцы, а хозяева почему-то американцы. Компания «Шелл». Индонезийцев – тысячи, американцев – единицы. Не могу понять, почему они их не повыгоняют ».
Дальше Семен писал о политике, и Паханову читать стало неинтересно. Зато другое письмо его развеселило.
« Батя, здравствуй! Ну, батя, чуть было я не угодил в ЧП. Отпустили на берег. Гуляю. Как всегда, много такого, чего я прежде не видел. Зазевался. На часы посмотрел – время кончается. А до порта далеко. У нас, моряков, порядки такие же строгие, как в армии, – опаздывать нельзя. Что делать? Такси поблизости не было. Только рикши. Коляска – вроде велосипеда, ты сидишь впереди, а рикша сзади педали крутит. Быстро гоняют. Но нам на них садиться нехорошо – это эксплуатация человека. Нас даже предупреждали, и неприлично советскому человеку на угнетенном ездить. Вот я и оказался в таком непонятном положении: эксплуатировать нельзя и опаздывать нельзя. Принимаю такое решение – плачу рикше деньги, сажаю его на место пассажира, а сам как завертел педалями, аж ветер в ушах засвистел. Не опоздал на корабль. И за то, что не эксплуатировал угнетенного, меня похвалили. Только смеялись.
Ну, будь здоров, батя. В следующий раз напишу из Сиднея ».
Отсмеявшись, Паханов еще раз прочитал письмо и решил: «Не липа – настоящие. И Семен тоже настоящий. Только дурак он – если сам вез того негра, зачем еще деньги платил?»
В письмах много было интересного, а порой и непонятного для Жорки. Пока он их читал – было весело. А когда закончил – стало грустно. Почему грустно – Жорка не знал, да и не стал разбираться в своих чувствах. Пусть Сенька плавает. Жорка быть моряком не собирается – сиди на корабле, будто в бараке. Погуляешь в порту денек – и опять недели взаперти. Нет, это для Жорки не подходит.
8
Придя домой, полковник Миронов позвонил в караульное помещение:
– Паханов вернулся?
– Нет. А где он? – с тревогой спросил начальник караула. – Я взводного не посылал. Миронов подумал, сказал:
– Наверное, гуляет. Думает. Вы за ним незаметно посматривайте. Сейчас в его мыслях могут случиться самые неожиданные повороты. Если будет просто гулять – не мешайте. Ждите, пока сам придет. Когда вернется, доложите мне.
Лидия Владимировна удивленно спросила:
– Это тот, уголовник?
– Да.
– А куда ты его отпустил?
– Тактика, мой друг, тактика! Да, между прочим, я ему сегодня о тебе рассказал.
Жена вскинула брови:
– Обо мне? Что обо мне можно рассказать?
– Не прибедняйся, Лидуша. Ты произвела на него отличное впечатление. Он даже немного разговорился. Он рассказывал о своем детстве. Мать оставила его в родильном доме. Жорку отдали в детский дом. Он рос там до десяти лет. Ты знаешь, я, кажется, нащупал, какая в нем заложена страсть – машины!
– А не кажется ли тебе, Алеша, что ты просто увлекся и сочинил эту Жоркину страсть? – спросила Лидия Владимировна.
– Нет, не кажется. Я давно замечаю, что людьми типа Жорки руководят влечения, страсти. Буду работать с ним прицельно.
9
У Жорки кончился срок наказания. Но освобождение не радовало. Опять пойдет немилая служба, опять будет кричать Лобода. Жорка готов был сидеть на гауптвахте – только бы все это не повторилось. Четкая, размеренная жизнь полка, обязательные занятия, ощущение красоты и силы строя – для Жорки чужды. Подтянутость, исполнительность, дисциплина воспринимались им как насилие.
В день освобождения Паханова опять вызвал командир полка.
– Ну, что надумал? – спросил полковник.
Жорка пожал плечами:
– Ничего. Жду, когда судить будете.
– А может быть, с этим повременим? Я тоже думал, как с тобой поступить. И мне кажется, есть хороший выход.
Жорка насторожился: опять перевоспитывать будут.
Полковник увлеченно спросил:
– Знаешь, Жора, кем бы я стал, если бы меня уволили из армии?
– Не знаю, – буркнул Паханов.
Но полковник не хотел замечать его настроения.
– Стал бы я шофером!.. Но шофером не обыкновенным, а на большом туристском автобусе. Видел, какие красавцы летают – красные, голубые, белые? Летит, и на лбу у него написано: «Москва – Сочи» или «Симферополь – Ялта». Это не автобус. Это реактивный самолет. Он и внутри оборудован как Ту-104. Мягкие откидные кресла, сеточки для багажа, красивая стюардесса. А ты сидишь за рулем в форменной фуражке, сдвинутой на лоб. А за окном мелькают города. Люди с завистью смотрят на твой стремительный экспресс и вспоминают веселые дни отпуска. Они мечтают о следующем годе. Они мечтают, а ты в нем каждый день. Для них – это отдых, развлечение. А для тебя – постоянная красивая работа. Приезжаешь ты из рейса домой, а там ждет жена. Соскучилась, не наглядится на своего Жору. Разлука, говорят, любовь только укрепляет. Ты подаешь жене подарочек: «Вот, дружочек, привез тебе лимоны, мандарины, виноград. С юга! Прямо из Сухуми!»
Как тусклый лед постепенно тает на солнце и превращается в светлую воду, на которой начинают играть блики солнца, так и Жоркино лицо из сердитого, скучающего постепенно становилось светлым, улыбчивым.
– Побыл дома, – продолжал мечтательно полковник, – отдохнул несколько дней – и опять в рейс! Бежишь-спешишь в гараж. Соскучился о своем красавце. Входишь в парк, вот он! Стоит в общем ряду и смотрит на тебя сияющими окнами, будто глаза расширил от радости. Стоит он рядом со своими братьями – все они сделаны на одном заводе, и все же твой лучше других. Потому что он твой друг! Ты знаешь все его железные мысли, все детали ощупал собственными руками. Ты клал руку на его горячее сердце, когда в нем появлялся посторонний шумок. Ты знаешь все его секреты и тайны. Когда нужно – подлечишь, где нужно – смажешь.
За это он тебя любит. И как только ты сядешь за баранку – он издаст радостный, словно живое существо, крик, и вы помчитесь с ним снова на юг – к пальмам, к морю, к кораблям! Красивые люди будут сидеть в удобных креслах и любоваться красивой работой своего шофера, они будут шепотом спрашивать красивую стюардессу: «Скажите, это не опасно – так быстро мчаться? Колеса чуть не отрываются от земли!» А красавица стюардесса блеснет белыми, как сахар, зубками и ответит: «Что вы, граждане! Наш экспресс ведет шофер-миллионер, специалист первого класса – Георгий Паханов!»
Жорка повел головой, что означало: «Придумаете же вы, товарищ полковник!» Но Миронов был уверен – Жорке понравилась перспектива, и поэтому продолжал:
– Вот решай. Если тебе такая жизнь по душе – могу устроить. Будешь служить в автороте. Будешь учиться. Сдашь экзамены, получишь права водителя.
Если бы это могло произойти сразу – Жорка ни секунды не колебался бы. Он немедленно сел бы в красавец автобус. Но услышал: служить, учиться – и радость померкла. Это означало – ждать, оставаться в армии. Снова выполнять команды, распорядок дня. Хотя… перевод в автороту значил освобождение от лейтенанта Лободы. В автороте служба проще: сел в машину и поехал. Жорка слегка сощурил глаза, пристально посмотрел на Миронова.
– Вот и отлично. Если что не будет ладиться, заходи.
– Спасибо!
Командир и солдат понимающе переглянулись.
10
Полковник Миронов вызвал к себе командира автомобильной роты капитана Петухова. Миронов с досадой думал: в таком исключительном случае нужен рассудительный, спокойный офицер, который направлял бы влияние коллектива на солдата. Петухов меньше всего подходит для работы с Пахановым. Но ничего не поделаешь: авторота одна.
Капитан Петухов был человек своеобразный – горячий, опрометчивый. Он все выполнит правильно, как нужно. Но сначала наделает шуму. Не зря солдаты прозвали его «Петушком», и не столько из-за фамилии, сколько из-за внешнего сходства. Он действительно, как петух, налетит, кажется, крыльями захлопает, а потом отойдет – и ходит по парку бочком, сердито посматривает, выискивает беспорядки. Происходило это потому, что Петухов самозабвенно любил машины и в службе руководствовался теорией, которую высказывал так: «Автомобиль – существо неживое. Он тебе не может сказать – карбюратор болит или крепление где-нибудь расшаталось. Лошадь – и та копытом ударит, если что не так. А машина беззащитная. Что с ней ни случилось – виноват шофер».
Капитан мог промолчать или не заметить, когда солдат не особенно старательно отдал честь. Он мог не обратить внимания, если у подчиненного не туго затянут ремень. Но, обнаружив нерадивое отношение к технике, он выходил из себя, или, как шоферы говорили, заводился с пол-оборота. Виновник подвергался страшнейшему разносу. В эти минуты Петухов не скупился на выражения. Старшие начальники не раз одергивали и ругали капитана за невыдержанность, но он строптиво ни с кем не соглашался и заявлял только одно: «Я не за свои машины болею. За государственные. Пусть содержит технику как положено, так я его не только не стану ругать – целовать буду!»
Капитану все прощали – автомобили у него действительно содержались в образцовом порядке.
Зная характер Петухова, полковник готовился к неприятному разговору. Он, конечно, мог просто отдать приказ о переводе Паханова. Но это дела не решало. Миронову нужен был союзник. Петухов будет общаться с Пахановым постоянно – если его не направить должным образом, он может все испортить.
Чтобы легче было уломать Петухова, командир попросил зайти и подполковника Ветлугина. У Миронова с Ветлугиным за три года совместной работы установились отличные отношения. Они прекрасно понимали друг друга. Командир и замполит, как добрые соавторы, творили одно дело, не считаясь, где твое, где мое. Делили поровну удачи и огорчения. Кроме общих мероприятий, которые проводились по плану работы полка, командир и замполит имели подшефные подразделения. Полковник выкраивал больше времени для батальонов, а подполковник старался лишний раз побывать в спецподразделениях. И Миронов, и Ветлугин держали на о