– А мне спешить некуда, впереди службы еще больше года.
– На проверке ваш «неуд» все отделение подведет, каждый человек у нас более десяти процентов составляет.
Младший сержант говорил это не только, чтоб подхлестнуть Жогина, хотел и «общественность» – отделение привлечь для нажима на Лёху.
Жогин ничего не ответил, встал в строй и беззвучно зашевелил губами, наверное, прокатывался по адресу командира отделения.
Когда шли занятия по противоатомной защите, все солдаты, борясь за десятые доли секунды, старались побыстрее надеть защитные средства. Жогин и здесь не очень торопился, натягивал хрустящие чулки и накидку не торопясь.
– Рядовой Жогин, вы уже мертвый, – шутил Садовский, показывая на часы. – В условиях применения атомного оружия каждая секунда – это жизнь или смерть.
– А мы против применения атомного оружия, – спокойно отвечал Жогин. – Замполит вон говорил, запрещения добиваемся. Или вы не верите, товарищ сержант, что Советский Союз добьется запрещения?
«Ох и демагог», – негодовал Садовский, но, помня о «линии поведения», только и сказал:
– Вам, товарищ Жогин, в дипломаты надо идти с такой дальновидностью.
– А что же? И пойду! У нас все пути открыты!
– Ну ладно, поговорили, и довольно. Уложите защитные средства. Так. Внимание. Газы!
Лёха захрустел накидкой, чулками, потянул из сумки противогаз, однако движения его не стали быстрее. Садовский видел: может, но не хочет.
И опять подмывало Юрия прикрикнуть на лодыря да погонять как следует: «Отбой! Газы! Отбой! Газы!» Но нельзя. Надо проявлять выдержку.
На занятиях хоть и было трудно младшему сержанту, однако можно терпеть, тут все подразделение, тут и лейтенант часто подходит, тут и командир роты, и замполит неподалеку. А вот когда занятия кончались, когда строй распущен и каждый стал сам по себе, здесь начинается самая трудная пора для командира отделения. Теперь, что бы ни сказал Лёхе, все против шерсти. Он службу понимал так: то, что в расписании, – закон, это как рабочий день. Семь часов отдай и не крутись. Но после этого я сам себе хозяин, меня не трожь. Я свое отбыл.
Ну, а служба солдатская, как известно, продолжается двадцать четыре часа в сутки, и плюс еще то, что могут добавить старшина, замкомвзвода и командир отделения.
Однажды младший сержант подозвал Жогина после обеда:
– Товарищ Жогин, приведите в порядок спортивный городок.
– Чего? – угрюмо буркнул Лёха. «После горячей пищи полежать бы, покурить, помечтать, а этот с уборкой лезет».
Садовский мог его и «кругом» повернуть без долгих разговоров, но, опять-таки помня об особой «линии» для Жогина, пояснил ему:
– Сегодня мы дежурное подразделение. Каждому дана своя работа. Вам поручаю подготовить к завтрашнему дню спортивный городок. Взрыхлите опилки под снарядами, подметите площадки…
Младший сержант не успел закончить, Лёха вытаращил на него глаза и прошипел:
– А больше ничего не хочешь?
Случайно поблизости оказался лейтенант Трофимов, он видел всю эту сцену. Гнев жаркой волной кинулся ему в голову. «Ах ты ничтожество! Сержанту такие слова!»
– Рядовой Жогин! – крикнул лейтенант. В казарме все притихли.
Лёха вздрогнул. С него мгновенно сдуло наглость.
– Вы с кем разговариваете, рядовой Жогин? С командиром отделения? Вы где находитесь, рядовой Жогин, в армии или на хулиганской «малине»? Вы что, свои порядки тут собираетесь вводить, рядовой Жогин?
Гнев клокотал в голосе командира взвода. Лёха перед ним сник, съежился, сделался маленьким и жалким.
– Я давно к вам присматриваюсь, рядовой Жогин! Запомните: здесь армия, и вся жизнь строится по воинским законам! Вам ясно?
Лёха молчал.
– Я спрашиваю, вам ясно, рядовой Жогин?
– Ясно, – буркнул через силу Лёха.
– А чтобы стало совсем ясно, посидите двое суток на гауптвахте за пререкание с командиром отделения! Идите!
Лёха быстро пошел к выходу. Потом побежал, лишь бы скорее избавиться от глядевших на него со всех сторон глаз. «Ну, Юрка, погоди. Я тебе все припомню!»
Когда Жогин ушел, Трофимов позвал Садовского в канцелярию. Офицер сел, закурил, предложил папиросу.
– Не курю я, – тихо произнес Садовский.
«Птенчик», – с неприязнью подумал лейтенант. – «Не курю»! Конфетки, наверно, кушаешь. Разве такой свернет рога этому горлохвату? Тут нужен сержант зубастый!»
В несколько глубоких затяжек выкурив папиросу, Трофимов успокоился.
– Садись, чего стоишь, – бросил младшему сержанту. – Вот так выработали мы с тобой «линию», – иронически сказал офицер. – Я же первый сорвался… Как ты с этим типом работаешь, удивляюсь!
– С ним каждый день и не раз такие стычки могут быть.
– Взять бы да оформить его куда следует, чтоб не мешал с нормальными людьми служить. Как думаешь?
Садовский замялся, потом ответил:
– Вы же сами говорили о пути наименьшего сопротивления…
Лейтенант закурил новую папиросу.
– Говорить-то я говорил. Но как это трудно осуществлять! Убедился?
– Да.
– Ну, ладно. Похныкали, и хватит. Я это все от злости тут высказываю. Теперь давай серьезно подумаем, как быть дальше.
– Мне кажется, нельзя все время уступками заниматься. Надо как-то его в общее русло вводить. Сейчас он не служит, а номер отбывает. А я, когда нужно подкрутить ему гайку, останавливаюсь. А то и задний ход даю. Пора брать Жогина в руки.
Лейтенант весело, с неподдельным интересом посмотрел на Садовского.
– А ты молодчина! Сразу видно, возмужал. Правильно говоришь, надо брать его за жабры. Прежде нельзя было. Он еще после гражданки не обтерся, колючий был. Да и ты, не обижайся, конечно, после учебного подразделения не очень-то был опытный. Теперь вижу, в тебе командирская хватка появилась. Не хочешь терпеть в своем отделении недисциплинированного солдата. Силу в себе почувствовал. Это хорошо. Это для меня очень приятно.
Взгляд Трофимова потеплел.
– Ну что ж, давай подкорректируем нашу линию индивидуального подхода к Жогину. Именно подкорректируем. Я считаю, и раньше она в своей основе была правильной. В дальнейшем справедливость, вежливость, выдержка должны у тебя оставаться без изменения. Прибавь только требовательности. Как ты говоришь, в напряженную минуту не останавливайся и не отступай, а на полоборота гаечку подкрути. Период изучения и разведки кончился, переходим мы с тобой, товарищ Садовский, в наступление.
Лейтенант поговорил с младшим сержантом о других солдатах, прикинул, на какую оценку вытягивает отделение по отдельным дисциплинам. Дела шли неплохо.
– Если бы не висел у меня на шее Жогин, все было бы гораздо лучше, – вздохнул Садовский.
Лейтенант многозначительно посмотрел на него:
– Хотел я тебе высказать одну мыслишку, но воздержусь. Как-нибудь позже скажу. Поближе к увольнению. Если забуду, напомни.
– Есть!
5
С гауптвахты Лёха вернулся злой. Не глядел в глаза младшему сержанту. На гражданке ему приходилось бывать в милиции не раз. Но там было другое дело. Там знал, за что. В драку полез в парке. Или пьяный в автобусе к девчонке приставал. А тут что сделал? Два слова поперек сказал этому суслику Юрке?
На лейтенанта Жогин не обижался. Он офицер, его работа такая. А этот, мамин сынок, Юрка, сам пришел срочную служить и так выпендривается.
И всюду этот младший сержант Садовский присутствует неотлучно. Утром не хочется из-под теплого одеяла вылезать, а Юрка командует: «Отделение, подъем! Жогин, вы вчера опоздали на построение, подъем!»
На зарядке холодный ветер с дождичком: «Жогин, расправьте плечи, глубже вдох». Утренний осмотр: «Почему сапоги только спереди почистили, а кто будет задники чистить?» Прошел завтрак: «Рядовой Жогин, становитесь в строй, курить будете в ротной курилке». А на занятиях? «Товарищ Жогин, повторите! Рядовой Жогин, быстрее! Жогин, еще раз! Жогин, подтянитесь! Не отставайте! Заправьтесь! Расскажите! Покажите!»
И так без конца. Будто, кроме Жогина, у него перед глазами больше никого нет.
Только после занятий вздохнуть можно посвободней. Да и то при каждой встрече чего-нибудь найдет: «Выньте руки из карманов», «Поправьте шапку – звездочка на боку», «Подтяните ремень», «Почистите сапоги, завтра на утреннем осмотре задники опять будут грязные».
Уж в постель ляжешь, тут какие команды или замечания могут быть? Нет, пойдет командир отделения вдоль кроватей: тот портянки не повесил сушить, другой шапку не на вешалку, а на тумбочку положил. «А вы, рядовой Жогин, опять обмундирование сложили неправильно. Брюки должны лежать сверху, потом гимнастерка, под ней ремень. Все в таком порядке, в каком вы надеваете. Поправьте. Вдруг «тревога» будет. Вам полчаса на сборы никто не даст».
Не легко было и Юрию Садовскому. Теперь трудность была не в страхе перед Лёхой. Давно уж он его не боялся. Теперь надо было самому быть образцом во всех отношениях, прежде чем с других спрашивать. Вот с тем же Лёхой. Если на турнике сам не можешь выполнить «подъем силой», как же сказать: «Жогин, вот так нужно». Или на кроссе. Чтобы крикнуть: «Рядовой Жогин, не отставайте!» – надо самому впереди всех быть. Это же элементарно!
А Юра Садовский до армии действительно не очень-то был физически развитый. Две нашивки на погонах, они ведь сами по себе силы не прибавляют. И знаний тоже… Если требуешь с Лёхи: «Расскажите о поражающих свойствах радиации», так и сам их должен знать назубок. Во многих мелочах совсем недавно, год назад, сам был вроде Лёхи: и ремень поясной не затягивал, и ворот рубахи любил носить нараспашку, и руки в карманах держать было удобнее. Но, как говорит лейтенант Трофимов, идти в наступление надо во всеоружии. Чтобы получить право спрашивать с других, сам должен все выполнять образцово. Ох, не легко было Юре заслужить это право.
С Алексеем Жогиным беседовали много раз и лейтенант Трофимов, и замполит роты старший лейтенант Крыленков, и командир роты капитан Зуев. Даже замкомандира батальона по политической части вызывал. Жогин неохотно отвечал на вопросы, не шел на откровенный разговор. Он считал: все эти беседы происходят в результате того, что на него «стучит» начальникам Юрка Садовский. Ну откуда они знают, что он, Жогин, служить не хочет, пререкается, плохо стреляет? Юрка «настучал»!