Колосковы, кузнецы и два парня, которых первыми встретили у этого места, молча стояли на моторной части танка. Все ждали. Через несколько минут белая голова полковника показалась в отверстии башни. Николай Петрович был бледен, губы его словно мелом обсыпало. Колосковы поспешили к нему. Помогли выбраться. И вовремя: полковник от сильного волнения ослаб. Он некоторое время стоял, пошатываясь. Его поддерживали. Гриша подумал: «Если бы он не был белым, поседел бы в эти минуты».
– Это он, – сказал тихо полковник, протягивая маленький металлический пенал, в котором у фронтовиков хранился личный номер. – Документы совсем истлели, а номер его, – все тем же тихим голосом добавил отец.
– До последнего отстреливался, – сказал сержант.
– Погиб как герой, – подтвердил Дмитрий Васильевич.
– Вынуть его просто так невозможно, – сказал полковник.
– Нужен гроб… и не простой, а цинковый.
– Где же туг взять цинковый? – сказал один из кузнецов. – В Смоленск надо ехать заказывать.
– Поезжайте, Дмитрий Васильевич, – попросил Теремов, – а я останусь. Буду ждать вас здесь. Вот деньги, возьмите. Если будут затруднения, обратитесь к коменданту гарнизона.
– Постой, – остановил старый кузнец Колоскова, уже приготовившегося прыгнуть с танка, – может, мы сами сработаем?
Он посмотрел на своих помощников.
– Цинку нет, – сказал виновато один, – а то, чего же хитрого, сработали б.
– Цинк найдем, – сказал старик. – Послушай, товарищ полковник, ему, наверное, – кузнец кивнул в сторону открытой башни, – ему, наверное, не нужен большой гроб-то. Истлел небось. Возьмем в сельмаге два цинковых корыта. В одно положим, другим закроем. Запаяем. А когда на место привезешь, там все, как полагается, справишь. Как думаешь?
Предложение кузнеца устраняло многие хлопоты и оттяжки во времени. Теремов, благодарный старику за находчивость, согласился.
Старший Колосков с парнями съездил в магазин и привез два сверкающих новых корыта. Отец сам уложил в них останки сына.
Все это время у Гриши и Дмитрия Васильевича тяжелый ком так и подкатывал к горлу. Старший Колосков думал о лейтенанте, которого видел в бою живым и храбрым, а Грише было невыносимо жаль пожилого полковника, которому жизнь принесла такие тяжкие испытания.
Гроб с телом лейтенанта по просьбе Теремова отвезли на этом же автобусе техпомощи в Вязьму. Николай Петрович хотел похоронить сына в городе, где жили родственники, чтобы могила находилась под присмотром.
Однако осуществить это простое и естественное желание оказалось не так-то просто.
На кладбище их встретила молодая, крепконогая, румяная женщина.
– Давайте документы, – не по-кладбищенски громко сказала она.
– Какие документы? – спросил Теремов.
– Справку о смерти. Разрешение на похороны.
– Мы его с поля боя привезли. Кто нам даст справку о смерти, Бог, что ли? – загорячился Дмитрий Васильевич.
– Этого я не знаю, – ответила женщина. – Все где-то берут, и вы представьте.
– Но где берут все? – стараясь быть спокойным, спросил полковник.
– В ЗАГСе, где же еще.
Только к вечеру все уладили через военного коменданта.
Жизнь продолжается
После похорон Гриша доехал с отцом до Орла. Побыл денек дома. Грустный это был день. Будто своего близкого схоронили Колосковы. Утром отец и мать проводили Гришу: ему надо было возвращаться в полк.
Теремов остаток отпуска прожил у брата в Вязьме. Ходил на кладбище. Заказал и установил на Сашиной могиле скромный памятник с надписью: «Лейтенант Теремов А.Н., погиб в 1943 году, защищая Родину».
В день отъезда полковник дольше обычного сидел у могилы.
Прощался.
Николай Петрович не чувствовал раскаяния или вины перед сыном за свое роковое решение. Ему не давало покоя только одно обстоятельство: Саша, передавая портрет Колоскову, называл его майором, а не отцом. Значит, осталась в душе его обида. Мысленно обращаясь к сыну, отец говорил: «Ты тоже командир, и должен меня понять. Я не мог поступить иначе. Не имел права. Мы офицеры, сынок…»
Всю дорогу в поезде Теремов думал о прошлом. Но как только вышел из вагона и увидел вдали полковой городок, сердце забилось нетерпеливо и радостно. Николай Петрович с приятным волнением думал о том, как через несколько часов снова вольется в мощный боевой организм, состоящий из сильных и смелых людей. Снова закружится в напряженном круговороте дел, от которых к вечеру еле держишься на ногах.
В полку все шло обычным, строго установленным порядком. Начальник штаба ждал Теремова с докладом о делах и приказах, поступивших за время его отсутствия. Но полковник слушать его не стал.
– Позже, Виктор Иванович, сейчас пойду посмотрю все сам. – И, чтобы начальник штаба не обиделся, мягко добавил: – Соскучился.
Полковник любил ходить один, как он говорил, без свиты. Поэтому никто не сопровождал его в день приезда.
В классе ракетно-ядерного оружия занималась группа офицеров. Они встали, когда вошел командир. Теремов обвел взглядом стены, увешанные яркими схемами, графиками, формулами.
– Садитесь, пожалуйста, – разрешил Теремов.
Он подошел к двум офицерам, сидевшим за крайним столом. Проверил их расчеты уровней радиации, посмотрел на зоны безопасности, которые те вычерчивали на картах. Расчеты были правильные.
– Продолжайте занятие, – сказал Теремов руководителю и пошел дальше.
В парке боевых машин под навесом стояли приземистые танки. Они, словно бегуны на старте, были выровнены на одной линии; казалось, дай сигнал – тут же ринутся вперед.
Подошел заместитель по технической части подполковник Шаповаленко. Молодой, крепкий, низкорослый зампотех был очень похож на свои танки. Только очки в золоченой оправе не шли к его скуластому лицу. Подполковник доложил:
– Проверяю состояние аккумуляторов.
А Теремов подумал, глядя на его очки: «В академии за книгами испортил зрение».
– Ну и как? – спросил Теремов, имея в виду аккумуляторы.
– Все в норме, товарищ полковник, подзарядка ведется круглосуточно.
За танковым парком раскинулось огромное пространство, занятое множеством колесных машин. Они тоже стояли ровными рядами. Здесь были длиннотелые бронетранспортеры, автомобили различных систем и грузоподъемностей, штабные автобусы, ремонтные летучки и кухни на колесах.
Все это поблескивало чистой зеленой краской, отражая солнце. За оградой Теремову были видны зачехленные ракетные установки. «Что-то у соседей сегодня тихо», – подумал Теремов, глядя на ракеты.
Только после обеда Николай Петрович выслушал доклад начальника штаба. Молодой по годам, но уже седеющий подполковник Вяльцев после хороших дел, о которых ему было приятно докладывать, упомянул и о непристойном поведении лейтенанта Семушкина.
– Звонили из автобусного парка, обижаются: ваши офицеры увели с работы кондукторшу.
Николай Петрович после осмотра техники находился еще под впечатлением всей этой грозной мощи. Узнав, что натворил лейтенант, полковник подумал: «Техника все усложняется, а человек остается прежним. Времени, чтобы научить этого человека владеть новой техникой, тоже не прибавляется. Наверное, поэтому и нет у нас нормального рабочего дня и не хватает суток для учебы».
– Вызовите, пожалуйста, ко мне лейтенанта Семушкина, – сказал командир Вяльцеву.
– Когда?
– Сейчас.
– Может быть, отдохнете с дороги?.. Уже вечер.
– После отдыха отдыхать? – спросил Теремов.
Когда Семушкин вошел в кабинет, Николай Петрович опять почему-то вспомнил строгие ряды танков, зенитных установок и орудий, которые обошел днем. «Вот этот молодой красивый лейтенант знает всю технику, может заставить ее истреблять противника. Но этот же паренек способен поступить легкомысленно. И уже «отличился». Хоть и сетует иногда молодежь на стариков, что бы без нас делали? Говорят, техника без знаний мертва. А я бы добавил: и старики ветераны нужны не менее, чем техника».
– Рассказывайте, – коротко приказал командир.
Лейтенант помялся, затем смущенно заговорил:
– Ничего особенного, товарищ полковник. Раздули все. Познакомился я с девушкой. Пригласил в кино. Она пошла. Сама пошла, никто ее не принуждал.
Теремову были известны все детали этого происшествия. Выслушав рассказ Семушкина, он понял: лейтенанту не очень стыдно за свой поступок, он не понимает последствий, которые вытекают из его действий, поэтому и преподносит все так упрощенно. В общем, как все юноши, не смотрит далеко вперед. Придется проучить. И, чтобы лучше запомнилось, даже «снять стружку».
– Из ваших слов, товарищ Семушкин, я могу сделать нелестный для вас вывод. Поэтому доложите еще раз. Учтите: меня уже информировали об этом деле.
– Мы ехали в автобусе: я и еще двое лейтенантов из нашего полка. В машине встретили девушку. Ну, я пригласил ее в кино. Она пошла… – Семушкин опять замялся.
– Не хватает мужества? – спросил командир. – Ладно, я помогу вам разобраться. Вы отлично понимаете – нет ничего предосудительного в том, что молодой человек пригласил девушку в кино. Однако девушка была кондуктором автобуса. Находилась на работе. А вы, как павлин, распустив хвост, красовались перед ней. Как же, победил! Показал свою неотразимость!
Николай Петрович сделал паузу, предоставляя возможность Семушкину сказать что-либо в свое оправдание. Но лейтенант молчал. Он стоял, высокий, красивый, опустив глаза в пол.
– Может быть, вам очень повезло: встретилась женщина, которая по-настоящему вас полюбила. Она забыла, что находится на работе, бросила свой пост. А вы разыграли водевильчик…
– Этого не было, – буркнул Семушкин. – Мы ее не обижали.
– Не обижали! А увести с работы, это как, по-вашему, называется? – строго спросил Теремов. – Я не знаком еще с этой девушкой, но обязательно повидаюсь с ней. Извинюсь за офицеров нашего полка. Я уверен, она хороший человек. Не знаю ее других качеств, но в искренности ей не откажешь.
– Не нужно, товарищ полковник, извиняться. Я сам это сделаю, – тихо сказал лейтенант. – Я не хотел ее обижать, правду вам говорю. Не подумал в тот момент. Теперь сам вижу, поступил… – лейтенант подыскивал слово и наконец вымолвил, – поступил низко, недостойно.