– Когда ж это случится?
– Думаю, осенью. А ты пойдешь за меня, за арапа черного?
– Пойду, – кокетливо и лукаво улыбнулась она, – коли сам царь Петр сватом будет.
Обнялись на прощание, и помчался Абрам в Кронштадт. А мысль-то подсказала Асечка какую: царь сват, уж ему-то не откажет отец девушки. И снова письма, в которых он просил не бранить своего Абрама за долгую отлучку, ему ведь и «грязи кронштадтские повиняются», а как только выдастся время, непременно приедет. И нес конь Абрама как на крыльях назад в Петербург…
Но попало письмо в руки отца.
– Вот до чего довели ле дансы да книжки! – с пеной на губах шипел Иван Лукич дочери в лицо. Мать не смела рта раскрыть. – Вот оно! С арапом! Холопом царя!
– Он не холоп, – возразила Асечка. – Он хочет руки моей просить.
– Руки? – пропал голос у отца. – Арап?! Не бывать тому! Срам-то какой: черный зять! Не отдам за него!
– Отдадите, – упрямо заявила смелая Асечка. – Я дитя его ношу.
Тут и матушка взвизгнула, на стуле подпрыгнула, а папа́ вовсе дара речи лишился, заходил по горнице, взмахивая от негодования руками. А потом дочери пощечину – хрясь, другую – хрясь! И сказал тихо, чтобы ненароком не услышал кто:
– Вот тебе мое отцовское благословение. А тебе, старая, скажу: плод вытравить!
– Да ты что, отец! – ужаснулась жена. – Помрет ведь, не рожавши…
– По мне пущай помрет, нежели в подоле арапа принесет.
– Не дам извести дитя! – закричала непокорная дочь. – Государю пожалюсь!
– Перечить? Мне? Тебя Васька Мятлев за себя взять хочет! Мятлевы – фамилия хорошая, честь нам оказывают, а ты…
– Не пойду за него, дурака…
– Да он теперя тебя сам не возьмет, порченую. Еще и ворота дегтем измажет.
Ни уговоры, ни угрозы не действовали на дочь. Тогда Иван Лукич применил силу. Асечку заперли в светелке, окошко, через которое на свидания бегала, забили наглухо.
– Не дочь ты мне боле, – сказал отец.
Абрам приехал с вестью радостной: государь согласился сватом быть, потешался, представляя Ивана Лукича, когда придут дочь сватать. Но подруги не нашел на условленном месте ни в тот день, ни потом. Обеспокоенный Абрам в дом к отцу ее пришел и застал того в горе, да и родня Асечки в слезах была.
– Нету дочери у меня, – сказал Иван Лукич. – Померла она.
Словно бочка с порохом взорвалась, на которой сидел Абрам. Неподдельному горю отца Асечки он поверил. А когда Петр поинтересовался, почему он в скорби пребывает, ответил:
– Невеста моя Асечка умерла.
– Не слышал я, чтобы дочь Ивана Лукича отпевали. Он человек на виду, а слухов о горе его не было…
Петр повелел явиться к нему Ивану Лукичу, но предварительно навел справки, выяснил, что действительно дочь тот не хоронил. Петр заподозрил обман.
– Где дочь твоя младшая? – спросил.
– Померла Асечка, – горько заплакал Иван Лукич, но, не смея смотреть государю в лицо, голову склонил на грудь.
– Лжешь ведь, – сказал Петр грустно, – за арапа не хочешь отдавать. А коль родятся у них дети и прославят имя твое? А? Абрам-то первый русский инженер и крестник мой. За него почетно дочь отдать. Да и средства имеет.
– Померла дочка, – еще ниже опустил голову упрямый отец. – В деревне померла.
У Петра сводило скулы от сморщенной и жалкой физиономии Ивана Лукича. Этого хоть на дыбу вздерни, а не сломить. Немногим ранее Петр обещал его высечь принародно по голому заду, если баб своих на ассамблею не приведет, только страшась позора, он и послушался.
– Гляди, – зло сказал Петр, грозя ему пальцем, – коль прознаю, что врешь ты, поджарю на сковороде до черноты, чтобы сам стал похож на арапа. Теперь убирайся, старый дурак.
Абраму же царь посоветовал вызнать, где девку прячет родитель, а там обещал помочь выкрасть. Но усилия разузнать о местонахождении Асечки терпели крах, тем не менее Абрам не отчаивался.
А Иван Лукич тайно, ночной порой вывез дочь из Петербурга. Асечку связали, бросили в карету и повезли к брату Ивана Лукича…
День рождения Ивана Ивановича отмечался по традиции на даче, где можно по-настоящему расслабиться, не обряжаться в торжественные костюмы, а свободно расхаживать в удобной одежде. Суета стояла неимоверная, съезжались гости, громко сигналя, тут же подключались к приготовлениям, в общем, никакого официоза. Первой всех встречала Дуська, белоснежная собачка породы шпиц, захлебываясь лаем. Даша даже попятилась от напора злюки, не помогли слова Артура:
– Она никого еще не укусила. Да не бойся! Дуська, фу!
На «фу!» Дуська плевать хотела и норовила сзади тяпнуть за ногу Дашу, которая воспользовалась Артуром как щитом, прячась за него. Прогнала злюку Катя и повисла на шее брата:
– Артур! Мой любимый братец! Как я по тебе соскучилась!
– Сколько? – спросил он, не выказывая радости.
– Что – сколько? – удивилась Катя, хорошенькая девушка.
– Когда ты называешь меня «любимым братом» или говоришь, что соскучилась со степенью «как», – будешь клянчить деньги. Когда то и другое произносишь вместе, значит, будешь трясти меня, как грушу. Я сокращаю другие приемы, чтобы ты не тратила зря запал.
– Вот ты противный, – надула губы Катя. – Назло не буду просить!
– Ты меня безумно огорчила.
Показав скупердяю язык, сестра гордо удалилась, успев мимоходом поздороваться с Дашей. Родители Артура хорошо знали Дашу еще со студенчества. Алла Константиновна, расцеловав обоих, шутливо отчитала сына за долгое молчание, потрепав за волосы, и тут же по-свойски приставила Дашу резать киви и апельсины.
Иван Иванович начал принимать поздравления в пять вечера за длинным столом на веранде, где разместилось человек двадцать – самые близкие друзья. Алла Константиновна позаботилась не только о разнообразии закусок, но и чтобы вечер проходил как можно веселее, поэтому поздравляли именинника не одними нудными тостами, а больше в шутливой форме, то стихами и песнями под гитару, то изображением сцен из его жизни. Хохот стоял оглушительный. Одна Катя снимала праздник на видеокамеру с кислой миной, видимо, у нее остались интересы в городе, а родители заточили бедняжку на даче, плюс – не удалось выпросить нужной суммы у брата. Девушка откровенно скучала.
Около семи часов послышался непрерывный гудок автомобиля.
– Ну, наконец-то! Иванушка приехал! – воскликнула Алла Константиновна.
Под общие приветствия на веранде появился Иван с большой кастрюлей.
– Артур! – громко крикнул Иван, потрясая кастрюлей. – Тебе работа!
– Ваня пока перекусит, – сказала всем Алла Константиновна, – Артур разожжет мангал. Господа, предлагаю отдохнуть и нагулять аппетит на шашлыки.
– Я с тобой, можно? – шепнула Артуру Даша.
– Конечно.
Гости разделились на группы, разбрелись по небольшому пространству дачи. Некоторые спустились к ручью в глубокий овраг, прилегающий к участку и поросший дичками. Артур с Иваном сделали в нем запруду, в бурлящей чаше можно окунуться, но никто не решался – вода в любую жару восемь градусов, а на дворе сентябрь. Зато обдает мелкими брызгами и прохладой, а слух ласкает неповторимый рокот текущей воды.
Дрова в мангале затрещали, взметнулся огонь, Дашу окутал дым. Она пошатнулась, прикрыла глаза ладонью.
– Что с тобой? – подскочил Артур.
– Не знаю… Земля покачнулась от дыма, наверное.
– Сядь сюда. – Он торопливо усадил ее на старый табурет. – Принести воды?
– Нет, нет… Прошло. Это было одно мгновение. Странно… Земля вдруг наклонилась набок… Второй раз такое, первый – на дороге, когда… В общем, не важно. Успокойся, все хорошо. Занимайся мясом. Странно, за городом обязательно едят шашлыки. Почему? Ведь столько можно приготовить блюд из мяса на костре и под ним.
– Шашлыки давно стали традицией…
Артур начал нанизывать мясо на шампуры. Помня рассказ Даши под гипнозом, он прекрасно понимал, отчего дым так подействовал на нее и где она видела перевернутую землю. Он разложил над угольями шампуры, сбрызнул из полиэтиленовой бутылки с дырочками в пробке пивом, замахал дощечкой, разгоняя дымок. Подошел Иван, успевший окунуться в ручье, братья начали спорить, как лучше готовить шашлыки. Даша отметила, что Артур намного выигрывает внешне в сравнении с Иваном, хотя младший, надо признать, чертовски обаятелен.
Дуська бегала по даче и предупредительно тявкала на гостей. Даша вдруг перенеслась далеко: ночь, пахнущая фиалками, яркие звезды, влажный воздух, Дружок, поскуливающий у будки…
– О чем ты задумалась?
На корточках сидел Артур, заглядывая в глаза. Даша погладила его по щеке:
– Ни о чем. Ты очень хороший, тебе это говорили?
– Когда я делаю больно, мне говорят, что я садист. А вообще-то я исключительный человек, странно, что ты раньше не замечала.
– Замечала, – вздохнула она с грустью.
Вкус шашлыков оказался божественный. Похвалы наперебой завоевывали Иван и Артур, один убеждал, что главное – замариновать мясо, другой – что зажарить. Гости старались хвалить обоих. К одиннадцати часам половина гостей разъехались, самые близкие друзья остались на ночь. Пока кто-то пел в доме под пианино старые песни, остальные танцевали под магнитофон на площадке перед верандой. Артур и Даша, двигаясь в медленном танце, наблюдали, как Иван и симпатичная адвокатесса комично изображали аргентинское танго под довольно спокойную музыку. За ними с истеричным лаем носилась Дуська.
– Ты боишься собак? – спросил Артур Дашу, сосредоточившуюся на Дуське.
– Нет, – очнулась она. – Просто Дуська мне напоминает… сама не знаю что. Опять deja vu…
– Ранее виденное? Это со многими бывает.
– Но у меня слишком часто последнее время. Может, оттого, что я головой стукнулась? Знаешь, бывает, на человека падает кирпич, но не убивает. Он очнулся и вдруг начинает говорить на языке, которого никогда раньше не знал. Со мной чуть-чуть иначе… Не обращай внимания, давай танцевать.
Она смелее обняла его за шею и уткнулась лбом в плечо. Его руки скользили по спине, иногда чуть сильнее сжимали. Но ничего больше. Как это понимать? Относится к ней как к старинному другу? И все? Прямо выяснить не в ее характере. К ним подошла Алла Константиновна: