ющий пейс. – «Форд» я достал – это уже пятьсот рублей, теперь ненужный «Форд» надо назад перебросить – это еще пятьсот, плюс пять сотен за то, чтобы вытащить «Москвича». С тебя полторы штуки, командир!
– Сэкономим, пожалуй, – почесав щетину по макушке, решил «командир». – «Фордешник» можешь не возвращать, сделаем подарок его хозяину и лишнюю бяку гаишникам. Даю штуку, тяни мой «Москвич»!
– Дело хозяйское! – Лева пожал плечами и повторил операцию.
Спустя четверть часа самоходный кран вновь взял курс на дачный поселок, где его ждала халтурная работа. Вращая баранку, простой русский мужик Лева Бернар насвистывал «Хава нагила» и время от времени благодарно прикладывал ладонь к нагрудному карману рубашки. Тысяча рублей, не подлежащая дележу с кровопийцей Ивановым, грела его русско-еврейское сердце.
Глава 12
Сообщив нам дурные вести, Зяма немедленно вызвонил по своему сотовому такси и умчался в город – помогать папуле в поисках угнанной машины. Честно говоря, мне было не совсем понятно, какова будет роль отца и брата в этом процессе. По идее, поисками угнанного транспорта должна ведь заниматься автоинспекция?
– Автоинспекция и будет заниматься поисками, – рассудительно сказала мамуля, проявляющая поразительное хладнокровие. – А Боря обзвонит своих боевых друзей, попросит у них помощи и поставит под ружье половину личного состава всех силовых структур России. Через час наш пропавший «Форд» начнут высматривать дежурные на пограничных вышках, вынюхивать специально обученные собаки и выискивать глубоко законспирированные разведчики. Вот увидишь, к вечеру машина вернется к хозяевам.
– А что, по твоей версии, будет делать Зяма? – спросила я, заинтересовавшись ее видением ситуации.
– Зяма? О, Зяма будет кадрить военных регулировщиц, милицейских телефонисток и возможных свидетельниц по делу об угоне! – мамуля не затруднилась с ответом. – Давай-ка лучше подумаем, что будем делать мы с тобой!
– Трудный вопрос! – признала я. – С одной стороны, милицейские сыщики уже не проявляют ни к кому из нас опасного интереса. Похоже, они не винят нас в смерти гражданки Горчаковой, так что мы могли бы не искать убийцу Нины своими силами, но…
– Но две тысячи долларов подозрительного происхождения жгут мне карман! – подхватила мамуля. – Мы увязли в этой криминальной истории и просто обязаны в ней разобраться! – Маменька заблестела глазами. – Смотри, что я придумала! – она развернула ноутбук, чтобы я видела монитор.
Я посмотрела. На экране черным по белому крупными, с воробья, буквами было написано: «Орнитолог мог видеть!»
– Это что? Название нового ужастика? – спросила я. – Или квинтэссенция сюжета? Типа, от природы герой-орнитолог был зрячим, а в ходе кошмарных приключений утратил зрение? Например, ему выклевало глаза зловещее черное воронье?
– Тебе самой надо писать ужастики! – поежилась мамуля. – Что за жуть ты выдумываешь! Это предложение не имеет никакого отношения к моему литературному творчеству! Я просто думала об убийстве горничной и пришла к определенным выводам. Ты готова слушать?
– Слушать, смотреть, обонять и осязать! Я же не орнитолог, который был ограниченно годен – мог только видеть! – съязвила я. – Излагай!
– Излагаю, – согласилась мамуля. – Я что подумала? Я подумала, что у Нины Горчаковой кто-то был!
– Конечно, был! – перебила я. – Ей же нанесли ножевое ранение! Это можно было сделать только при тесном контакте, я еще не слышала о дистанционно управляемых ножах!
– Я не об этом! – мамуля посмотрела на меня с досадой. – Вечно ты не дослушаешь! Я думаю, что у Нины был мужчина!
– С чего ты взяла? Все, с кем я беседовала о Горчаковой, говорили, что она жила одна! У нее даже подруг не было! Женщина жила чуть ли не затворницей и из всех радостей жизни знала разве что гастрономические! Продавщица из магазина сказала, что Нина каждый день покупала вкусную еду – колбасу, сыр, шоколад. – Я хихикнула. – Работница прилавка ужасно завидовала Горчаковой, потому что та ела что хотела и все равно оставалась стройной. Сама-то продавщица мясистая, как сарделька.
– Правда? – мамуля чему-то обрадовалась. – Так это только подтверждает мою версию! Дюша, ведь на работе – в доме Паши и Надин – Нину, как и прочую прислугу, регулярно кормили! И очень хорошо кормили, это я тебе авторитетно говорю! Вряд ли после доброй трехразовой кормежки в доме Ситниковых у Нины вечером был еще аппетит, я лично одним вчерашним обедом сыта была до поздней ночи!
– Ты хочешь сказать, что деликатесы в сельпо Нина покупала не для себя? Колбасу и шоколад ела не она, ими лакомился кто-то другой? Хм… Пожалуй, это объясняет, почему она не толстела!
– Это объясняет все! Похоже, у Горчаковой был тайный сожитель! – торжествуя, объявила мамуля. – Они поссорились, он ее ударил ножом и сбросил тело в овраг – далеко ходить не надо было, ведь двор Горчаковой примыкает к мусорному каньону. А потом убийца поджег дом, чтобы скрыть следы своего пребывания, и сбежал.
– Ушел в близкий лес! – подхватила я. – А там набрел на древний «Москвич» и устроил в нем тайник – спрятал две тысячи баксов!
– Которые он отнял у Нины! – Мамуля подставила мне ладонь.
– Которая украла их у мафии! – Я звонко шлепнула по ее ладони, и мы засмеялись, чрезвычайно довольные друг другом.
– Но при чем же тут орнитолог? – поулыбавшись с минуту, вспомнила я.
– Ах да, орнитолог! – мамуля снова крутнула ноутбук и прочитала с экрана: – Орнитолог мог видеть!
– Убийство?
– Нет, это вряд ли, – с сожалением сказала она. – Я так поняла, этот птицевед-птицелюб убрался из окрестностей Буркова не вчера, а гораздо раньше. Его погребок с консервами давно никто не отрывал, сквозь мох на крышке даже успели прорасти поганочки. Но зато орнитолог вполне мог случайно увидеть во дворе Горчаковой ее тайного друга! Орнитолог ведь не один день сидел с биноклем на дереве, причем наверняка при этом прятался и маскировался, чтобы не спугнуть птичек!
– Значит, дело за малым, – подытожила я. – Нам надо найти этого орнитолога и расспросить его. Есть небольшой шанс, что он даст нам описание сердечного друга горничной.
– Ничего себе – сердечный друг! – мамуля покривилась. – Он же ударил ее ножом!
– От любви до ненависти – один шаг, – философски заметила я. – Кстати, Дениска говорил, что в нашей стране самым распространенным кровавым преступлением является убийство на бытовой почве, а в российском хит-параде смертоносных орудий верхние строчки занимают чугунная сковородка и кухонный нож!
– Денис знает, что говорит, – не стала спорить мамуля.
Денис Кулебякин – это мой собственный сердечный друг, и не тайный, а явный. До такой степени явный, что все мое семейство ждет не дождется, когда же я выйду за него замуж. А я не тороплюсь. Денис мне нравится, и даже очень, но у него не самая изящная фамилия и крайне неудобный для тихой семейной жизни род занятий. Мой любимый служит в органах внутренних дел, он эксперт-криминалист.
– Может, Денису позвонить? – задумалась мамуля. – Он бы нам помог.
– Ага, помог бы он тебе схлопотать срок за хищение невесть чьих баксов! – ехидно поддакнула я.
– Все равно позвонить не получится, Зяма свой телефон увез, а наши с тобой мобильники уже вторые сутки разряжены, – мамуля быстро передумала звонить капитану Кулебякину и даже убедительно обосновала свое решение.
– Да, позвонить не получится! – с сожалением согласилась я, вспомнив о необходимости сделать другой звонок – дипломатического характера. Мачехе Поля. – А у Ситниковых грандиозный скандал по поводу исчезновения Поля!
Я вкратце пересказала мамуле разговоры, которые случайно подслушала.
– Как нехорошо получается! – расстроилась мамуля. – Люди волнуются, а мы могли бы их успокоить, но у нас нет телефона… Ладно, мы что-нибудь придумаем.
– Не мы! Ты придумаешь, – поправила я. – Я прямо сейчас начну искать орнитолога.
– Как же ты будешь его искать? – спросила она, обиженная, что я присвоила себе более интересное дело.
– Отправлюсь в лес, к месту его летнего гнездовья, – бодро ответила я.
– Надеешься, что он вырезал на дереве: «Здесь был орнитолог Сидоров из Екатеринодара» – и свой телефонный номер? – ехидно спросила мамуля.
– Это было бы очень мило с его стороны! – я не позволила досадующей родительнице умерить мой энтузиазм.
Мамуле очень хотелось присоединиться к поисковой экспедиции, но больная нога ей мешала. За моими сборами она наблюдала с надутыми губами.
Я рассудила, что соваться в лес, где после дождя должно быть очень мокро и грязно, в светлых кроссовках не стоит. В сарае нашлась гораздо более подходящая обувь – тяжелые сапоги, высокие голенища которых украшали широкие брезентовые отвороты с кожаными ремешками. При желании я могла пристегнуть эти ремешки к поясному ремню, и тогда мне не страшны были бы не только лесные лужи, но и ручьи, и болота.
Ботфорты были мне великоваты, но не слишком, всего на пару номеров. Впервые в жизни я порадовалась, что у меня не золушкина ножка, сорок первый номер! Я натянула на каждую ногу по два толстых шерстяных носка бабушкиной вязки, и сапоги стали почти впору.
– Классные сапожки! – восхитилась мамуля, когда я проходила мимо окна.
Любопытная родительница выглянула на шум моих шагов. В суперсапогах я шла тяжело, не сгибая ноги в коленках и приволакивая стопы. Я напоминала себе ту боевитую тетку из фильма «Чужой», которая для сражения с монстрами запрягалась в робот-погрузчик.
– Обувь от кутюр! – продолжала насмехаться мамуля. – Точь-в-точь такие бахилы носит мужик из рекламы сигарет «Мальборо»!
В роскошных сапогах Ковбоя Мальборо я могла идти, не разбирая дороги, поэтому сократила себе путь к лесу, направившись через заповедную лопуховую поляну.
– Осторожнее! – взволнованно крикнул Поль, когда я взрезала лопуховые волны, как тяжелый танкер.
Пашка стоял на тропинке. Вид у него был еще тот! Я посмотрела на него – мокрого, грязного, в измазанной растертой зеленью одежде – и поняла, что сафари на ящериц и элементарная гигиена несовместимы.