Солдаты молча кивнули в знак согласия.
Каскад выскочил из блиндажа и, невзирая на неимоверную тягу взглянуть на Труп, проигнорировал это желание и побежал к ближайшим ячейкам. Один из блиндажей, где жили три солдата, оказался осыпанным. Из-под сырой земли торчали части тел, а рядом, в траншее, лежал раненый. Судя по трём пустым шприц-тюбикам, он вколол себе промедол, а потом ещё добился нефопамом и успел перетянуть турникетом ногу.
– Живой? – спросил Каскад.
– М-м-м…
Солдат был между жизнью и смертью, причём умереть мог от передозировки обезболивающим.
– Кузьмич! Кощей! Звук! Кто-нибудь! Есть живые?
– Да! Я, – послышался ответ. – Кузьмич. Мы целы.
– Готовь носилки на эвакуацию.
– Каскад, лучше укройся. Сейчас повторные прилёты пойдут.
«Конечно пойдут».
– Давай сюда, надо Белого оттащить.
Тишина. Кузьмич не очень-то спешил на помощь.
– Каскад, давай переждём. Все ведь подохнем.
«Ну, сука, ты уж точно у меня сдохнешь».
– Давай сюда, я говорю. Гондон! Он здесь загибается, а вы сидите! – Каскад проорал так громко, как мог. Даже гром, дождь и ветер не помешали донести до подчинённых его мысль.
– Идём! – прокричал Кузьмич.
Каскад присел рядом с Белым.
– Белый, держись. Сейчас мы тебя ко мне затащим, а потом на эвакуацию.
Белый по-прежнему бессвязно мычал.
К ним подбежал Кузьмич. По пути он упал и теперь весь с ног до головы был вымазан в грязи.
– Где остальные? – спросил Каскад. Его злоба ещё не прошла.
– Там. В укрытии.
– Какого хера?
– Пусть сидят. Вдвоём справимся.
– Кто с тобой?
– Кощей и Звук. А что с этими? – Кузьмич указал на засыпанный блиндаж.
– Пиздец им по ходу. Давай Белого к тебе оттащим. Там положим.
– Надо эвакуировать.
– Не сможем сейчас.
– Белый долго не протянет.
– Знаю. Бери за руки.
Кузьмич с Каскадом потащили солдата к блиндажу. Там Звук с Кощеем перехватили раненого и затащили внутрь.
– Кузьмич, лезьте лучше в «лисьи норы». Там шансов больше.
– Их подтопило. Не вариант. Да и если пидоры пойдут, нам конец. Мы в блиндаже. Как затишье, я просмотрю. Оставайся с нами, они вот-вот повторят.
Каскад и сам знал. Труп ему подсказывал.
– Мне на связь выйти надо с комбригом. Давайте, вооружайтесь.
– Уже, – ответил Кузьмич.
Как только он отошёл от блиндажа, ударил снаряд. Короткий свист сменился мощным взрывом, и Каскад упал. Его лицо окунулось в лужу на дне траншеи, отчего офицер выругался в полный голос.
«Я всё равно доберусь к себе».
Второй снаряд упал почти сразу и гораздо ближе. На голову Каскаду посыпались земля и ветки. Он присел на корточки и пошёл гуськом. Когда третий снаряд разорвался в нескольких метрах, Каскад встал на четвереньки и, наплевав на то, что превратился в поджавшего хвост пса, добрался до ближайшей «лисьей норы», забился туда, как жалкая, трусливая, избитая хозяином дворняга.
Сидя в тесной подтопленной землянке, Каскад считал прилёты. После трёх был залп, который почти не задел лесополосу, но наверняка хорошенько продырявил прилегающее поле. Он жалел, что не взял с собой «Азарт». Неожиданно вспомнил, что прихватил рацию внутренней связи.
– Кузьмич, я Каскад. Целы?
– Да.
– Дозор, а вы?
– Да.
– Диспетчер, у вас как?
– Целы.
– Планер не выходил?
– Выходил.
– Скажи ему, что два двести, один триста. Тяжёлый. Вытащить пока не можем.
– Принял.
Каскад чувствовал, что вылезать из «лисьей норы» пока нельзя. На улице светало, и теперь только дождь ухудшал видимость.
– Дозор, никого не наблюдаете?
– Пока нет.
– Повнимательнее там.
– Плюс.
Каскад прокашлялся в грязный кулак, прикусив его. Он рычал, не в силах понять, что делать дальше. Ещё немного, и он сойдёт с ума. Так бы и сидел, если бы не пакет градов, посыпавшихся на их опорный пункт. Пока сверху доносился грохот разрывающихся реактивных снарядов, офицер мог кричать не стесняясь.
Когда всё утихло, сжавшись в комок, Каскад ушёл в себя. Снова вспомнил маленького сына, молодую жену, родителей и друзей, даже бабушек-дедушек и тех вспомнил. Что будет с ними, как они воспримут его потерю? Сын его любит, хоть и не всё пока понимает. Жена, может, и отчитывает иногда, но теперь, когда он на СВО, когда уже чуть не лишилась его однажды, оставила все обиды в прошлом. Тяжелее всего придётся родителям: хоронить своего ребёнка – непростая ноша.
Плевать.
«Я сделаю то, что должен».
Вспомнилась вдруг цитата Лиама Нисона из «Схватки»: «Я ринусь в бой, достойный схватки, последней на моём пути».
Слова воодушевили, они помогли собраться и вспомнить, что на плечах у него по-прежнему офицерские звёзды и что, как ни крути, достались они тяжело.
Несколько раз глубоко вдохнув, Каскад выполз из «лисьей норы» и помчался по сырому окопу к себе в блиндаж. Ботинки промокли насквозь, порывы ветра с дождём хлестали по лицу, ноги стали ватными настолько, что никакой адреналин уже не помогал. Первый поворот он преодолел легко, но на втором споткнулся о корягу и упал, в очередной раз вывалявшись в грязи.
«Да будь всё проклято!»
Каскад обернулся посмотреть, что это ещё за коряга, но вместо неё увидел человеческую ногу, торчащую из-под земли. Она принадлежала одному из тех, кто сейчас был похоронен в том блиндаже, на который пришёлся удар артиллерии. Парень даже не успел обуться. Куда он спешил? Зачем вылез из укрытия? Ответа теперь они не узнают.
А если кто-нибудь из них оставался жив и в страшной агонии задыхался под завалами в надежде, что его откопают?
Нет. При всём желании Каскад не может позволить себе бросить людей на раскопки. Потерял троих, но может потерять и остальных.
Офицер встал на ноги, отхаркнул сопли, что скопились в горле, и побежал вновь. Перед самым блиндажом, уже когда собрался войти внутрь, остановился.
А что ему терять?
Каскад вылез из окопа, подошёл к Трупу и попытался пнуть эту тварь. Когда правая нога оттянулась назад для размаха, левая вдруг начала скользить по земле, и вновь Каскад оказался распластанным на сырой почве. Ощутив на лодыжке чьё-то прикосновение, истерично заорал, брыкая ногами что есть мочи. Весь грязный, как чёрт, одетый в бронежилет, со сползшей на глаза каской, он с трудом отполз от Трупа и посмотрел, не тянет ли тот к нему свои кости.
Труп лежал точно в том же положении, что и раньше. Его рука безвольно покоилась на прежнем месте и вроде как даже не шевелилась. Фантомные ощущения хватки ещё больше разозлили Каскада. Уж лучше бы Труп и правда попытался на него накинуться, тогда можно было бы сразиться с ним по-честному.
– Командир! – послышался рядом голос.
Офицер повернул голову в сторону своего блиндажа. Вставать не имело смысла. Пусть видят, как он никчёмно припал к земле, не сумев причинить вреда даже жалкому беспомощному скелету.
Из окопа выглядывал солдат. В руках он держал рацию.
– Дозор срочно на связь вышел! Он две группы увидел.
«Это конец».
– Где?
– И справа, и слева. По лесополкам соседним идут. Только вошли, говорит.
«Пиздец».
– Он стрелял?
– Без твоей команды не стал.
Каскад упёрся руками в землю, аккуратно встал, пытаясь не поскользнуться, чтобы ещё больше не упасть в глазах подчинённых. Он спустился в окоп и вслед за солдатом зашёл в блиндаж. После промозглого дождя здесь царила райская атмосфера.
– Дай сюда.
Офицер выхватил рацию и вышел на связь с наблюдательным постом:
– Дозор, что видишь, говори.
– Две группы пехоты. Одна по правой лесополке, примерно сто метров вглубь. Идёт медленно. В тепляке наблюдаю десять человек. Но видимость хреновая, возможно, их больше.
– А слева?
– То же самое. Только они стоят почему-то. Не двигаются. Метров тридцать-сорок от опушки.
– Стрелкотни не слышно? В левой же наши сидят.
– Не слышно. Либо они ушли, либо их разъебали.
«Их разъебали, а потом они ушли. Наверняка именно в такой последовательности».
– Я понял. Сейчас арту вызову. Наблюдай разрывы и корректируй.
– Да, принял. Жду.
Каскад прервал связь, посмотрел на карте координаты тех мест, где, по словам Дозора, находилась вражеская пехота.
– Планер, я Каскад. Срочно!
– Каскад, я Планер. Говори.
– Две группы пехоты. Называю координаты. Готовы корректировать?
– Каскад, я Енисей. Диктуй, записываю.
Командир взвода продиктовал координаты, после чего ещё раз продублировал задачу наблюдательному посту. Парни были начеку, и теперь их собственная судьба зависела от точности ударов артиллерии по наступающему противнику.
10
Воздушная тревога продолжала зловеще реветь за окном, нервируя Артура и женщин ещё больше, чем мигающий свет. Ко всему прочему добавилось переживание за Алису. Если Рома с дочерью чуть постанывали во сне, то девушка умудрилась даже заплакать и при этом не проснуться.
Вера тревожилась больше остальных. Было видно, как тяжело ей даётся видеть страдания дочери. И всё же, хоть и с неким чувством замешательства, Артур начал понимать, почему Рома решился призвать на помощь дочь. Артур не знал ни Алисы, ни Веры до этой ночи, но даже за те часы, что провёл с ними, успел убедиться, что они хорошие люди, которые попали в жуткую ситуацию.
А если Ника настолько сильна, как говорил Рома, то привлечение её к этому процессу не вынужденная мера, а скорее, необходимая.
Свет в коридоре моргал всё чаще, и Артур предложил Вере его выключить. На улице ещё не рассвело, но зародыши солнечных лучей скоро пробьются из-за горизонта, так что без ламп можно обойтись.
Вера отошла и выключила свет. Она сделала это почти бегом, опасаясь, что именно в этот момент дочери может понадобиться её помощь. Тем временем за окном раздался новый взрыв, и снова все машинально дёрнулись.
– Боже, что-то сегодня сильнее чем обычно. Дай бог, чтоб всё сбили, – проговорила мать Алисы так, словно читала молитву.