– Но, мама…
– Не спорь. Я тебе позвонила не для того, чтобы с тобой препираться. Слышишь, что я говорю? Расстегни рубашку или в чем ты там сейчас… Подними майку, надеюсь, ты не забываешь надевать майки? Прижми низ трубки к груди и глубоко вдохни и выдохни… Тааак… Теперь не дыши… Снова вдохни…
– Мама…
– Помолчи, ты мне мешаешь… Как же плохо слышно… Это у тебя или у нас телефон трещит?… Передвинь трубку вправо… Вдохни поглубже и выдохни… Ничего не слышу… Слава богу, все чисто!
– Я же сказал, что все в порядке.
– Отец спрашивает, тебе денег прислать?
– Нет.
– Точно? После праздников, может быть, дадут зарплату, мы можем тебе немного подбросить…
– Нет, мне правда не нужно.
– Хорошо, а почему бы тебе не приехать домой на День республики? Тетя Роска все время про тебя расспрашивает, сегодня утром сказала, что видела тебя во сне, будто ты идешь через лес к какому-то красивому желтому дому, она хотела пойти за тобой, а тут начался дождь, забарабанило по крыше, и она проснулась. Может, приедешь завтра?
– Нет, не могу, мне нужно много прочитать для госэкзамена, приеду на следующей неделе. Чем вы занимаетесь?
– Да так, каждый своим делом. Отец читает твой журнал, «Наши достопримечательности». Просит тебя поздравить, пока ни одной ошибки не нашел. А я варила варенье из айвы. Из тертой. Такое, как ты любишь. Так обещаешь приехать? Или послать тебе банки с автобусом?..
– Точно приеду, в следующую субботу.
– Хорошо, сынок, ждем тебя. И не срами меня на весь Белград, меняй носовой платок каждый день. И запомни, будешь заваривать чай, щепотку бери тремя пальцами. И ни в коем случае не клади сахар, от него уменьшается целебное действие чая. Береги себя…
– Не волнуйся. Скоро увидимся. И вы тоже берегите себя.
52
Как бы дико ни звучали слова профессора, Адам решил немедленно их проверить. Он натянул куртку и вышел на улицу, как всегда ненадолго задержавшись перед закусочной «Наше море». Через стекло можно было увидеть официанта в рубашке с короткими рукавами, который разносил кофе и рюмки с полынной настойкой. Как-нибудь надо зайти туда, решил он. Все-таки интересно, о чем они разговаривают, открывая рот как рыбообразные существа. А потом он пошел вверх по улице, намереваясь найти дом номер 9 по улице Пальмотича.
Однако на углу Балканской и улицы Народного фронта Адам передумал. Неподалеку, как сказал ему Тиосавлевич, жил Покимица, и он решил сначала удостовериться, действительно ли это так. Да, внизу в подъезде на одном из почтовых ящиков фигурировало знакомое имя. До двери квартиры он решил не подниматься, не успев выдумать предлог для визита. И так бы и пришлось ему продолжить свою дорогу, если бы в этот момент из двери на первом этаже ни вышла дворничиха, женщина с проницательным взглядом и редкими, распущенными по плечам волосами, которая без всяких вопросов со стороны Адама вывалила на него целый ворох сведений – где сейчас находится каждый из жильцов, когда они возвращаются, как ее приветствуют, кто сколько расходует воды, кто балуется выпивкой, у кого какие привычки…
– Сретен Покимица в течение недели отсутствует, как он говорит, по работе. Семьи у него нет. Дома бывает только по выходным, отдыхает. Но если хотите знать мое мнение, на самом деле он бывает дома через день, я слышу, как он там шуршит, ходит по комнатам, иногда даже вижу, как он выглядывает из-за занавески… Может, это совесть ему не позволяет появляться на людях, знаете, в свое время он… – вот что вычленил Адам из ее болтовни.
Выйдя на Теразие, он остановился передохнуть. От слабости у него по-прежнему кружилась голова, вся центральная площадь словно покачивалась то в одну, то в другую сторону, в зависимости от того, сколько в каком конце ее было пешеходов и машин, а здания «Албании», отеля «Москва» и Игумановой палаты казались гирями на чаше весов, которые в течение десятилетий кто-то добавлял безрезультатно, пытаясь добиться равновесия. Как же это возможно, взвесить столькие судьбы, подумал он. Если только речь не идет о тысячах разновидностей одной и той же судьбы, промелькнуло у него в голове, и, взволнованный таким ответом, он почти бегом пустился от Теразие в сторону Скупщины. Потом пересек парк и оказался в начале тихой улицы Пальмотича.
Пять. Семь. Девять. Фасад с множеством выступающих карнизов. Холл с мраморным полом и звонким эхом от подбитых железными подковками каблуков, с разбегающимися жилками трещин и пятнами тишины под более новыми, резиновыми подошвами. Изысканное кружево лепнины, кое-где обезображенное небрежно замаскированными шрамами от позднейших вмешательств, связанных с заменой труб и проводки. Лифт с табличкой «Не работает». Пришлось подняться пешком.
Он долго стучал в дверь рядом с латунной табличкой, на которой было мелко выгравировано имя Наталии Димитриевич. Наконец приблизились шаги, кто-то посмотрел в глазок, повернул ключ в замке, открыл дверь, насколько позволяла цепочка, и в образовавшемся промежутке он увидел лицо Елены.
– Я шел мимо, вот, подумал, зайду… Как поживает госпожа Наталия, как вы… – проговорил Адам.
– А как вы узнали, где мы живем? – недоверчиво спросила девушка.
– Мне сказал профессор Тиосавлевич. Простите, если я некстати, если я слишком… – Молодого человека смущала сдержанность ее голоса, однако сомнений не было – она его узнала, хотя, казалось, была напугана его появлением.
– Профессор? – повторила Елена, глядя ему прямо в глаза. – Профессора больше нет в живых…
– Нет в живых? Вы шутите, не прошло и двух часов, как мы с ним вместе читали в павильоне, он показывал мне свои находки… – неуверенно усмехнулся Адам, чувствуя, как по спине поползли мурашки озноба.
– Профессор Тиосавлевич не просто умер, он убит. Наталия Димитриевич очень взволнована, она не может вас принять… – Девушка собиралась закрыть дверь.
– Убит?! Господи, кто же мог это сделать?! – У Адама Лозанича от неожиданности не нашлось более подходящих слов.
– Убит. А теперь извините меня, мы вернулись домой за шляпой с траурной лентой, профессор был учеником госпожи Наталии, и она… – Закрытая дверь придавила остальные слова.
Выйдя из дома и пройдя несколько шагов вверх по улице, молодой человек, сам не зная почему, оглянулся. Появившийся с другого конца улицы Пальмотича, в подъезд госпожи Димитриевич заходил Мойсилович, полузакрытый большим зонтом. Молодой человек готов был поклясться, что тот распространил свою деятельность и на дом старой дамы, хотя верность такого предположения нельзя было подтвердить ничем, кроме безобразных следов от недавно проложенных труб и проводов.
53
Остаток дня прошел как в кошмаре. Вернувшись домой, он схватил переплетенную в сафьян книгу и направился прямо в павильон. Строение со стеклянными стенами было пусто, в нем стоял запах влажной жары и трубочного табака с ароматом ванили. Нигде не было недавно виденных Адамом странных предметов, подтверждавших выводы многолетних изысканий профессора, кровать была застелена, никаких следов от коробок и коробочек с находками, пачек исписанной бумаги, геодезических инструментов, залатанного сачка для насекомых, археологических кисточек и шпателей, порфировых осколков женского бюста, нигде не было карты местности, линейки и лупы. Большой стол из грубых досок был пуст, единственным подтверждением того, что здесь что-то произошло, могли служить три-четыре засохшие капли потемневшей крови.
Ужаснувшись, он отбросил книгу. Дрожащей рукой с трудом набрав номер коммутатора Национальной библиотеки, попросил соединить его с Кусмуком и сбивчиво изложил ему свою просьбу: как можно скорее, любыми способами, да, как угодно, найти Тиосавлевича, да, Тио-сав-ле-вич, имя он вспомнить не мог, хотя был уверен, что где-то его слышал, а скорее всего, видел.
– Постой, минутку, не спеши, пожар, что ли?! Профессор университета? Что преподает? – спрашивал Стеван.
– Не знаю.
– А на каком факультете?
– Не знаю.
– Где публиковался?
– И этого не знаю.
– Ладно, Адамыч, а что ты знаешь? Что это за загадки такие? Ты что, влип во что-то серьезное? Может, тебе надо помочь чем-то другим, вместо того чтобы рыться в каталогах и глотать пыль в архивах библиотеки?!
– Прошу тебя только об одном, найди его как можно скорее, речь идет о жизни и смерти, ты слышишь, как можно скорее, мне нужен его адрес, телефон, или узнай, где он работает, все, что угодно, только скорее… – закончил он разговор и, подойдя к окну, принялся ждать.
Время ползло страшно медленно. Сосед, продавец сувениров, отбивал молотком мгновение за мгновением. С точностью метронома. В закусочную «Наше море» постоянно заходили посетители. Адаму почему-то вспомнились толстые стеклянные витрины рыбных рядов на Байлониевом рынке, где выловленные из воды карпы и форели, безжалостно сваленные грудами на прилавках, мучительно борются за глоток воздуха, не зная, что уже близок последний час. Мальчик и девочка за стеной поссорились. К детским крикам присоединилась брань родителей. Телефон едва успел прозвонить один раз.
– Адамыч, я нашел трех профессоров Тиосавлевичей. Божидара, Владимира и Добривое. Первый – член-корреспондент Академии наук, преподает на сельскохозяйственном факультете, специализируется по гибридным сортам зерновых… Второй – доктор электротехники, три года назад уехал в какой-то американский институт, этот не вернется… Третий работает на философском факультете, отделение истории, узкая специализация археография, кроме того, пишет прозу, в предпоследнем номере «Литературы» напечатан его рассказ, называется «Новый Лейпциг», должен сказать, это очень интересно, необычно, идея достойна романа… – отчитывался Кусмук, добросовестно перечисляя библиографические данные, книги и опубликованные работы всех троих.
– Первых двух оставь, а что насчет археографа? – прервал его Адам.
– Да ничего, кроме одной небольшой детали. Когда я позвонил на философский, чтобы узнать его адрес и домашний телефон, секретарша сказала, что Добривое Тиосавлевич скончался у себя в кабинете сегодня в первой половине дня. Кровоизлияние в мозг или что-то в этом роде…